Боль и страх потери охватили его с удвоенной силой.
– О, да! – прошептал он так тихо, что Энни едва услышала, что он говорит. – Думаю, что я понимаю это.
«НАДО СКАЗАТЬ ЕМУ ПРАВДУ, – подумала Энни. – СЕЙЧАС, КОГДА МЫ И ТАК ДАЛЕКО ЗАШЛИ».
– Все выглядело так прекрасно. Все вокруг было таким новым, дорогим и особенным. Стив чувствовал то же самое. Я думаю, что такое единодушие во взглядах и настроениях у нас со Стивом случилось еще и потому, что… что мы… Что мы полюбили друг друга.
Итак, Мартин услышал наконец, как она произнесла эти слова.
И сразу вся его решительность терпеть, ждать и надеяться оказалась бесполезной. Он уже с трудом сдерживал слепой, отчаянный гнев на «этих двоих». Мартин подумал о Томасе и Бенджи, спящих наверху, и о том, что будут значить для них несколько таких простых и страшных слов Энни. Он и сам не мог представить, как будет жить без жены, без ее любви.
– Энни… – простонал он, – ты понимаешь, что говоришь? Ты знаешь, какое горе нам все это принесет?
Не имея больше сил, чтобы дальше сдерживаться, Мартин вскочил на ноги, со всей силы грохнул кулаком по столу и сбросил на пол поднос с едой. Энни сквозь слезы смотрела на разбросанную по полу и ковру еду.
– Знаю, – прошептала она. – Я так много об этом думала…
– Ну и что же ты собираешься делать?
Энни вспомнила Тибби и ту жизнь, которую выбрала для себя ее мать. Интересно, а какой выбор сделаешь ты? Она снова ощутила, как дорога жизнь, как чудесно и важно было ее возрождение в больничной палате.
– Если бы я знала, – безнадежно прошептала она. – Я не знаю, что делать… Это правда.
Мартин подошел к окну, резко отдернул штору и посмотрел на улицу, потом вернул занавеску на место.
– Ты с ним спала?
– Один раз, – выдохнула Энни.
И вновь тяжелое молчание повисло в комнате. Мартин обессилено опустился на стул, а его жена так и осталась сидеть на коврике, неловко поджав затекшие ноги.
Наконец, Мартин мягко сказал:
– Люди, прожившие столько лет вместе, как мы с тобой, что они испытывают друг к другу? Я имею в виду, что их соединяют в чистом виде, если отбросить все подпорки привычек, традиций, привязанностей. Они не любят друг друга, во всяком случае, это не та любовь, о которой ты говоришь.
Энни вспомнила счастье, испытанное ею вчера в ресторане и потом в той полутемной комнате со Стивом.
– Нет, – с горечью в голосе сказала она, – не та…
– Ну, так и что же это тогда?
Она хотела ответить, и подыскивала слова поточнее, но Мартин заговорил опять сам:
– … Это дружба, симпатия. Мы старые друзья, Энни. Мы всего этого достигли вместе. – Он сделал круговой жест рукой, лицо его было спокойно, но Энни чувствовала, как весь он внутренне напряжен.
– Я все еще люблю тебя, Энни! Не знаю, та у нас с тобой любовь или не та, но я-то тебя все еще люблю, Энни, и тебе это хорошо известно! Но самое главное для нас сейчас в другом, правда? Мы всегда уважали друг друга. Возможно, в последнее время что-то упустили в нашем взаимопонимании, возможно, мы оба в чем-то виноваты, но ведь нельзя же взять и зачеркнуть счастье, то счастье, которое мы и наши дети испытали в этом доме. Ведь не может же оно исчезнуть после стольких лет.
Но Энни и на этот раз не сказала ни слова, и тогда Мартин спросил еще раз, уже прямо указывая на желательный ответ:
– Неужели это ничего для тебя не значит? – Энни протестующе взмахнула рукой.
– Ну, конечно, значит очень много, Мартин, годы ведь не вычеркнешь.
И все же они были разделены сейчас, в эту минуту, среди теплого уютного полутемного дома. Энни поняла, что никогда не сможет объяснить Мартину события в том супермаркете изменили все ее будущее, заставили переосмыслить собственную жизнь и подтолкнули к тому, что она полюбила случайного знакомого.
– Что ты теперь собираешься делать? – снова спросил Мартин. Она подняла голову.
– Я не знаю, как смогу жить без… него.
Энни почувствовала, как ее слова ударили мужа. Ей захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть муку, исказившую его лицо.
Он мог закричать на нее, бросить ей в глаза множество ужасных и справедливых слов, которые так и рвались у него из груди, но усилием воли сдержал себя.
Когда, наконец, Мартин понял, что вновь может владеть собой, он очень медленно, словно старательно выговаривал слова какого-то незнакомого языка, произнес:
– Я не позволю тебе уйти, ты моя жена. Мать моих детей.
– Господи, ну что я еще могу сказать тебе? – Мартин сжал кулаки, костяшки его пальцев побелели.
– Вот что я тебе скажу, Энни. Если ты… когда ты… если ты все-таки примешь какое-нибудь решение… в общем, я хочу, чтобы ты сначала все как следует обдумала. А вот и все. Только решай побыстрее.
Все, что ему еще оставалось сделать, это встать и уйти, сгибаясь под тяжестью обрушившихся на него слов.
«Я НЕ ЗНАЮ, КАК БЕЗ НЕГО ЖИТЬ». Мартин неловко встал, покачнулся и вышел, плотно притворив за собой дверь.
Энни слышала, как он ходит наверху, слышала его шаги. Потом стукнула дверь комнаты для гостей. Мартин ушел спать в свободную комнату. А Энни по-прежнему сидела на ковре, глядя прямо перед собой и едва дыша от боли, которую им обоим причинили ее слова. Наконец, она подогнула колени, положила на них голову и снова уже в который раз стала мучительно размышлять, пытаясь найти хоть какое-нибудь решение неразрешимых проблем.
Две недели прошли так, словно их прожил кто-то другой. По утрам, когда Энни просыпалась, она, забыв обо всем, чувствовала себя легко и свободно. Но это состояние длилось всего одну-две секунды после пробуждения. Потом действительность возвращалась к ней, и надо было вставать и идти, и жить, а вечером снова ложиться спать.
Эта жизнь более отчетливо, чем когда-либо еще, дала ей понять, что у них с Мартином была, действительно, просто дружба. И когда ее не стало, – это понял даже Бенджи. Однажды, рано утром, он пришел в спальную в своей голубенькой пижаме и, увидев мать одну в широкой кровати, спросил:
– А ты с папой больше не дружишь?
Энни не нашлась, что сказать, и вместо ответа протянула к нему руки. Но, даже когда сын подошел, она почувствовала, что он старается отстраниться от нее, словно еще не решил, кому из родителей отдать свое предпочтение и на чью сторону стать. Это ранило ее даже больше, чем предполагаемая разлука с близкими.
С этой своей печалью она пошла к Стиву, хотя и пыталась не показывать виду.
– Прости меня, – сказала она. – Я ведь говорила тебе в самом начале, что наше счастье сделает все вокруг несчастным.
Но, Стив был нежен и тверд. Он усадил ее рядом с собой на глубоком черном диване, обнял и заставил рассказать обо всем. Он внимательно слушал Энни, не размыкая объятий, пока ее напряжение и чувство вины не стали угасать. А потом они пошли в спальню, и Стив, потянув за руку, уложил Энни рядом с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– О, да! – прошептал он так тихо, что Энни едва услышала, что он говорит. – Думаю, что я понимаю это.
«НАДО СКАЗАТЬ ЕМУ ПРАВДУ, – подумала Энни. – СЕЙЧАС, КОГДА МЫ И ТАК ДАЛЕКО ЗАШЛИ».
– Все выглядело так прекрасно. Все вокруг было таким новым, дорогим и особенным. Стив чувствовал то же самое. Я думаю, что такое единодушие во взглядах и настроениях у нас со Стивом случилось еще и потому, что… что мы… Что мы полюбили друг друга.
Итак, Мартин услышал наконец, как она произнесла эти слова.
И сразу вся его решительность терпеть, ждать и надеяться оказалась бесполезной. Он уже с трудом сдерживал слепой, отчаянный гнев на «этих двоих». Мартин подумал о Томасе и Бенджи, спящих наверху, и о том, что будут значить для них несколько таких простых и страшных слов Энни. Он и сам не мог представить, как будет жить без жены, без ее любви.
– Энни… – простонал он, – ты понимаешь, что говоришь? Ты знаешь, какое горе нам все это принесет?
Не имея больше сил, чтобы дальше сдерживаться, Мартин вскочил на ноги, со всей силы грохнул кулаком по столу и сбросил на пол поднос с едой. Энни сквозь слезы смотрела на разбросанную по полу и ковру еду.
– Знаю, – прошептала она. – Я так много об этом думала…
– Ну и что же ты собираешься делать?
Энни вспомнила Тибби и ту жизнь, которую выбрала для себя ее мать. Интересно, а какой выбор сделаешь ты? Она снова ощутила, как дорога жизнь, как чудесно и важно было ее возрождение в больничной палате.
– Если бы я знала, – безнадежно прошептала она. – Я не знаю, что делать… Это правда.
Мартин подошел к окну, резко отдернул штору и посмотрел на улицу, потом вернул занавеску на место.
– Ты с ним спала?
– Один раз, – выдохнула Энни.
И вновь тяжелое молчание повисло в комнате. Мартин обессилено опустился на стул, а его жена так и осталась сидеть на коврике, неловко поджав затекшие ноги.
Наконец, Мартин мягко сказал:
– Люди, прожившие столько лет вместе, как мы с тобой, что они испытывают друг к другу? Я имею в виду, что их соединяют в чистом виде, если отбросить все подпорки привычек, традиций, привязанностей. Они не любят друг друга, во всяком случае, это не та любовь, о которой ты говоришь.
Энни вспомнила счастье, испытанное ею вчера в ресторане и потом в той полутемной комнате со Стивом.
– Нет, – с горечью в голосе сказала она, – не та…
– Ну, так и что же это тогда?
Она хотела ответить, и подыскивала слова поточнее, но Мартин заговорил опять сам:
– … Это дружба, симпатия. Мы старые друзья, Энни. Мы всего этого достигли вместе. – Он сделал круговой жест рукой, лицо его было спокойно, но Энни чувствовала, как весь он внутренне напряжен.
– Я все еще люблю тебя, Энни! Не знаю, та у нас с тобой любовь или не та, но я-то тебя все еще люблю, Энни, и тебе это хорошо известно! Но самое главное для нас сейчас в другом, правда? Мы всегда уважали друг друга. Возможно, в последнее время что-то упустили в нашем взаимопонимании, возможно, мы оба в чем-то виноваты, но ведь нельзя же взять и зачеркнуть счастье, то счастье, которое мы и наши дети испытали в этом доме. Ведь не может же оно исчезнуть после стольких лет.
Но Энни и на этот раз не сказала ни слова, и тогда Мартин спросил еще раз, уже прямо указывая на желательный ответ:
– Неужели это ничего для тебя не значит? – Энни протестующе взмахнула рукой.
– Ну, конечно, значит очень много, Мартин, годы ведь не вычеркнешь.
И все же они были разделены сейчас, в эту минуту, среди теплого уютного полутемного дома. Энни поняла, что никогда не сможет объяснить Мартину события в том супермаркете изменили все ее будущее, заставили переосмыслить собственную жизнь и подтолкнули к тому, что она полюбила случайного знакомого.
– Что ты теперь собираешься делать? – снова спросил Мартин. Она подняла голову.
– Я не знаю, как смогу жить без… него.
Энни почувствовала, как ее слова ударили мужа. Ей захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть муку, исказившую его лицо.
Он мог закричать на нее, бросить ей в глаза множество ужасных и справедливых слов, которые так и рвались у него из груди, но усилием воли сдержал себя.
Когда, наконец, Мартин понял, что вновь может владеть собой, он очень медленно, словно старательно выговаривал слова какого-то незнакомого языка, произнес:
– Я не позволю тебе уйти, ты моя жена. Мать моих детей.
– Господи, ну что я еще могу сказать тебе? – Мартин сжал кулаки, костяшки его пальцев побелели.
– Вот что я тебе скажу, Энни. Если ты… когда ты… если ты все-таки примешь какое-нибудь решение… в общем, я хочу, чтобы ты сначала все как следует обдумала. А вот и все. Только решай побыстрее.
Все, что ему еще оставалось сделать, это встать и уйти, сгибаясь под тяжестью обрушившихся на него слов.
«Я НЕ ЗНАЮ, КАК БЕЗ НЕГО ЖИТЬ». Мартин неловко встал, покачнулся и вышел, плотно притворив за собой дверь.
Энни слышала, как он ходит наверху, слышала его шаги. Потом стукнула дверь комнаты для гостей. Мартин ушел спать в свободную комнату. А Энни по-прежнему сидела на ковре, глядя прямо перед собой и едва дыша от боли, которую им обоим причинили ее слова. Наконец, она подогнула колени, положила на них голову и снова уже в который раз стала мучительно размышлять, пытаясь найти хоть какое-нибудь решение неразрешимых проблем.
Две недели прошли так, словно их прожил кто-то другой. По утрам, когда Энни просыпалась, она, забыв обо всем, чувствовала себя легко и свободно. Но это состояние длилось всего одну-две секунды после пробуждения. Потом действительность возвращалась к ней, и надо было вставать и идти, и жить, а вечером снова ложиться спать.
Эта жизнь более отчетливо, чем когда-либо еще, дала ей понять, что у них с Мартином была, действительно, просто дружба. И когда ее не стало, – это понял даже Бенджи. Однажды, рано утром, он пришел в спальную в своей голубенькой пижаме и, увидев мать одну в широкой кровати, спросил:
– А ты с папой больше не дружишь?
Энни не нашлась, что сказать, и вместо ответа протянула к нему руки. Но, даже когда сын подошел, она почувствовала, что он старается отстраниться от нее, словно еще не решил, кому из родителей отдать свое предпочтение и на чью сторону стать. Это ранило ее даже больше, чем предполагаемая разлука с близкими.
С этой своей печалью она пошла к Стиву, хотя и пыталась не показывать виду.
– Прости меня, – сказала она. – Я ведь говорила тебе в самом начале, что наше счастье сделает все вокруг несчастным.
Но, Стив был нежен и тверд. Он усадил ее рядом с собой на глубоком черном диване, обнял и заставил рассказать обо всем. Он внимательно слушал Энни, не размыкая объятий, пока ее напряжение и чувство вины не стали угасать. А потом они пошли в спальню, и Стив, потянув за руку, уложил Энни рядом с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103