американским самураем, не берущим пленных. Меня не должны были беспокоить эти символы защиты и внушаемый ими страх. Но мне все это было не по душе.
Я кивнул охране у ворот. Они кивнули в ответ и приготовились пропустить меня. Но я задержался на тротуаре, хмуро разглядывая толпу туристов, мельтешащих у высокой чугунной ограды. Они с любовью смотрели из-за решетки на символ нации.
— Нам следовало бы разбить побольше лужаек и посадить яблони в эти бетонные кадки, — буркнул я охране.
— Простите, полковник?
— Яблони надо было посадить. Типичный американский плод. Яблони встречают каждого радушно. Людям бы это понравилось.
Они обменялись осторожными взглядами.
— Все в порядке, сэр?
Нет, ничего не было в порядке!
Темное, неопределенное нечто, следившее за мной из темноты, наконец заявило о себе.
Волосы шевельнулись у меня на затылке за секунду до того, как я увидел его. Это был огромный рыхлый мужчина, фунтов в четыреста весом и на добрых шесть дюймов выше меня ростом. Настоящий бугай в мешковатых камуфляжных штанах и старой армейской куртке, которую он расставил кусками коричневой материи, так что она оказалась великовата даже для него. Темные грязные волосы лежали у него на плечах, черная густая щетина не улучшала впечатления. У него было гневное, страдальческое и одновременно смущенное выражение лица, а в глазах было нечто такое, что любой отвел бы взгляд.
«Возможно, это ветеран, — подумал я. — Не слишком стар, чтобы успеть повоевать во Вьетнаме. Но это могла быть и операция в Персидском заливе. А может, это обычный несчастный сумасшедший, воевавший только в своем воображении». Внезапно он принялся размахивать руками, распугав туристов, а потом запрокинул голову и крикнул, обращаясь к небу:
— Я сейчас взорву эту проклятую ограду! Я пройду по моей земле, зайду в мой дом и увижу президента!
У меня есть право! У меня есть власть! Я не хочу никому причинить вреда! Отойдите в сторону! Смотрите!
Мужчина распахнул куртку и повернулся к людям. Он был перепоясан пакетами, в которых могла оказаться мощная взрывчатка или безобидная глина.
Туристы закричали и бросились врассыпную.
— Держитесь от меня подальше! — крикнул мужчина охранникам. — У меня еще есть вот это!
Он потряс правой рукой. Огромный нож мясника выскользнул из грязного залатанного рукава. Он схватил его за рукоятку огромной ладонью размером с блюдце и погрозил агентам длинным лезвием. Его рука дрожала.
— Отойдите подальше, и я вас не раню! — приказал он охране и в упор посмотрел на меня. Его глаза наполнились слезами. — Отойди! — простонал он.
Я подумал, что бедный псих не угрожает нам. Он старался защитить нас от самого себя. Я кожей почувствовал его боль.
У меня за спиной охранники достали оружие и начали по рации просить помощь. Я знал, что должно произойти. Они прикажут ему бросить нож, а когда сумасшедший их не послушается, они прострелят ему колени. Если он слишком накачан наркотиками, или совсем не в себе, или просто слишком упрям, чтобы лечь на землю ради собственного спасения, они выстрелят снова и убьют его.
И я вдруг понял, что не могу этого допустить.
Я медленно пошел к нему. Охрана заволновалась.
— Полковник! Сэр! Вернитесь, сэр!
Я поднял руку, призывая их замолчать, и вступил на границу между светом и тьмой, в тень, поглотившую эту огромную отчаявшуюся душу.
— Что это ты делаешь, парень? — крикнул он. Его голос сорвался.
— Ты будешь говорить, а я послушаю.
Мужчина смотрел на меня целую минуту, потом устало махнул ножом и начал рассказывать мне свою историю. Сначала медленно, потом все быстрее. Слова лились из него потоком. Краем сознания я слышал вой сирен вдалеке, напряженные переговоры охранников у меня за спиной, шорох подошв, когда агенты в штатском и в форме рассредоточивались по улице неслышной походкой охотников. Я знал: стоит ему сделать хоть одно неверное движение, он умрет.
Нет, я ему не позволю.
В том, что он говорил, не было большого смысла. Он не выдвигал глубоких идей, не предлагал гениальных планов, не называл себя, не говорил, кто он, откуда и почему решился на публичное самоубийство. Я слышал в его словах только горе, удивление, горечь и страх. Он говорил о безликих вещах, которые живут в темноте вместе с ним, со мной, со всеми нами. Он был душой всех тех, кого я убил в сражениях, правых или неправых. Он был наемным убийцей из Чикаго. Он был отцом, которого я никогда не знал, братом, которого я мог иметь. Частью его был Дэви Тэкери, и частью его был я сам.
Этот сумасшедший был смертью и искуплением.
Наконец его голос сорвался, и он зарыдал.
— Откуда нам знать, что делать, парень? Я пришел сюда, чтобы спросить президента. Он знает. Он должен знать!
— Я могу сказать тебе, что ответит президент. Эти слова я услышал от него сам, когда потерялся. — Я сделал шаг к мужчине. — Давай поедем домой.
— Домой? — Его плечи поникли. Он вздохнул с облегчением. Рука, державшая нож, свободно упала вдоль тела. — Хорошо, парень.
Все оказалось очень просто.
Я положил руку ему на плечо, чтобы удержать его, пока я буду отбирать у него нож. Но в этот момент один из охранников сделал резкое движение, и голова сумасшедшего резко дернулась. Его глаза следили за движущимся человеком. Рука, державшая нож, судорожно сжалась.
— Ложись! — крикнул я, хватая его ниже пояса со взрывчаткой.
Он оступился и упал, я упал сверху. Нож вошел в меня с удивительной точностью. Я не был уверен, что он попал мне в грудь, пока не стал задыхаться и не понял, что кровь, заливающая его куртку, моя. Он поднял голову, увидел, что натворил, и простонал:
— Прости меня!
У меня перед глазами поплыли какие-то облака. Я положил руку ему на голову, защищая его.
— Хаш… — прошептал я.
— Хорошо, — прошептал он в ответ, решив, что я сказал: «Тише». Но он перестал сопротивляться. И я тоже.
Хаш.
Глава 19
Я сидела с Бэби в большом кресле-качалке на зад-ней веранде, обнимая ее, защищая от холодного вечернего воздуха. Я укрыла нас обеих теплым пледом с яблоками на кайме. Она уткнулась лбом мне в шею, и я укачивала ее, целовала темные волосы.
— Скажи мне еще раз, кто я такая, — тихонько попросила она.
— Ты Шестая Хаш Макгиллен и Вторая Хаш Макгиллен Тэкери, — прошептала я. — Поэтому ты особенная, а только это и важно.
— Ты уверена?
— Да, дорогая, я совершенно уверена. Люди рождаются для того, чтобы стать тем, кем им хочется. Все зависит от того, как ты расскажешь свою историю.
Мы услышали шаги. Я спустила Бэби на пол, и она пробежала по дому к парадной двери. Я с тревогой последовала за ней. Увидев Логана и Люсиль, Бэби замерла. Логан посмотрел на нее покрасневшими глазами.
— Как поживает моя детка после разговора с тетей Хаш?
— Я по-прежнему осталась Шестой Хаш Макгиллен, папочка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Я кивнул охране у ворот. Они кивнули в ответ и приготовились пропустить меня. Но я задержался на тротуаре, хмуро разглядывая толпу туристов, мельтешащих у высокой чугунной ограды. Они с любовью смотрели из-за решетки на символ нации.
— Нам следовало бы разбить побольше лужаек и посадить яблони в эти бетонные кадки, — буркнул я охране.
— Простите, полковник?
— Яблони надо было посадить. Типичный американский плод. Яблони встречают каждого радушно. Людям бы это понравилось.
Они обменялись осторожными взглядами.
— Все в порядке, сэр?
Нет, ничего не было в порядке!
Темное, неопределенное нечто, следившее за мной из темноты, наконец заявило о себе.
Волосы шевельнулись у меня на затылке за секунду до того, как я увидел его. Это был огромный рыхлый мужчина, фунтов в четыреста весом и на добрых шесть дюймов выше меня ростом. Настоящий бугай в мешковатых камуфляжных штанах и старой армейской куртке, которую он расставил кусками коричневой материи, так что она оказалась великовата даже для него. Темные грязные волосы лежали у него на плечах, черная густая щетина не улучшала впечатления. У него было гневное, страдальческое и одновременно смущенное выражение лица, а в глазах было нечто такое, что любой отвел бы взгляд.
«Возможно, это ветеран, — подумал я. — Не слишком стар, чтобы успеть повоевать во Вьетнаме. Но это могла быть и операция в Персидском заливе. А может, это обычный несчастный сумасшедший, воевавший только в своем воображении». Внезапно он принялся размахивать руками, распугав туристов, а потом запрокинул голову и крикнул, обращаясь к небу:
— Я сейчас взорву эту проклятую ограду! Я пройду по моей земле, зайду в мой дом и увижу президента!
У меня есть право! У меня есть власть! Я не хочу никому причинить вреда! Отойдите в сторону! Смотрите!
Мужчина распахнул куртку и повернулся к людям. Он был перепоясан пакетами, в которых могла оказаться мощная взрывчатка или безобидная глина.
Туристы закричали и бросились врассыпную.
— Держитесь от меня подальше! — крикнул мужчина охранникам. — У меня еще есть вот это!
Он потряс правой рукой. Огромный нож мясника выскользнул из грязного залатанного рукава. Он схватил его за рукоятку огромной ладонью размером с блюдце и погрозил агентам длинным лезвием. Его рука дрожала.
— Отойдите подальше, и я вас не раню! — приказал он охране и в упор посмотрел на меня. Его глаза наполнились слезами. — Отойди! — простонал он.
Я подумал, что бедный псих не угрожает нам. Он старался защитить нас от самого себя. Я кожей почувствовал его боль.
У меня за спиной охранники достали оружие и начали по рации просить помощь. Я знал, что должно произойти. Они прикажут ему бросить нож, а когда сумасшедший их не послушается, они прострелят ему колени. Если он слишком накачан наркотиками, или совсем не в себе, или просто слишком упрям, чтобы лечь на землю ради собственного спасения, они выстрелят снова и убьют его.
И я вдруг понял, что не могу этого допустить.
Я медленно пошел к нему. Охрана заволновалась.
— Полковник! Сэр! Вернитесь, сэр!
Я поднял руку, призывая их замолчать, и вступил на границу между светом и тьмой, в тень, поглотившую эту огромную отчаявшуюся душу.
— Что это ты делаешь, парень? — крикнул он. Его голос сорвался.
— Ты будешь говорить, а я послушаю.
Мужчина смотрел на меня целую минуту, потом устало махнул ножом и начал рассказывать мне свою историю. Сначала медленно, потом все быстрее. Слова лились из него потоком. Краем сознания я слышал вой сирен вдалеке, напряженные переговоры охранников у меня за спиной, шорох подошв, когда агенты в штатском и в форме рассредоточивались по улице неслышной походкой охотников. Я знал: стоит ему сделать хоть одно неверное движение, он умрет.
Нет, я ему не позволю.
В том, что он говорил, не было большого смысла. Он не выдвигал глубоких идей, не предлагал гениальных планов, не называл себя, не говорил, кто он, откуда и почему решился на публичное самоубийство. Я слышал в его словах только горе, удивление, горечь и страх. Он говорил о безликих вещах, которые живут в темноте вместе с ним, со мной, со всеми нами. Он был душой всех тех, кого я убил в сражениях, правых или неправых. Он был наемным убийцей из Чикаго. Он был отцом, которого я никогда не знал, братом, которого я мог иметь. Частью его был Дэви Тэкери, и частью его был я сам.
Этот сумасшедший был смертью и искуплением.
Наконец его голос сорвался, и он зарыдал.
— Откуда нам знать, что делать, парень? Я пришел сюда, чтобы спросить президента. Он знает. Он должен знать!
— Я могу сказать тебе, что ответит президент. Эти слова я услышал от него сам, когда потерялся. — Я сделал шаг к мужчине. — Давай поедем домой.
— Домой? — Его плечи поникли. Он вздохнул с облегчением. Рука, державшая нож, свободно упала вдоль тела. — Хорошо, парень.
Все оказалось очень просто.
Я положил руку ему на плечо, чтобы удержать его, пока я буду отбирать у него нож. Но в этот момент один из охранников сделал резкое движение, и голова сумасшедшего резко дернулась. Его глаза следили за движущимся человеком. Рука, державшая нож, судорожно сжалась.
— Ложись! — крикнул я, хватая его ниже пояса со взрывчаткой.
Он оступился и упал, я упал сверху. Нож вошел в меня с удивительной точностью. Я не был уверен, что он попал мне в грудь, пока не стал задыхаться и не понял, что кровь, заливающая его куртку, моя. Он поднял голову, увидел, что натворил, и простонал:
— Прости меня!
У меня перед глазами поплыли какие-то облака. Я положил руку ему на голову, защищая его.
— Хаш… — прошептал я.
— Хорошо, — прошептал он в ответ, решив, что я сказал: «Тише». Но он перестал сопротивляться. И я тоже.
Хаш.
Глава 19
Я сидела с Бэби в большом кресле-качалке на зад-ней веранде, обнимая ее, защищая от холодного вечернего воздуха. Я укрыла нас обеих теплым пледом с яблоками на кайме. Она уткнулась лбом мне в шею, и я укачивала ее, целовала темные волосы.
— Скажи мне еще раз, кто я такая, — тихонько попросила она.
— Ты Шестая Хаш Макгиллен и Вторая Хаш Макгиллен Тэкери, — прошептала я. — Поэтому ты особенная, а только это и важно.
— Ты уверена?
— Да, дорогая, я совершенно уверена. Люди рождаются для того, чтобы стать тем, кем им хочется. Все зависит от того, как ты расскажешь свою историю.
Мы услышали шаги. Я спустила Бэби на пол, и она пробежала по дому к парадной двери. Я с тревогой последовала за ней. Увидев Логана и Люсиль, Бэби замерла. Логан посмотрел на нее покрасневшими глазами.
— Как поживает моя детка после разговора с тетей Хаш?
— Я по-прежнему осталась Шестой Хаш Макгиллен, папочка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85