В глазах читалось отчаяние. Ничем неприкрытое. Разве что смешанное со смятением. Он вдруг выпалил с решимостью тореадора, бросающего вызов быку:
— Знаешь, ты только не смейся, но мне на мгновение показалось, что ты так сильно напоминаешь одну мою знакомую.
— Да? И кого же?
Зачем она спросила? Она же прекрасно знает ответ. Хочет сатисфакции? Чтобы он произнес, наконец, её имя? Чтобы показал, что помнит, что для него это тоже не прошло бесследно, что страдает не меньше, чем она?
— Только, повторяю, не смейся. — он нервно отхлебнул вина. — Помнишь, ты мне её фотографию показывала — Альбины Дормич?
— Да чем же я на неё похожа? — резко засмеялась Альбина. Если он сейчас дотронется до неё, она расплачется, разрыдается прямо здесь. И все расскажет. Но он, наоборот, откинулся на спинку стула, словно нарочито увеличив расстояние между ними. Чего он боится?
— Да многим. Голос, фигура, походка, движения, как танцуешь. Даже в глазах есть что-то такое…
— А ты её так хорошо помнишь? — она наклонилась к нему вперед всем телом, почти улегшись на стол. — Ведь говорил, что не видел давно, что не интересуешься ею?
Скажи это! Скажи! Произнеси то, что она хочет услышать!
— Да, помню.
Запнулся. Подбирает слова. Заметно, как выражение лица меняется, вновь приобретает прежнее, беззаботное, лишенное воспоминаний.
— Она же известная личность! — это уже слова не из глубины души. Просто стандартное прикрытие. Все. Момент упущен. —Она же везде мелькала, невозможно не видеть.
— Так она тебе нравилась или нет?
Этот вопрос она задала уже чисто механически. Разговор вновь перешел на уровень общения двух масок.
— Да при чем тут это?
— Ну, пытаюсь определить, если я на неё похожа, это мне плюс или минус.
— Так, этой даме больше не наливать, — перевел он все в шутку. — Тебе еще что заказать?
— Ты мне не ответил на мой вопрос. Она тебе нравилась или….?
— Нравилась, нравилась, мне вообще все нравятся. Так что тебе заказать?
— Ничего. Пошли домой.
— Уже?
— Да. Ты со мной не хочешь разговаривать, отмазываешься шутками. Думаешь, я пьяна? Ни капельки. Для меня это — как банка колы.
— Угу, — глаза его весело блеснули, глядя на её порозовевшее лицо. Странная она. Словно борются в ней два разных человека, и наружу выглядывает то один, то другой. Она в самом деле напомнила ему Дормич, каким бы абсурдом это не казалось. Слова, что она напомнила Альбину служили лишь вершиной айсберга. Айсберг этот уходил основанием далеко под воду. Глубиной в десять лет. Десять долгих лет взросления, закаливания по жизни, ломки своих привычек и ценностей. Да, пришлось сломать многое в себе, чтобы оправдаться перед самим собой, доказать собственную правоту, поверить в правоту решений. И он почти поверил в успех самоизменений, поверил, что добился того баланса, к которому стремился. Баланса, разрушенного в одночасье собственной рукой.
Жил себе студент Тёма вольной беззаботной жизнью, учился на врача, имел друзей, влюблялся, радовался, огорчался. Все, как у людей. Был у него друг Олег. Журналист. Балагур и лоботряс — равных не было. Друг детства. Бывало, не виделись годами, а потом вдруг вновь сближались и проводили все вечера напролет вместе. В общем, тоже обычная история. Была. Пока не появилась у Олега девушка. Тёма на девушек друзей не имел привычки заглядываться, потому внимания на неё особого не обратил. Тем более, девушка была с гонором, модель, красивая, считала себя звездой. Да и была звездой в свои восемнадцать лет. Тёма подумал тогда, что девушка Олегу морочит голову, но лезть в их дела не имел никакой охоты. Зачем?
А потом Тёма понял, что заболел. Так бывает, когда кто-то из окружения болен, а ты думаешь, что уж твой-то организм сильный и закаленный, тебя эта банальная простуда не возьмет. И даже не делаешь попыток предотвратить болезнь. Ведь ты её не боишься. Тебе бы бежать, бежать подальше, чтобы не достала тебя инфекция, но ты храбро остаешься там, где очаг. А в одно прекрасное утро просыпаешься и чувствуешь — вот оно. Первые симптомы. Болезнь уже в тебе. И чтобы ты не делал с этого момента, все бесполезно. Болезнь развивается со страшной силой, и даже хуже, чем у знакомых, от которых ты заразился.
Тёма заболел Альбиной. Она вошла в его кровь вирусом, проникнув и оккупировав каждую клеточку его тела. Завладев мозгом. Завладев всем. Он отчаянно боролся, но что мог сделать неподготовленный к баталиям с сильными чувствами молодой парень? Что он мог противопоставить страсти, захватывающей его все сильнее и сильнее? Он мучился. Он злился на себя, на свою слабость. Удерживало его от действий только одно. Понятие «дружбы» встало грудью на защиту мужских интересов.
Юные умы сильно подвержены всяким там кодексам чести, разделению мира и отношений на черное и белое. Они еще не научились ценить те немногочисленные жемчужины, попадающие на дороге. Не научились бороться за них, вставать против стандартного мировоззрения. Тёма был один из многих. Он так же прошел промывку мозгов в подростковом возрасте, впитав ценности мужской дружбы, но обойдя стороной ценности любви.
Он мог контролировать свои действия, замаскировав их противоположным — неприятием, но мог удерживать в узде свои мысли. Её фотографии, на бумаге и в голове, зарисовки, постоянное наблюдение за её движениями, словами, взглядами. Было несколько очень удачных снимков, где он уловил моменты задумчивости. Там она была естественна и красива до безумия. Без позирования, без расчета на внимание окружающих. Он мог смотреть на эти снимки часами.
Тяжелее всего было смотреть на руки Олега, постоянно обнимающие её талию, мельком задевающие грудь, спину. Эти прикосновения ожогом отпечатывались в его мозгу. Но он справился и с этим. Кольца мужской дружбы обвивали крепче крепкого, не давая расслабиться, не давая пробить брешь.
Он бы уехал куда-нибудь с удовольствием, но учеба не отпускала. И каждый раз он вновь мчался в клуб, в надежде увидеть её. Забивался в угол, молчал, приводил подружек для отвода глаз. Не при каких обстоятельствах не прикасался к ней. Интуиция подсказывала ему, что одно прикосновение может свести на нет все его усилия. Ощущения тела, владеющего его умом с такой всепоглощающей силой, сметет все преграды. Он не выдержит. Он рухнет.
А потом… Потом она нашла эти фотографии. Случайность. Случайность, разрушившая иллюзию. Она была женщиной. Она выросла в уверенности, что мир принадлежит ей. Что человек рожден для того, чтобы взять от жизни все. Она не проходила промывку мозгов в компании подростков. В этот период жизни она колесила по свету, взрослея семимильными шагами. Она привыкла протягивать руку и брать то, что хочется. Она не была знакома со змеиными кольцами мужской дружбы, а потому обладала крепким иммунитетом против неё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Знаешь, ты только не смейся, но мне на мгновение показалось, что ты так сильно напоминаешь одну мою знакомую.
— Да? И кого же?
Зачем она спросила? Она же прекрасно знает ответ. Хочет сатисфакции? Чтобы он произнес, наконец, её имя? Чтобы показал, что помнит, что для него это тоже не прошло бесследно, что страдает не меньше, чем она?
— Только, повторяю, не смейся. — он нервно отхлебнул вина. — Помнишь, ты мне её фотографию показывала — Альбины Дормич?
— Да чем же я на неё похожа? — резко засмеялась Альбина. Если он сейчас дотронется до неё, она расплачется, разрыдается прямо здесь. И все расскажет. Но он, наоборот, откинулся на спинку стула, словно нарочито увеличив расстояние между ними. Чего он боится?
— Да многим. Голос, фигура, походка, движения, как танцуешь. Даже в глазах есть что-то такое…
— А ты её так хорошо помнишь? — она наклонилась к нему вперед всем телом, почти улегшись на стол. — Ведь говорил, что не видел давно, что не интересуешься ею?
Скажи это! Скажи! Произнеси то, что она хочет услышать!
— Да, помню.
Запнулся. Подбирает слова. Заметно, как выражение лица меняется, вновь приобретает прежнее, беззаботное, лишенное воспоминаний.
— Она же известная личность! — это уже слова не из глубины души. Просто стандартное прикрытие. Все. Момент упущен. —Она же везде мелькала, невозможно не видеть.
— Так она тебе нравилась или нет?
Этот вопрос она задала уже чисто механически. Разговор вновь перешел на уровень общения двух масок.
— Да при чем тут это?
— Ну, пытаюсь определить, если я на неё похожа, это мне плюс или минус.
— Так, этой даме больше не наливать, — перевел он все в шутку. — Тебе еще что заказать?
— Ты мне не ответил на мой вопрос. Она тебе нравилась или….?
— Нравилась, нравилась, мне вообще все нравятся. Так что тебе заказать?
— Ничего. Пошли домой.
— Уже?
— Да. Ты со мной не хочешь разговаривать, отмазываешься шутками. Думаешь, я пьяна? Ни капельки. Для меня это — как банка колы.
— Угу, — глаза его весело блеснули, глядя на её порозовевшее лицо. Странная она. Словно борются в ней два разных человека, и наружу выглядывает то один, то другой. Она в самом деле напомнила ему Дормич, каким бы абсурдом это не казалось. Слова, что она напомнила Альбину служили лишь вершиной айсберга. Айсберг этот уходил основанием далеко под воду. Глубиной в десять лет. Десять долгих лет взросления, закаливания по жизни, ломки своих привычек и ценностей. Да, пришлось сломать многое в себе, чтобы оправдаться перед самим собой, доказать собственную правоту, поверить в правоту решений. И он почти поверил в успех самоизменений, поверил, что добился того баланса, к которому стремился. Баланса, разрушенного в одночасье собственной рукой.
Жил себе студент Тёма вольной беззаботной жизнью, учился на врача, имел друзей, влюблялся, радовался, огорчался. Все, как у людей. Был у него друг Олег. Журналист. Балагур и лоботряс — равных не было. Друг детства. Бывало, не виделись годами, а потом вдруг вновь сближались и проводили все вечера напролет вместе. В общем, тоже обычная история. Была. Пока не появилась у Олега девушка. Тёма на девушек друзей не имел привычки заглядываться, потому внимания на неё особого не обратил. Тем более, девушка была с гонором, модель, красивая, считала себя звездой. Да и была звездой в свои восемнадцать лет. Тёма подумал тогда, что девушка Олегу морочит голову, но лезть в их дела не имел никакой охоты. Зачем?
А потом Тёма понял, что заболел. Так бывает, когда кто-то из окружения болен, а ты думаешь, что уж твой-то организм сильный и закаленный, тебя эта банальная простуда не возьмет. И даже не делаешь попыток предотвратить болезнь. Ведь ты её не боишься. Тебе бы бежать, бежать подальше, чтобы не достала тебя инфекция, но ты храбро остаешься там, где очаг. А в одно прекрасное утро просыпаешься и чувствуешь — вот оно. Первые симптомы. Болезнь уже в тебе. И чтобы ты не делал с этого момента, все бесполезно. Болезнь развивается со страшной силой, и даже хуже, чем у знакомых, от которых ты заразился.
Тёма заболел Альбиной. Она вошла в его кровь вирусом, проникнув и оккупировав каждую клеточку его тела. Завладев мозгом. Завладев всем. Он отчаянно боролся, но что мог сделать неподготовленный к баталиям с сильными чувствами молодой парень? Что он мог противопоставить страсти, захватывающей его все сильнее и сильнее? Он мучился. Он злился на себя, на свою слабость. Удерживало его от действий только одно. Понятие «дружбы» встало грудью на защиту мужских интересов.
Юные умы сильно подвержены всяким там кодексам чести, разделению мира и отношений на черное и белое. Они еще не научились ценить те немногочисленные жемчужины, попадающие на дороге. Не научились бороться за них, вставать против стандартного мировоззрения. Тёма был один из многих. Он так же прошел промывку мозгов в подростковом возрасте, впитав ценности мужской дружбы, но обойдя стороной ценности любви.
Он мог контролировать свои действия, замаскировав их противоположным — неприятием, но мог удерживать в узде свои мысли. Её фотографии, на бумаге и в голове, зарисовки, постоянное наблюдение за её движениями, словами, взглядами. Было несколько очень удачных снимков, где он уловил моменты задумчивости. Там она была естественна и красива до безумия. Без позирования, без расчета на внимание окружающих. Он мог смотреть на эти снимки часами.
Тяжелее всего было смотреть на руки Олега, постоянно обнимающие её талию, мельком задевающие грудь, спину. Эти прикосновения ожогом отпечатывались в его мозгу. Но он справился и с этим. Кольца мужской дружбы обвивали крепче крепкого, не давая расслабиться, не давая пробить брешь.
Он бы уехал куда-нибудь с удовольствием, но учеба не отпускала. И каждый раз он вновь мчался в клуб, в надежде увидеть её. Забивался в угол, молчал, приводил подружек для отвода глаз. Не при каких обстоятельствах не прикасался к ней. Интуиция подсказывала ему, что одно прикосновение может свести на нет все его усилия. Ощущения тела, владеющего его умом с такой всепоглощающей силой, сметет все преграды. Он не выдержит. Он рухнет.
А потом… Потом она нашла эти фотографии. Случайность. Случайность, разрушившая иллюзию. Она была женщиной. Она выросла в уверенности, что мир принадлежит ей. Что человек рожден для того, чтобы взять от жизни все. Она не проходила промывку мозгов в компании подростков. В этот период жизни она колесила по свету, взрослея семимильными шагами. Она привыкла протягивать руку и брать то, что хочется. Она не была знакома со змеиными кольцами мужской дружбы, а потому обладала крепким иммунитетом против неё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81