– Нет, Тарса, – Беренгария опустила мягкую ладонь на смуглую руку принцессы. – Я не хочу ее убивать. Будем считать, что урок она получила. Отвяжи Валентину и позови Сину.
Тарса повиновалась, черные глаза сверкали неутоленной ненавистью.
– В следующий раз, высокочтимая леди, – пробормотала она, разрезая пояс украшенным драгоценными камнями кинжалом, который всегда носила при себе, – в следующий раз я вас убью.
Старая Сина вскрикнула от ужаса, увидев, в каком состоянии Валентина. Тарса швырнула избитую девушку на диван лицом вниз. Длинные кровоточащие рубцы покрывали хрупкую спину.
– Что ты наделала? – возмущенно накинулась Сина на Беренгарию, пользуясь правом кормилицы бранить свою воспитанницу.
– Валентина заслужила это наказание, – ответила Беренгария. – Я убедилась в коварном обмане, прежде чем решилась наказать ее. Как королева, я могла бы иметь и меньше причин, чтобы приказать ее высечь.
– Глупая девчонка! – вознегодовала Сина. – Ты позволила этой язычнице заставить тебя отвернуться от самой преданной из подруг, какая только когда-либо у тебя была!
Острые голубые глаза Сины пронизывали кипрскую принцессу.
– Поостерегись! – посоветовала старая женщина сумасбродной королеве. – Посмотри, кожа этой дикарки блестит от пота, вызванного похотью! Что ты нашла в этой черномазой? Темные волосы у нее на руках и над верхней губой наводят меня на мысль об обезьяне!
– Об обезьяне? Ах ты, старая ведьма! Да я тебе глаза сейчас выцарапаю! – завопила Тарса, кидаясь на Сину.
Беренгария бросилась разнимать дерущихся.
– Прекратите, говорю я вам, и немедленно! Убирайтесь вон из моих покоев! – приказала она и добавила, кивнув в сторону Валентины: – И заберите с собой эту падаль! Живо!
Тарса бросила на Валентину взгляд, полный ненависти. Сина же прижала безжизненную девушку к своей груди, сокрушенно прищелкивая языком и нашептывая ласковые слова.
– Заткнись, старуха! Отнеси Валентину в ее комнату и там продолжай свою воркотню! Даже когда мы были детьми, ты всегда отдавала ей предпочтение! Ты всегда считала, что она красивее, умнее, искуснее в рукоделии! Признайся, ворона, ты всегда любила ее больше! – от жалости к самой себе в глазах Беренгарии появились слезы.
– Нет! Я всегда лучше относилась к той, кого вскормила грудью. По-моему, Валентина не отличается ни красотой, ни умом, но следует признать, характер у нее мягче. А ты предпочла давней дружбе кипрскую обезьяну с женскими грудями!
Тарса зашипела и снова приготовилась напасть, красными острыми ногтями нацелившись в лицо старухи.
– Проклятая ведьма! – процедила она, ощерив зубы, как дикий зверь.
– Хватит! – приказала Беренгария. – Лучше помоги Сине дотащить мою придворную даму до ее комнаты. Давай!
Тарса метнула на Беренгарию предостерегающий взгляд. Было ясно, принцесса затаила злобу.
Валентину где пронесли, где протащили по каменной винтовой лестнице и положили на кровать. Тарса вытерла ладони о платье, словно их испачкала.
– Убирайся! – бранилась Сина. – Если ты еще когда-нибудь хоть пальцем прикоснешься к этой девушке, королю Ричарду станет известно, что случилось сегодня вечером, я уж о том позабочусь, и вряд ли ему понравится подобное обхождение со знатной дамой. Убирайся!
Тарса сделала угрожающее движение в сторону служанки, и та отступила. Одарив старуху зловещей улыбкой, принцесса выскочила за дверь. Гортанный смех гулко прозвучал отвратительным воплем среди голых каменных стен, укрепив Сину в ее мнении насчет «черной обезьяны».
Брызнув на Валентину холодной водой из кувшина, старуха привела девушку в чувство и принялась лечить несчастной окровавленную спину. Она хлопотала и квохтала, бегая вокруг, словно наседка, в то время как Валентина всхлипывала от ее осторожных прикосновений.
– Пройдет немало дней, прежде чем ты оправишься, цыпленочек. Я уж достану для тебя какое-нибудь снадобье, чтобы облегчить твою боль и навеять сон. Отдыхай же пока!
Измученная девушка заснула. Слабые болезненные вскрики изредка вырывались у нее из груди, ей чудились во сне сильные руки, обнимавшие стан, и темные глаза, насмешливо ловившие ее взор.
Сина приготовилась провести ночь у постели Валентины. Плечи старой женщины поникли. Как могла Беренгария подумать, что кормилица больше любит Валентину? Конечно, она любит эту девушку, но не больше, чем Беренгарию с ее глазами газели. Разве не старая Сина вскормила ту, что стала теперь новой королевой Англии?
Но даже думая так, старая женщина чувствовала, как ледяная рука страха сжимает ей сердце. Неужели же случится то, чего всегда опасалась кормилица королевы? Неужели Беренгария повторит путь своей матери, ведущий в пучину безумия?
* * *
В своих покоях Беренгария переоделась в платье из бледно-желтого шелка, которое она надела поверх юбки темно-бронзового оттенка. Королева заперла дверь сразу после того, как ушли Сина и Тарса, но спустя несколько минут смуглая принцесса вернулась и поскреблась в дверь, чтобы ее впустили. Беренгария бессердечно сделала вид, что ничего не слышит, и Тарса, обидевшись, удалилась.
Королева неторопливо расчесывала свои длинные темные волосы, пока не добилась безупречного блеска. Потом она украсила прическу тонкой, как паутинка, вуалью и золотым обручем. Закрепив пояс из золотистой ткани на пышных бедрах, Беренгария глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и вышла из спальни. По-королевски гордо вскинув голову, она направилась для ужина в зал, собираясь извиниться перед принцессой Джоанной и другими дамами за Валентину, чье отсутствие могло оказаться замеченным и вызвать удивление.
Перед ней распахнулись тяжелые двери, украшенные бронзовыми пластинками. Обеденный зал был освещен сотнями факелов, прикрепленных к высоким каменным стенам. На столах слуги уже расставили серебряные подносы и парные им кубки. Рука сама так и тянулась к свежим фруктам и мясным закускам. Упоительный запах жареной свинины, приправленной пряностями, щекотал ноздри. Слуги наливали в кубки вино и расставляли солонки. Раздавались ненавязчивые звуки настраиваемых инструментов. Ричард уже занял свое место во главе стола, а на кресле, предназначенном для королевы, непринужденно расположился Филипп Французский. Он болтал, развлекая Ричарда непристойностями.
Взгляд Беренгарии упал на тонкое, по-детски округлое лицо Филиппа. Стараясь не допустить, чтобы на ее лице отразились истинные чувства, королева украдкой разглядывала молодого человека. Темные волосы вились и без помощи масла, короткие тонкие ноги были искривлены оттого, что он начал ездить верхом в слишком юном возрасте. В лице мелькало что-то ястребиное из-за слишком тонких бровей и чересчур маленьких глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126