Кстати, о работе кишечного тракта: что-то она у меня совсем заглохла. Я встаю и спускаю воду.
– Хорошо, – говорю я. – Говори мне, где он живет. Есть у меня одна идея.
Когда я подъезжаю к дому Тодда, на пороге меня ждет не виданная мной ранее, всклокоченная и немытая версия Стейси.
– Настоящая хаус-фрау, – говорю я ей.
– Иди в жопу, – отвечает она, тыкая меня пальцем в живот. – На тебя посмотрим через три месяца.
– Ну и где он? – спрашиваю я.
– С лучшей нянькой. – Она кивает в сторону гостиной, я подхожу поближе и заглядываю из-за угла. Все, что мне видно, – это пара выглядывающих из-за дивана ножек. На другой стене – плазменный экран, по которому бегает мультяшный человечек в комбинезоне с висящими на поясе инструментами и все время что-то чинит.
– Что за фигню он смотрит? – спрашиваю я. Она закатывает глаза.
– «Мастер Боб» называется. Типа «знай и умей». Он эту пакость восьмой раз смотрит.
Я захожу в комнату и останавливаюсь у дивана, но малыш и не собирается выходить из своего видеотранса, хотя при этом понятно, что он в курсе моего присутствия. У этого Стейсиного кошмара буйные каштановые кудри, с которыми очаровательно смотрится темно-зеленый велюровый спортивный костюмчик от «Пумы». Вылитый Тодд. У меня сердце сжимается в груди, и я тяжко вздыхаю. Как бы мне хотелось мальчика. Чтобы променять на ежедневного «Мастера Боба» предменструальный синдром и врожденную стервозность.
Наконец видео останавливается, и я присаживаюсь на диван. Вот моя стратегия: буду разговаривать с ним так же, как с говорю со своими детьми в школе. Никакого сюсюканья, никакого громкого голоса и упрощенных предложений, все честно и открыто «мы-с-тобой-взрослые-люди». Вот такая стратегия, и я от нее не отступлю, потому что у меня нет ни малейшего понятия, как еще с ним можно разговаривать.
Я уже собираюсь сказать привет, но тут соображаю, что Стейси все время называла его просто «ребенок», и я понятия не имею, как его на самом деле зовут. Ладно, без проблем. Обойдусь.
– Привет, – говорю я, когда он наконец поднимает на меня глаза. – Я Лара. Подруга Стейси. А тебя как зовут?
Он смотрит на меня и усаживается, поджав ноги:
– Еще Боб.
– Так тебя зовут Боб? – спрашиваю я.
– Нет, – говорит он, берет пульт от телевизора и запихивает мне в руку. – Еще Боб.
Понятно. Значит, еще «Мастера Боба».
– Ну, вообще-то, – говорю я, – Боб уже закончился. Давай лучше поболтаем. Я слышала, у тебя проблемы с горшком? – Понижаю голос до таинственного шепота: – Между нами: у меня последнее время те же проблемы.
Он смотрит на меня в упор, и его нижняя губа начинает дрожать. Не успеваю я и глазом моргнуть, как он оказывается на полу, лицом вниз, закрыв голову руками. Выглядит это как картинка из учебных фильмов пятидесятых годов – что надо делать при воздушной тревоге. Только он еще и визжит:
– Ниачу-у-у-у-у! Исе Боб! Исе Боб! Исе-е-е-е-е Бо-о-о-о-о-об!
– Стейси, ау! – кричу я (Стейси на кухне, пользуется возможностью закинуть в себя пару мисок своей законной утренней овсянки). – Кажется, ему требуется еще Боб.
Она заходит в гостиную, продолжая жевать:
– Эйден, прекрати сейчас же. Мы же договорились, смотрим Боба последний раз. Покажи лучше Ларе свои игрушки.
Эйден как ни в чем не бывало вскакивает на ноги и расплывается в улыбке от уха до уха.
– Ашли, – говорит он, – Эйден игушки аазать. Я смотрю на Стейси.
– Он хочет, чтобы ты с ним пошла смотреть игрушки, – говорит она. Я в восторге. Не думала, что она говорит на двух языках. Она явно проводит с ним больше времени, чем говорит. Уик-энд на озере Тахо, блин. Скорее, уик-энд на озере кака. Могу спорить на что угодно, она с ним нянчилась каждый уик-энд, с тех пор как познакомилась с Тоддом. Я ей говорила, что так оно и будет.
Я встаю и иду за Эйденом в его комнату. Меня встречают штук пятнадцать разнообразных Бобов и немыслимое количество прилагающихся аксессуаров, каждый из которых Эйден мне демонстрирует и вручает.
– Спасибо, – повторяю я, получая очередную игрушку. Когда я оказываюсь по пояс заваленной Бобами, я решаю попробовать сменить тему: – Послушай-ка, Эйден. У меня есть замечательная книжка. Хочешь посмотреть?
– Ачу, – кивает он.
Я залезаю в сумку и достаю свою семейную реликвию, которую я получила от Эндрю, когда мы с ним съехались.
– Она называется «Все какают», – говорю я, перелистывая страницы. – Видишь? Здесь про то, как какать.
Эйден в восторге пялится на книгу, потом на меня, потом снова на книгу. Потом он снова смотрит на меня, и во взгляде читается полное недоумение: неужели она серьезно?
– Кака? – спрашивает он.
– Хорошо, – говорю я, – если тебе так нравится, давай называть это какой. Хочешь, чтобы я тебе почитала?
Он застенчиво кивает, потом отходит от меня, поворачивается спиной и с размаху плюхается ко мне на колени. Bay.
– Ладно, – говорю я. – Давай начнем.
Я беру книгу и открываю первую страницу. Эйден тут же вцепляется в нее руками и чуть не рвет страницу пополам.
– Осторожно! – ору я, и он в испуге отдергивает руки. – Эта книжка мне дорога как память. Семейная ценность, понимаешь? – Он мрачно кивает. – Ну, вот и хорошо. Давай посмотрим.
Я открываю на первой странице и начинаю читать:
– У слона большая кака, у мышки – маленькая кака.
– У-у-у, – говорит Эйден, показывая пальцем на изображение огромной слоновьей лепешки, стараясь не прикасаться к странице. – Кака.
– Совершенно верно, – говорю я. – Слон делает большую каку.
Вот и весь разговор «по-взрослому». Я переворачиваю страницы, и мы совместно изучаем верблюжью каку, акулью каку и множество разнообразных как, производимых млекопитающими, птицами и рептилиями. Эйден в полном восторге. Мы быстро осваиваем классификацию какашек, выясняем, у кого коричневые, а кого черные или белые, не говоря уже о круглых и овальных. Впрочем, когда мы доходим до человеческих, он замолкает до конца книжки.
– Все люди и звери кушают, а значит, все люди и звери какают, – читаю я. – Ну вот. Конец. И что ты об этом думаешь?
Эйден поворачивается и смотрит на меня:
– Исе-е-е-е?
– Все, – говорю я. – Книжка кончилась. В чем мораль, понятно? Все какают. Так что нечего здесь стесняться. Я знаю, проще сказать, чем сделать. Меня тоже эта тема несколько смущает, так что я тебя прекрасно понимаю, но в моем случае эта проблема обусловлена глубокими подсознательными комплексами по поводу своей сексуальности, к тому же, я думаю, в какой-то степени и тем фактом, что я подсознательно отвергала своего отца, который пускал газы на людях и вообще вел себя вульгарно, что было для меня в детстве очень унизительно. Но тебе всего два года. Рановато для таких неврозов.
Только сейчас я понимаю, что Стейси уже давно стоит в дверях комнаты, и она слышала весь мой монолог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88