— Офис президента. Могу ли я вам помочь?
— Да, можете, миссис Перкинз. Это Нина Рот. Я хотела бы поговорить с лордом Кэрхейвеном.
— Боюсь, это невозможно.
— Миссис Перкинз, я должна с ним поговорить. Это очень важно.
— Боюсь, это все-таки невозможно, — железным тоном повторила миссис Перкинз. — Лорда Кэрхейвена нет в стране. Он вне пределов досягаемости. Но я могу принять ваше сообщение.
Которое он никогда не получит.
— Понятно. Где он?
— Он в Швейцарии, мисс Рот. Поехал поддержать леди Элизабет.
— Это плохо, — предупредил Ронни Дэвис Ганса. — Газеты жрут ее живьем.
— Да, и теперь она знает об этом.
Ронни немного пасовал перед яростью Ганса. Удивительно, как этот пожилой человек действует на окружающих.
— Это не моя вина.
— Я знаю. Но присмотри за ней. — Ганс указал на Элизабет, снимавшую солнцезащитные очки. — Что говорит твой секундомер?
— Пять сорок, две десять, а супергигант она улучшила на полторы секунды. Она показывает замечательное время.
— А может еще лучше. И осталось всего два дня. Больше ничего отвлекающего, никакой зависти. — Ганс посмотрел на Карен Картер. — Элизабет должна выехать из шале, где живут остальные, и переехать ко мне.
— Да, начальник. Если это хорошо для команды…
— Для команды? Ах, да мне плевать. Так надо для Элизабет.
Мужчины снова посмотрели на девушку. На деревянных досках пола в прохладной комнате ее длинное гибкое тело ритмично наклонялось вперед и назад. Элизабет была в костюме красно-бело-голубого цвета, делавшем ее похожей на трепещущий флаг. Ганс намеренно выбрал время, когда следует надеть этот костюм. Это всегда имеет значение. Надеть костюм национальных цветов — все равно что вооружиться перед битвой. Не важны результаты, места, важнее всего становятся сами соревнования. Фрейлейн Лоуфен уже не просто Хейди, а швейцарка, Мари ле Бланк — француженка, а Элизабет — британка, с флагом страны идущая в бой. В этом заключается магия Олимпийских игр.
Ты сам можешь ослабеть, устать, но ради страны будешь бороться, пока не упадешь.
— Ну и как вы думаете, — спросил Ронни Дэвис, — она получит медаль?
— Конечно.
— А какого цвета?
Ганс изумленно посмотрел на него.
— Она получит золото. Мне удивительно, что ты об этом спрашиваешь. Никогда в жизни я не был так уверен в успехе, как сейчас.
— Очень симпатичный, — сказала Моника. Она осторожно развернула шелковый шарф, освободив его от многих слоев оберточной бумаги.
Их апартаменты в «Парк-отеле» были лучшими из тех, что могли предложить в Линсе. Все места в городе распроданы несколько недель назад. Телевизионщики кишели в таких местах, как муравьи, осаждая шале лыжников и Олимпийскую деревню. Зрители прибывали каждый день, многоязыкая толпа заполнила буквально все: от «Парк-отеля» до самых дешевых шале. И даже если вы родители Надежды нации на медаль, все равно в гостинице нет мест и для вас.
Конечно, когда речь не идет о Тони Сэвидже.
— Мы посмотрим, как выступит Элизабет, и сразу вернемся обратно, — сказал Тони.
Лицо его казалось бесстрастным, когда он перевел взгляд на горы. Шале спортсменов-олимпийцев были отгорожены от мира. Какой-то человечек по имени Дэвис вежливо ответил ему, что он не может поговорить с этой сучкой. Но в Лондоне между ними все будет сказано. Все переменится.
— Ой, неужели, дорогой? — сказала Моника, любуясь собой в зеркале. Светло-лиловый костюм из овечьей шерсти облегал тело. Впалый живот, худенькие плечи; когда она двигалась, подол юбки колыхался. Последний подарок Тони — ожерелье из бриллиантов и лазурита.
Лазурит, хотя он и несколько вульгарен, будет очень красив с этим костюмом. Моника знала, что сегодня вечером ее станут снимать. И завтра вечером тоже. И каждый день на нее будут направлены камеры, гордых родителей репортеры станут засыпать вопросами. — А я думаю, нам все же стоит остаться. Разве не так?
— Ну если ты хочешь, — с отсутствующим видом согласился Тони.
Факс в гостиной выплевывал подтверждения того, что он хотел услышать. Пилюлям Элизабет закрыты все торговые пути, реклама прекращена повсюду мгновенно и резко, словно пилюли — смертельный яд. Слово его сделало свое дело, работа Элизабет задута, как свеча.
Зазвонил телефон. Моника сняла трубку.
— Моника Кэрхейвен… А, дорогая, это ты. Как трогательно. Да, он здесь. — Она передала трубку мужу. — Дорогой, Элизабет. Она хочет поговорить с тобой.
— Спасибо. — Тони прикрыл рукой трубку. — Дорогая, почему бы тебе не найти Чарли и Ричарда и не отправиться по магазинам?
Ее явно выпроваживали. Моника с улыбкой кивнула и вышла из номера.
— Привет, Элизабет, — сказал Тони. — У меня для тебя плохие новости.
Глава 32
За окнами шале было еще темно, глубокие синие тени альпийских гор загораживали восходящее солнце. Прошлой ночью снова шел снег. Элизабет могла определить это по легкому морозному запаху, по небу, которое было бледнее обычного. Она спала урывками, металась и крутилась в ортопедической кровати. Элизабет пыталась уснуть, но не получалось. Разговор с Тони накалил ее ярость до белизны. Она не могла ее унять.
Он разрушил ее дело. Он превратил в пыль все ее усилия. Он даже не поговорил с ней. Да, Элизабет ожидала, что отец будет раздражен, но ничего подобного не предполагала.
Остановить ее, когда все пошло так успешно! Тони готов уничтожить рынок, потерять тысячи фунтов стерлингов, только бы не дать ей продвинуться в бизнесе, не пустить в свое дело. Она ощущала такую же невероятную горечь, как и сразу после разговора с ним. Когда Игры закончатся, ей предстоит решить, чем заняться.
Отец сразу вступил с ней в бой. Почему? Он боится, что она устроит истерику. Не такая уж веская причина, подумала Элизабет, на него не похоже. Интересно, что же тогда сделает Тони сразу после того, когда она станет обладательницей золотой медали? Она ведь получит известность. Говорят, если ты чемпион мира — это на год. А олимпийский чемпион — на всю жизнь.
Желание отомстить. Невероятно сильное. Оно буквально слепило ее. Элизабет начала шагать на месте, размахивать руками, ногами, разминаясь. Это можно делать, не просыпаясь до конца. Разгоряченная кровь побежала по телу. Ей не нужны больше никакие стимулы. Он есть.
Самый главный. Золото позволит ей вернуться к возникшей проблеме с Тони. И к Нине Рот. «Как она могла вычислить правду из записок, которые я дала ей?» Элизабет не сомневалась, что Нина продала ее отцу. О, какое удовольствие должна была она получить, подставив такую грандиозную подножку…
Элизабет остановила себя, подняв одну ногу на подоконник, делая сгибания и разгибания. Хватит, девочка, не сейчас. У тебя один день до старта девяносто пятой Олимпиады.
Раздался стук в дверь. Ганс просунул в комнату голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104