– Не на затылок. И не «конский хвост». – Элен подумала. – Может, если их капельку подровнять и чтоб они больше вились…
– Предоставь это мне, золотко.
Она взяла ножницы и опустила руки на плечи Элен, продолжая смотреть на ее отражение в зеркале.
– Как ты быстро выросла, – неожиданно сказала она. – Прямо как на дрожжах, ей-богу. Всего шестнадцать, а уже такая красавица. – Касси помолчала. – Тебе не доводилось заезжать на киноплощадку, когда крутили фильмы с Грейс Келли? «Окно во двор»? «Высшее общество»? Второй будут снова показывать на той неделе.
Сдается мне, ты на нее чем-то похожа. Можно было бы подчеркнуть сходство – оттенить лицо, – хочешь, попробуем?
– Конечно.
– Прекрасно. Тогда начнем.
И она принялась подрезать длинные медовые пряди, подхватывая их гребенкой. Сперва Элен следила за стрижкой, но постепенно мысли ее отвлеклись на другое. Она волновалась. Свидание и вправду предстояло особенное, хотя она не смогла бы объяснить Касси – насколько особенное. Нед Калверт пригласил ее с ним отужинать. Его жена куда-то уехала, и он хотел сводить Элен в ресторан – в какой-нибудь, как он сказал, очень высокой марки, и они будут одни за столиком.
А у нее появилось новое платье – не перешитое и не маминой работы, но настоящее новое, из магазина! Когда они последний раз виделись, Нед сунул ей в руку двадцать долларов и сказал:
– Маленький подарок для моей девочки. И не спорь. Я хочу, чтобы ты поехала в Монтгомери, отправилась прямиком в магазин и купила самое красивое платье. Будешь носить – меня радовать…
Она обошла магазин, испытывая легкое возбуждение, но в конце концов нашла именно то, что хотела. Платье из бумажной ткани в бело-розовую клетку с низким вырезом сердечком и рукавами-буф, которые оставляют руки почти полностью открытыми. При платье была нижняя юбка из тонкого нейлона, жесткая и шершавая, но из-за нее подол вздувался широким колоколом, совсем как на платьях Присциллы-Энн. У нее даже остались деньги на нижнее белье – короткие трусики с оборками и кружевной бюстгальтер с проволокой под чашами, чтобы поднимать груди. А теперь вот и прическу делают. Жаль только, что это так долго тянется – ей не терпелось прийти домой, надеть обновки и полюбоваться на себя в зеркало…
– Ты сегодня была в Монтгомери? – спросила Касси, глядя на ее отражение. – Видела, как ты выходила из автобуса, вот и подумала.
– Да. Погуляла по магазинам, посмотрела.
– Обошлось без неприятностей?
– Без.
– А то на днях были. Ты не слыхала? В Мэйбери. Там, конечно, цветные уже три недели как отказываются ездить автобусами, и я вообще-то им сочувствую, самую капельку, понимаешь? Не велика радость – всю жизнь ездить на задних местах. По-моему, так им давно пора иметь собственные автобусы.
Она помолчала, потом опять заработала ножницами.
– Но на прошлой неделе в Мэйбери крепко схлестнулись. До драки дошло. Я слышала, одного цветной парня здорово порезали… – Касси отхватила прядь. – Сейчас, Элен, тебе надо быть осторожной. По нынешним временам ездить автобусами небезопасно…
– Я съездила хорошо, все было спокойно.
– Как поживает мама? – Касси явно решила сменить тему. Она остановилась, ее доброе лицо помрачнело. – Я по ней очень скучаю, Элен. Я хочу сказать, я знала, что ей нездоровится, но уж никак не думала, что она вот так, разом, возьмет и уйдет.
Элен опустила глаза. Мать ушла из салона Касси Уайет месяц назад.
– С мамой все хорошо, – тихо произнесла она. – В полном порядке.
– Дай-то бог, золотко, – вздохнула Касси. – Мы с твоей мамой старые приятельницы…
Элен уловила в ее голосе жалость. Она догадывалась: Касси знает, что мать сидит без работы; это, должно быть знали все в Оранджберге. Элен задрала голову.
– Возможно, мы скоро вернемся в Англию, – гордо заявила она. – Через год, когда я закончу школу. Мама сейчас занята – все рассчитывает и вообще.
– Конечно, золотко.
Касси словно замкнулась. Замолкла. Сняла с Элен простыню, тряхнула – на пол водопадом посыпались медовые пряди.
– Сейчас мы их вымоем и уложим, а после я посажу тебя под сушилку, о'кей?
Элен казалось, что она сидит под сушилкой уже много часов. Колпак обдавал голову невыносимым жаром, стальные бигуди и шпильки, которые приладила Касси, раскалялись с каждой минутой. Элен полистала «Редбук», проглядела потрепанный номер «Тайм» двухлетней давности. Закрыла журнал. Впереди ее ждал целый мир – Голливуд, Нью-Йорк, Англия, Европа.
Нед Калверт бывал в Европе – сперва на фронте, потом ездил и отдыхать. Они с миссис Калверт повидали Лондон, Париж и Рим. Останавливались, какой рассказывал, в лучших гостиницах; ходили в театры, музеи, картинные галереи. В Лондоне были на скачках, в Париже катались по Сене на речном трамвайчике. В Риме, по словам миссис Калверт, мужчины совсем невоспитанные.
Она отложила журналы. В другом конце салона укладывали прическу матери Сьюзи Маршалл. У нее были ярко-рыжие волосы, крашеные и завитые в мелкие локоны. Касси подкрашивала их у корней. Элен в зеркале встретилась взглядом с миссис Маршалл; та посмотрела на нее как на пустое место.
Провинциальная тоска. Так ее называла Присцилла-Энн – тоска долгих часов после школы, когда они ошивались за стадионом, чувствуя себя словно в клетке, злые и раздраженные.
Теперь Присцилла-Энн была обручена с Дейлом Гарретом; поговаривали, что он ее обрюхатил. Осенью они собирались венчаться и перебраться в большой дом – подарок на свадьбу – в новеньком жилом районе, который Мерв Питерс возводил на окраине Монтгомери. Мерв Питерс резко пошел в гору. Присцилла-Энн ликовала. Так, по крайней мере, слышала Элен, поскольку после того вечера в ресторане «У Говарда Джонсона» Присцилла-Энн перестала с ней разговаривать. В классе она не садилась с ней за одну парту, и другие брали с нее пример. Элен Крейг – прокаженная.
Она сжала зубы. Наплевать. Пусть девчонки болтают, пусть мальчишки ухмыляются. А что, в Монтгомери тоже нападает провинциальная тоска? Она не знала, но надеялась. Пусть-ка Присцилла-Энн ею помучается – и как следует. В одном Элен была уверена: с нею этому не бывать. Она уедет. Скоро, скоро в один прекрасный день она навсегда покинет Оранджберг и возьмет мать с собой. Отправится в Англию, Европу, может, даже в Париж. Она станет богатой и известной, такой известной, что ее слава докатится даже до оранджбергской глуши. И тогда, быть может, она как-нибудь заглянет сюда, приедет в большом «Кадиллаке», разряженная, усыпанная драгоценностями, – и вот тогда уже она будет смотреть на них как на пустое место: на всех мальчишек из Селмской средней школы, на приятелей и приятельниц Присциллы-Энн; смотреть так, словно их не видит. Как они сейчас на нее глядят.
От сушилки у нее разболелась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77