Нуждается, потому что ничего другого у него не осталось, потому что на них одних отец может смотреть сверху вниз…
Он говорил все тише, замолк, повернулся к Элен и заглянул ей в лицо.
– Я так хотел… – он нахмурился, – так хотел, чтобы ты сегодня повеселилась. Хотел, и готовился, и все пошло прахом. И…
– Ох, Билли. Обними меня. Крепко-крепко… Элен шагнула к нему как слепая, и он обнял, прижал ее к себе обеими руками. Она опустила голову ему на грудь, услышала стук его сердца и расплакалась. Ей казалось, что она плакала очень долго; плакала о себе, и о маме, и о Билли, и о его отце; плакала об Алабаме и о том, что ей пятнадцать лет; плакала, потому что светила луна и деревья шелестели под ветром. И пока она плакала, Билли не вымолвил ни единого слова. Он просто крепко держал ее, прижавшись лицом к ее волосам. Когда она наконец затихла, он нежно приподнял ее лицо и посмотрел в глаза.
– Хотелось бы мне, чтобы ты была предназначена для меня, – произнес он с огромной нежностью и печалью. – Хотелось бы верить, что так и будет – когда-нибудь. С той минуты, как я себя помню, я только этого и желал, я даже молился об этом. И сегодня… я собирался тебе об этом сказать. Что я чувствую, Я думал… надеялся.
Но я всю дорогу сам себя обманывал и, может, все время знал, что обманываю. – Билли нахмурился, его зимородковые глаза горели, как звезды. – Жаль, что я не могу хоть изредка заглядывать в будущее. Чтобы узнать, что случится – с тобой. Ведь я не знаю, куда ляжет твой путь, но он уведет тебя очень далеко отсюда. Это я знаю. Мне хочется, чтобы тебе там было счастливо и надежно. И еще хотелось бы думать, что ты не забудешь. Не забудешь меня. Как мы вместе проводили время…
– Билли?
– Я люблю тебя. – Он взял ее за руку и подержал с секунду. – С того самого дня, как ты сюда приехала. С того времени, как ты была совсем еще крошкой. Ты прекрасна. Ты ни на кого не похожа. В тебе есть что-то особенное. Когда я вижу тебя, луна и солнце будто разом светят на небе. Вот и все. Мне просто хотелось, чтобы ты знала. Это ничего не изменит. Я не жду от тебя ответного чувства. Но мне хотелось, чтобы ты знала.
Элен опустила голову. Она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Знаешь, что сегодня сказала мне Присцилла-Энн? – Она не решалась взглянуть на него. – Она сказала… сказала, что у меня мать шлюха.
Слово далось ей с трудом. Билли вскинул голову, как сторожкий зверь, почуявший опасность. Он шагнул к Элен, но она остановила его, подняв руку.
– Сказала. Так и сказала. Сказала, что в Оранджберге все это знают, может, кроме одной меня. Все мужчины. Она сказала…
Билли обнял ее.
– Неважно, что она там сказала. Выбрось из головы.
Она ревнует.
– Не могу выбросить. Никогда не забуду. До смерти помнить буду. И прошу тебя, Билли, пожалуйста, ответь.
Я никого другого спросить не смогу, но я должна знать. Это правда? Так говорят?
– Мало ли что говорят. – В его голосе слышались неловкость и замешательство. – Твоя мать, как и ты, на других не похожа, а это им не по нраву, они такого не терпят.
– Это правда!
Билли потупился, и у Элен оборвалось сердце. Потом он поднял глаза, подался к ней и схватил ее за предплечья.
– А сейчас послушай меня. Послушай. Люди идут на всякое – на что угодно, – если у них нет денег. Если им одиноко. Если надеждам приходит конец. Ты что, станешь проклинать их за это? Я бы не стал. Потому что неизвестно, как бы ты сам повел себя на их месте. Доведенный до точки. – Он отпустил Элен. – Она любит тебя, Элен. Она заботилась о тебе, как умела. И как бы она себя ни вела…
– Но меня-то это в каком свете выставляет?
– Ни в каком. Ты – это ты. Прекрасней тебя я ничего в жизни не видел. Ты – Элен. И мне кажется… мне кажется, ты можешь стать всем, чем захочешь. Понимаешь? Всем.
Он легонько встряхнул ее и отошел.
– Теперь пошли. Уже поздно. И больше не плачь. Я тебя провожу.
Они молча пошли поддеревьями, по чахлой траве, мимо трейлеров, погруженных во мрак. Элен вдруг вскрикнула и побежала. Дверь зеленого жилого прицепа стояла открытой, свет из нее падал на траву желтым пятном; внутри приглушенно играло радио, и, распахнув хлипкую деревянную калитку, они увидели мать, мешком валяющуюся на полу.
Билли взлетел по ступенькам, обогнав Элен. Она вошла следом, проморгалась, привыкая к свету, растерянно огляделась, опустилась на колени. В прицепе пахло рвотой. Она осторожно приподняла голову матери. Фиалковые глаза на секунду приоткрылись, мать застонала. Билли замер как статуя посреди крохотной комнаты.
– Билли… что случилось? Что с ней?
– Напилась, – ответил он буднично, подняв с пола пустую бутылку. – Она все выпила за… один нынешний вечер?
– За вечер? Не знаю. Она не пьет. Я думала, что не пьет. Это…
– Постой. Сейчас я ее подниму. – Билли наклонился. Элен встретила взгляд его голубых глаз, он горько ей улыбнулся. – Все путем. Она оправится. Я знаю, что нужно делать.
Впоследствии Элен с отвращением вспомнила эту унизительную сцену. Мать не держалась на ногах, Билли пришлось ее тащить на себе, придерживая за голову. Каким-то непонятным образом он умудрился выбраться с ней наружу. Мать вывернуло наизнанку, Элен заткнула уши, чтобы не слышать этих ужасных звуков.
– Ты тут пока приберись, – крикнул ей Билли бодрым, чуть ли не радостным голосом. – Скоро она оклемается. Очистится и потом будет спать.
Когда наконец он втащил мать в трейлер, Элен сделалось страшно от ее вида. Мать была белой как мел, под глазами залегли черные тени. От нее шел мерзкий запах. Глаза у нее теперь были открыты, но взгляд как у слепой: она уставилась на Элен, потом на Билли, потом в никуда. Она постанывала.
– Я постелила, – сказала Элен и растерянно взглянула на Билли.
– Вот и хорошо. – Он поднял мать на руки как тряпичную куклу и внес в спальню. Осторожно опустил ее на постель, словно маленькую девочку, повернул на бок, убрал подушку, натянул одеяло и подоткнул со всех сторон.
– Может, ей что-нибудь дать?
– Ни-ни, она тут же сблюет. Утром у нее будет трещать голова – тогда дашь ей таблетку алка-зельцер.
Билли больше не усмехался. Он взял Элен за руку и тихо увлек в другую комнату.
– С ней и раньше бывало такое?
– Нет, ни разу.
– Что-то выбило ее из колеи, или как?
– Да нет, ничего такого. Когда я ушла, с ней все было в порядке. То есть мне так казалось. Она выглядела очень счастливой. Ох, Билли!
– Не трухай. Такого, вероятно, не повторится. Она, возможно, из-за чего-то расстроилась, а тебя рядом не было. Вот она и глотнула, чтобы взбодриться, ну а потом опять приложилась, так оно и пошло…
Элен понимала, что он пытается ее успокоить. Но в его глазах она улавливала сомнение и тревогу.
– Хочешь, я пока побуду с тобой?
– Нет, Билли. Все будет в порядке. Тебе утром выходить на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Он говорил все тише, замолк, повернулся к Элен и заглянул ей в лицо.
– Я так хотел… – он нахмурился, – так хотел, чтобы ты сегодня повеселилась. Хотел, и готовился, и все пошло прахом. И…
– Ох, Билли. Обними меня. Крепко-крепко… Элен шагнула к нему как слепая, и он обнял, прижал ее к себе обеими руками. Она опустила голову ему на грудь, услышала стук его сердца и расплакалась. Ей казалось, что она плакала очень долго; плакала о себе, и о маме, и о Билли, и о его отце; плакала об Алабаме и о том, что ей пятнадцать лет; плакала, потому что светила луна и деревья шелестели под ветром. И пока она плакала, Билли не вымолвил ни единого слова. Он просто крепко держал ее, прижавшись лицом к ее волосам. Когда она наконец затихла, он нежно приподнял ее лицо и посмотрел в глаза.
– Хотелось бы мне, чтобы ты была предназначена для меня, – произнес он с огромной нежностью и печалью. – Хотелось бы верить, что так и будет – когда-нибудь. С той минуты, как я себя помню, я только этого и желал, я даже молился об этом. И сегодня… я собирался тебе об этом сказать. Что я чувствую, Я думал… надеялся.
Но я всю дорогу сам себя обманывал и, может, все время знал, что обманываю. – Билли нахмурился, его зимородковые глаза горели, как звезды. – Жаль, что я не могу хоть изредка заглядывать в будущее. Чтобы узнать, что случится – с тобой. Ведь я не знаю, куда ляжет твой путь, но он уведет тебя очень далеко отсюда. Это я знаю. Мне хочется, чтобы тебе там было счастливо и надежно. И еще хотелось бы думать, что ты не забудешь. Не забудешь меня. Как мы вместе проводили время…
– Билли?
– Я люблю тебя. – Он взял ее за руку и подержал с секунду. – С того самого дня, как ты сюда приехала. С того времени, как ты была совсем еще крошкой. Ты прекрасна. Ты ни на кого не похожа. В тебе есть что-то особенное. Когда я вижу тебя, луна и солнце будто разом светят на небе. Вот и все. Мне просто хотелось, чтобы ты знала. Это ничего не изменит. Я не жду от тебя ответного чувства. Но мне хотелось, чтобы ты знала.
Элен опустила голову. Она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Знаешь, что сегодня сказала мне Присцилла-Энн? – Она не решалась взглянуть на него. – Она сказала… сказала, что у меня мать шлюха.
Слово далось ей с трудом. Билли вскинул голову, как сторожкий зверь, почуявший опасность. Он шагнул к Элен, но она остановила его, подняв руку.
– Сказала. Так и сказала. Сказала, что в Оранджберге все это знают, может, кроме одной меня. Все мужчины. Она сказала…
Билли обнял ее.
– Неважно, что она там сказала. Выбрось из головы.
Она ревнует.
– Не могу выбросить. Никогда не забуду. До смерти помнить буду. И прошу тебя, Билли, пожалуйста, ответь.
Я никого другого спросить не смогу, но я должна знать. Это правда? Так говорят?
– Мало ли что говорят. – В его голосе слышались неловкость и замешательство. – Твоя мать, как и ты, на других не похожа, а это им не по нраву, они такого не терпят.
– Это правда!
Билли потупился, и у Элен оборвалось сердце. Потом он поднял глаза, подался к ней и схватил ее за предплечья.
– А сейчас послушай меня. Послушай. Люди идут на всякое – на что угодно, – если у них нет денег. Если им одиноко. Если надеждам приходит конец. Ты что, станешь проклинать их за это? Я бы не стал. Потому что неизвестно, как бы ты сам повел себя на их месте. Доведенный до точки. – Он отпустил Элен. – Она любит тебя, Элен. Она заботилась о тебе, как умела. И как бы она себя ни вела…
– Но меня-то это в каком свете выставляет?
– Ни в каком. Ты – это ты. Прекрасней тебя я ничего в жизни не видел. Ты – Элен. И мне кажется… мне кажется, ты можешь стать всем, чем захочешь. Понимаешь? Всем.
Он легонько встряхнул ее и отошел.
– Теперь пошли. Уже поздно. И больше не плачь. Я тебя провожу.
Они молча пошли поддеревьями, по чахлой траве, мимо трейлеров, погруженных во мрак. Элен вдруг вскрикнула и побежала. Дверь зеленого жилого прицепа стояла открытой, свет из нее падал на траву желтым пятном; внутри приглушенно играло радио, и, распахнув хлипкую деревянную калитку, они увидели мать, мешком валяющуюся на полу.
Билли взлетел по ступенькам, обогнав Элен. Она вошла следом, проморгалась, привыкая к свету, растерянно огляделась, опустилась на колени. В прицепе пахло рвотой. Она осторожно приподняла голову матери. Фиалковые глаза на секунду приоткрылись, мать застонала. Билли замер как статуя посреди крохотной комнаты.
– Билли… что случилось? Что с ней?
– Напилась, – ответил он буднично, подняв с пола пустую бутылку. – Она все выпила за… один нынешний вечер?
– За вечер? Не знаю. Она не пьет. Я думала, что не пьет. Это…
– Постой. Сейчас я ее подниму. – Билли наклонился. Элен встретила взгляд его голубых глаз, он горько ей улыбнулся. – Все путем. Она оправится. Я знаю, что нужно делать.
Впоследствии Элен с отвращением вспомнила эту унизительную сцену. Мать не держалась на ногах, Билли пришлось ее тащить на себе, придерживая за голову. Каким-то непонятным образом он умудрился выбраться с ней наружу. Мать вывернуло наизнанку, Элен заткнула уши, чтобы не слышать этих ужасных звуков.
– Ты тут пока приберись, – крикнул ей Билли бодрым, чуть ли не радостным голосом. – Скоро она оклемается. Очистится и потом будет спать.
Когда наконец он втащил мать в трейлер, Элен сделалось страшно от ее вида. Мать была белой как мел, под глазами залегли черные тени. От нее шел мерзкий запах. Глаза у нее теперь были открыты, но взгляд как у слепой: она уставилась на Элен, потом на Билли, потом в никуда. Она постанывала.
– Я постелила, – сказала Элен и растерянно взглянула на Билли.
– Вот и хорошо. – Он поднял мать на руки как тряпичную куклу и внес в спальню. Осторожно опустил ее на постель, словно маленькую девочку, повернул на бок, убрал подушку, натянул одеяло и подоткнул со всех сторон.
– Может, ей что-нибудь дать?
– Ни-ни, она тут же сблюет. Утром у нее будет трещать голова – тогда дашь ей таблетку алка-зельцер.
Билли больше не усмехался. Он взял Элен за руку и тихо увлек в другую комнату.
– С ней и раньше бывало такое?
– Нет, ни разу.
– Что-то выбило ее из колеи, или как?
– Да нет, ничего такого. Когда я ушла, с ней все было в порядке. То есть мне так казалось. Она выглядела очень счастливой. Ох, Билли!
– Не трухай. Такого, вероятно, не повторится. Она, возможно, из-за чего-то расстроилась, а тебя рядом не было. Вот она и глотнула, чтобы взбодриться, ну а потом опять приложилась, так оно и пошло…
Элен понимала, что он пытается ее успокоить. Но в его глазах она улавливала сомнение и тревогу.
– Хочешь, я пока побуду с тобой?
– Нет, Билли. Все будет в порядке. Тебе утром выходить на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77