— говорил он укоризненно, внимательно следя за тем, как Марго переставляет ноги с перекладины на перекладину, — в школе полным-полно бездельников… неужели нельзя было поймать любого за шкирку?
Марго слушала его легкое ворчание и улыбалась про себя — ей вдруг пришло в голову, что никто никогда в этой школе ей так не выговаривал, не отчитывал с такой трогательной заботой.
Осталась последняя ступенька, когда стремянка поехала в сторону, подворачивая под себя свои «ноги».
Егор оттолкнул падающую махину и подхватил Маргариту Николаевну, обняв свободной рукой за талию.
Стремянка с грохотом рухнула на пол, чудом не зацепив окно. А Марго оказалась в неожиданно крепких объятиях Егора.
Кровь ударила ей в лицо, когда она увидел совсем близко его глаза — ярко-серые, немигающие, взволнованно вспыхивающие и странно, одновременно испуганно и дерзко, косящие. Неожиданно Марго почувствовала, что расстояние между ними еще сократилось. Это Егор выпустил ее руку, чтобы прижать Марго крепче к себе. Маргарита Николаевна глянула снова ему в глаза, и предвестие неизбежного поцелуя обожгло ее. А в глазах Егора молнией вспыхнула отрешенная решимость, и он осторожно приблизил свои губы к ее губам. И прильнул к ним, закрыв глаза, боясь дышать и шевелиться. Он замер, возбужденно дрожа, и вдруг выключился из окружающего его мира. Ничего вокруг него не было, кроме этих губ, этого потрясающе притягательного лица, горьковатого аромата духов. А еще эти плечи, эти руки, эта грудь, эта тонкая талия, упругие бедра под бархатисто-тяжелым шелком юбки… Егор целовал Марго и ему казалось, что он просто умрет, если оторвется от ее губ — так больно-сладостно было ему; он уже почти умирал, прижимая Маргариту Николаевну к своей груди.
Теперь она не видела его глаз — волосы снова упали Егору на лицо, закрывая глаза, и щекотали ему переносицу, мешали, но он не мог отнять рук, чтобы откинуть их назад. Сейчас он мог только одно — после губ начать целовать шею, спускаясь ниже — к груди. Когда он коснулся губами ее шеи, Марго почувствовала, что силы вот-вот покинут ее, ноги подкосятся и единственной опорой останутся руки Егора, плотным кольцом обвившие ее. Она бессильно откинула голову назад, отдавая шею во власть его горячим губам. Его неопытные дерзкие мальчишеские пальцы, еще не научившись быть нежными, пытаясь расстегнуть блузку, рвали пуговицы, его губы торопились захлебнуться в аромате ее груди, сухими быстрыми поцелуями лаская каждую клеточку матовой бархатной кожи. Неожиданно она ощутила его ладонь на своей груди, она не успела опомниться, как он высвободил ее грудь из тонких кружев белья. Не в силах противостоять этому страстному натиску, Марго только слегка прикусила губу, но тут же разжала зубы, потому что Егор снова прикоснулся к ее рту. Он нашел губы на ощупь, тычась, как слепой котенок, он ничего не видел из — за собственных волос.
Марго, высвободила руку, но только затем, чтобы отвести с его лица непослушную тяжелую прядку. Ее пальцы коснулись его влажного горячечного лба, заводя волосы назад к самой макушке. Егор замер от этого прикосновения, и через мгновение Марго взлетела на его руках, обнимая его за шею. Она закрыла глаза, теряя ориентацию в пространстве, ее тело, словно на волнах плыло куда-то, пока, наконец, не ощутило упругость кожаного дивана, углом стоящего у стены.
Марго вздрогнула, неожиданно отчетливо осознав бесповоротность и неизбежность своего падения, а так же то, что противостоять силам, окончательно завладевшими ею всецело, не удастся. Даже если бы она этого хотела. Но Марго не хотела более ничего, кроме этих горячих губ, торопливых дрожащих рук, узкой мальчишеской груди, подмявшей ее под себя. Все понимая, и ничего не желая осмысливать, она помогала Егору, превратив свое тело из податливого и мягкого в гибкое, подвижное, пылкое. Она довела своего мальчика до лихорадочной дрожи, сотрясавшей все его тело, словно от ледяного озноба; дыхание, судорожно перехваченное спазмами в горле, с хрипом вырывалось из груди, пот заливал ему глаза и, будто слезы, тек по лицу. Марго должна была остановить его и успокоить, но это было невозможно. Все свои силы она устремила только на то, чтобы не закричать от неведанного никогда ранее наслаждения, такого мощного, такого сладострастно — необоримого, что даже боль от прикушенных до крови губ не заглушала его. Ей казалось, что она теряет сознание, но, ускользающее, оно вновь возвращалось к ней, чтобы заставить снова ощутить эту возвышенно-сладостную муку, трепет ублаготворенной плоти, наивысшее счастье, равного которому по силе она не знала.
Упоение от любви, которой она ранее брезговала, волной выбросило ее из привычной жизни в жизнь иную, где вечность кажется мгновением, а секунда — бесконечностью. Но время, потерявшее свой смысл все же дало о себе знать, когда силы оставили обоих. Егор сполз с дивана на пол и замер, обхватив коленями руки, пытаясь унять колотившую его дрожь. Марго, как только немного отдышалась, превозмогая слабость и усталость, поднялась, чтобы привести в порядок свою одежду и самое себя. Каждое движение давалось ей с трудом — настолько было раскоординированно. Как, оказывается, непросто поймать пуговицу на блузке, расправить юбку, попасть ножкой в туфлю. Она покачивалась как пьяная, ей хотелось снова лечь, растянуться блаженно и расслабленно и не шевелиться так целое столетие. Но она не могла думать только о себе. Ей нужно было привести в чувство этого болезненно вздрагивающего мальчика, которому никак не удавалось восстановить дыхание и перестать дрожать, подобно промокшему насквозь котенку.
Но только она сделала шаг в сторону от дивана, как Егор совсем по-детски уцепился ей за руку:
— Пожалуйста, не уходите… не надо, пожалуйста!.. — в его голосе слышались слезы, испуг и отчаянье.
Она остановилась над ним и с такой ласковостью, какую сама от себя не ожидала, ответила:
— Я никуда не ухожу… что ты, мальчик мой…
Егор только и смог, что притянуть ее руку к своему лицу, целуя кончики пальцев. И Марго пронзительно осознала, что чувствует сейчас совсем не то, что должна бы почувствовать — стыд, усталость, разочарование в себе, пресыщенность и обычную брезгливость… Она чувствовала в себе новое, еще более сильное зарождающееся желание близости со своим единственным мужчиной — в одночасье вызревшего из мальчишки, почти ребенка.
Егор все держал ее за руку, медленно приходя в себя, успокаиваясь, а она стояла рядом, не догадываясь присесть на диван или тут же на пол. Когда его дыхание почти выровнялось, Марго, чтобы не затягивать неловкую паузу спросила:
— У тебя есть зажигалка? Мне не от чего прикурить сигарету.
— Нет. Я не курю, — Егор, наконец, поднял на нее глаза, — Но если хотите, прикурю вам хоть от лампы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Марго слушала его легкое ворчание и улыбалась про себя — ей вдруг пришло в голову, что никто никогда в этой школе ей так не выговаривал, не отчитывал с такой трогательной заботой.
Осталась последняя ступенька, когда стремянка поехала в сторону, подворачивая под себя свои «ноги».
Егор оттолкнул падающую махину и подхватил Маргариту Николаевну, обняв свободной рукой за талию.
Стремянка с грохотом рухнула на пол, чудом не зацепив окно. А Марго оказалась в неожиданно крепких объятиях Егора.
Кровь ударила ей в лицо, когда она увидел совсем близко его глаза — ярко-серые, немигающие, взволнованно вспыхивающие и странно, одновременно испуганно и дерзко, косящие. Неожиданно Марго почувствовала, что расстояние между ними еще сократилось. Это Егор выпустил ее руку, чтобы прижать Марго крепче к себе. Маргарита Николаевна глянула снова ему в глаза, и предвестие неизбежного поцелуя обожгло ее. А в глазах Егора молнией вспыхнула отрешенная решимость, и он осторожно приблизил свои губы к ее губам. И прильнул к ним, закрыв глаза, боясь дышать и шевелиться. Он замер, возбужденно дрожа, и вдруг выключился из окружающего его мира. Ничего вокруг него не было, кроме этих губ, этого потрясающе притягательного лица, горьковатого аромата духов. А еще эти плечи, эти руки, эта грудь, эта тонкая талия, упругие бедра под бархатисто-тяжелым шелком юбки… Егор целовал Марго и ему казалось, что он просто умрет, если оторвется от ее губ — так больно-сладостно было ему; он уже почти умирал, прижимая Маргариту Николаевну к своей груди.
Теперь она не видела его глаз — волосы снова упали Егору на лицо, закрывая глаза, и щекотали ему переносицу, мешали, но он не мог отнять рук, чтобы откинуть их назад. Сейчас он мог только одно — после губ начать целовать шею, спускаясь ниже — к груди. Когда он коснулся губами ее шеи, Марго почувствовала, что силы вот-вот покинут ее, ноги подкосятся и единственной опорой останутся руки Егора, плотным кольцом обвившие ее. Она бессильно откинула голову назад, отдавая шею во власть его горячим губам. Его неопытные дерзкие мальчишеские пальцы, еще не научившись быть нежными, пытаясь расстегнуть блузку, рвали пуговицы, его губы торопились захлебнуться в аромате ее груди, сухими быстрыми поцелуями лаская каждую клеточку матовой бархатной кожи. Неожиданно она ощутила его ладонь на своей груди, она не успела опомниться, как он высвободил ее грудь из тонких кружев белья. Не в силах противостоять этому страстному натиску, Марго только слегка прикусила губу, но тут же разжала зубы, потому что Егор снова прикоснулся к ее рту. Он нашел губы на ощупь, тычась, как слепой котенок, он ничего не видел из — за собственных волос.
Марго, высвободила руку, но только затем, чтобы отвести с его лица непослушную тяжелую прядку. Ее пальцы коснулись его влажного горячечного лба, заводя волосы назад к самой макушке. Егор замер от этого прикосновения, и через мгновение Марго взлетела на его руках, обнимая его за шею. Она закрыла глаза, теряя ориентацию в пространстве, ее тело, словно на волнах плыло куда-то, пока, наконец, не ощутило упругость кожаного дивана, углом стоящего у стены.
Марго вздрогнула, неожиданно отчетливо осознав бесповоротность и неизбежность своего падения, а так же то, что противостоять силам, окончательно завладевшими ею всецело, не удастся. Даже если бы она этого хотела. Но Марго не хотела более ничего, кроме этих горячих губ, торопливых дрожащих рук, узкой мальчишеской груди, подмявшей ее под себя. Все понимая, и ничего не желая осмысливать, она помогала Егору, превратив свое тело из податливого и мягкого в гибкое, подвижное, пылкое. Она довела своего мальчика до лихорадочной дрожи, сотрясавшей все его тело, словно от ледяного озноба; дыхание, судорожно перехваченное спазмами в горле, с хрипом вырывалось из груди, пот заливал ему глаза и, будто слезы, тек по лицу. Марго должна была остановить его и успокоить, но это было невозможно. Все свои силы она устремила только на то, чтобы не закричать от неведанного никогда ранее наслаждения, такого мощного, такого сладострастно — необоримого, что даже боль от прикушенных до крови губ не заглушала его. Ей казалось, что она теряет сознание, но, ускользающее, оно вновь возвращалось к ней, чтобы заставить снова ощутить эту возвышенно-сладостную муку, трепет ублаготворенной плоти, наивысшее счастье, равного которому по силе она не знала.
Упоение от любви, которой она ранее брезговала, волной выбросило ее из привычной жизни в жизнь иную, где вечность кажется мгновением, а секунда — бесконечностью. Но время, потерявшее свой смысл все же дало о себе знать, когда силы оставили обоих. Егор сполз с дивана на пол и замер, обхватив коленями руки, пытаясь унять колотившую его дрожь. Марго, как только немного отдышалась, превозмогая слабость и усталость, поднялась, чтобы привести в порядок свою одежду и самое себя. Каждое движение давалось ей с трудом — настолько было раскоординированно. Как, оказывается, непросто поймать пуговицу на блузке, расправить юбку, попасть ножкой в туфлю. Она покачивалась как пьяная, ей хотелось снова лечь, растянуться блаженно и расслабленно и не шевелиться так целое столетие. Но она не могла думать только о себе. Ей нужно было привести в чувство этого болезненно вздрагивающего мальчика, которому никак не удавалось восстановить дыхание и перестать дрожать, подобно промокшему насквозь котенку.
Но только она сделала шаг в сторону от дивана, как Егор совсем по-детски уцепился ей за руку:
— Пожалуйста, не уходите… не надо, пожалуйста!.. — в его голосе слышались слезы, испуг и отчаянье.
Она остановилась над ним и с такой ласковостью, какую сама от себя не ожидала, ответила:
— Я никуда не ухожу… что ты, мальчик мой…
Егор только и смог, что притянуть ее руку к своему лицу, целуя кончики пальцев. И Марго пронзительно осознала, что чувствует сейчас совсем не то, что должна бы почувствовать — стыд, усталость, разочарование в себе, пресыщенность и обычную брезгливость… Она чувствовала в себе новое, еще более сильное зарождающееся желание близости со своим единственным мужчиной — в одночасье вызревшего из мальчишки, почти ребенка.
Егор все держал ее за руку, медленно приходя в себя, успокаиваясь, а она стояла рядом, не догадываясь присесть на диван или тут же на пол. Когда его дыхание почти выровнялось, Марго, чтобы не затягивать неловкую паузу спросила:
— У тебя есть зажигалка? Мне не от чего прикурить сигарету.
— Нет. Я не курю, — Егор, наконец, поднял на нее глаза, — Но если хотите, прикурю вам хоть от лампы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56