Он так и сделал, и я затаила дыхание, когда лодка ткнулась в мох, расступившийся, как занавес, пропуская нас в небольшой пруд. Когда мы доплыли, я подняла свой факел, Бо сделал то же самое.
– Теперь медленно покружим, – велела я. Свет наших факелов приподнял завесу темноты, освещая пруд. Под водой копошились черепахи и змеи, пуская пузырики. Мы увидели, как лещ хватает мошек. Приподнял голову аллигатор, блеснув зубами в свете факелов, и опять нырнул. Я слышала, как тихо охнул Бо. Где-то справа раздался зловещий крик ястреба. Полдюжины нутрий замерло на берегу пруда в поисках укрытия.
– Подождите, что это? – спросил Джеймс. Он встал, пошарил по воде своим веслом около лодки и вытащил бутылку. Это была пустая бутылка из-под рома. – Он был здесь. – Джеймс пристально вглядывался в темноту вокруг. – Поль! – пронзительно закричал он.
– Поль! – вторил Бо.
С минуту я не могла произнести его имени. Потом тоже закричала:
– Поль, пожалуйста, если ты здесь, ответь нам!
Ничего, слышны были лишь отзвуки болотной жизни. Где-то справа промчался олень. Сердце мое захлестнула волна ужасного предчувствия.
– Продолжай грести вдоль берега, Джеймс, – сказала я и выпрямилась, подняв свой факел справа, в то время как Бо держал свой слева. Вода хлюпала о лодку. Не было ни ветерка, и москиты с остервенением набросились на нас. Вдруг факелы высветили круглое дно пироги. Сначала оно было похоже на аллигатора, но, когда мы подплыли ближе, стало ясно, что это – каноэ Поля. Никто не произнес ни слова. Джеймс ткнул его своим веслом.
– Да, точно его, – сказал он. – Поль!
– Вон там. Что это такое? – спросил Бо, наклоняясь вместе с факелом. Джеймс повернул лодку, куда указывал Бо, и я посветила своим факелом. На большом камне с разметавшимися золотисто-каштановыми волосами, испачканными грязью, лицом вниз лежал Поль. Похоже было, что он тащился из последних сил и рухнул. Джеймс повернул лодку так, чтобы Бо смог встать и дотянуться до тела Поля. Я тоже сделала шаг к нему, но Бо резко повернулся.
– Не надо! – приказал он и схватил меня за локти, усаживая на прежнее место. – Это неприятное зрелище, и его уже нет.
Я закрыла лицо ладонями и пронзительно закричала. Мой неистовый крик проник в самые потаенные уголки болота, всколыхнул тени, поднял в воздух птиц, погнал прочь животных, распугал рыбу. Он эхом пронесся по воде и, наконец, натолкнулся на стену угрюмого молчания, окружающего нас.
Врач сказал, что в легких Поля было столько воды, что удивительно, как ему удалось проползти по камню эти несколько дюймов и как он вообще смог поднять свое тело. Там он и скончался. Чудом не добрались до него аллигаторы, но смерть настолько исказила его облик, что Бо был прав, не дав мне смотреть.
В Кипарисовой роще дом уже был погружен в траур, так что просто добавилась еще одна порция горя. Слуги, которые так сильно плакали из-за «моей» смерти, должны были отыскать теперь еще один источник, чтобы черпать из него слезы. Сестры Поля, особенно Тоби, предчувствовали беду, но тем не менее были убиты горем и уединились с Джеймсом в библиотеке, а Октавиус пошел наверх, чтобы быть с Глэдис.
Мной овладела такая слабость, что тело казалось невесомым, и я подумала, вот сейчас меня подхватит ветер и унесет куда-нибудь в ночь. Бо сжимал мою руку, обнимал за плечи. Я прижалась к нему, наблюдая, как из дока несут тело Поля. Бо хотел, чтобы мы немедленно возвратились в Новый Орлеан. Он был очень настойчив, а у меня и не было сил сопротивляться, не было даже слов для возражений. Позволив ему довести себя до машины, я плюхнулась на сиденье и рыдала без слез, потому что слез у меня больше не было.
Закрывая глаза, я видела Поля молодым, ведущим свой моторный скутер к галерее у входа в дом бабушки Кэтрин, сияние в его взгляде, остановившемся на мне. Наши голоса тогда были полны радостного волнения. Мир казался таким чистым и счастливым. Каждый цвет, форма, запах поражали своей свежестью и новизной. Когда мы были вместе, переживая наши юношеские чувства, мы ощущали себя первой парой на земле, открывающей неизведанные миры. Разве можно объяснить чудо, зарождавшееся в любящем сердце под живительными лучами ответной любви? Это доверие, эта детская вера так чисты и хороши, что предательство невозможно даже вообразить. Кажется, что эти сильные молодые чувства, подобно несокрушимой броне, защитят их обладателей ото всех бед и несчастий мира. Можно давать обещания, поверять свои мечты и снова мечтать вместе. Нет ничего невозможного, и уж как тут вообразить, что это злая судьба играет тобой, манит тебя по дороге, ведущей в ад. Хотелось обрушить свою ярость на виновника всех несчастий, но мне некого было винить, кроме самой себя. Тяжесть этой вины была так велика, что становилась невыносимой. Я была раздавлена, уничтожена и чувствовала такую усталость, что не открывала глаз, пока Бо не сказал, что мы дома. Я позволила ему вывести себя из машины, но ноги не слушались. Он внес меня в дом, вверх по лестнице, уложил в постель, где я свернулась калачиком, обхватив себя руками, и впала в забытье.
Когда я проснулась, Бо был уже одет. Я повернулась, но ощутила такую сильную боль во всем теле, что едва смогла распрямить ноги и приподняться. Голова казалась каменной.
– Я так устала, у меня слабость.
– Оставайся сегодня в постели, – посоветовал он. – Я скажу Салли, чтобы она принесла тебе завтрак. Мне нужно кое-что сделать в офисе, а потом я вернусь и буду с тобой.
– Бо, – простонала я, – это моя вина. Глэдис Тейт вправе ненавидеть меня.
– Конечно, это не твоя вина, ты не нарушала никаких обещаний, а все, что он сделал, он сделал по доброй воле, зная, какие могут быть последствия. Если уж здесь и есть чья-то вина, так это – моя. Мне не следовало позволять ему становиться настолько причастным, надо было заставить тебя пойти на полный разрыв с ним, чтобы он осознал, что ему нужно продолжать свою жизнь, а не оплакивать невозможное.
– Но, Руби, – продолжал Бо, подходя ко мне и беря мою руку, – нам предначертано быть вместе, если двое так сильно любят, как мы, они судьбой предназначены друг другу. Вот во что ты должна верить, эта вера должна поддерживать тебя, когда ты оплакиваешь Поля. Если мы сейчас подведем друг друга, все, что он делал, окажется напрасным.
– В глубине души он, должно быть, сам осознавал, что твое место – рядом со мной, может, он не мог смириться с этим, может, это было слишком больно для него, но все-таки он понимал, что это – реальность.
– Мы должны держаться за то, что у нас сейчас есть. Я люблю тебя, – сказал он и нежно поцеловал меня в губы, склонив свою голову мне на грудь, и я прижала ее к себе, задержав на минуту, прежде чем он поднялся, глубоко вздохнув, и улыбнулся. – Я пришлю Салли, а потом попрошу миссис Феррер принести попозже Перл, хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86