Что ты, черт возьми, себе думаешь, что я женюсь на тебе?
— Нет. У меня свой расчет. Я предполагала, что ты позабавишься со мной, а затем вернешься к своей жене и найдешь себе другую забаву. А у меня останется то, что я сама себе распланировала — твое дитя. Теперь я могу отваливать. Так что поцелуй меня, Барт, как еще одну из твоих маленьких интрижек.
Он разозлился. Мы сидели в моей гостиной, а за окном бушевала метель. Снег громоздился огромными сугробами высотой до самого окна, а я была у камина и вязала детскую кофточку, чтобы затем перейти к пинеткам. Я собиралась провязать две петли вместе, но тут Барт схватил мое вязание и отшвырнул его в сторону.
— Петли убегут! — закричала я в отчаянии.
— Какого черта ты собираешься со мной сделать, Кэти? Ты знаешь, что я не могу на тебе жениться! И я никогда не врал тебе и не обещал ничего. Ты играешь в какую-то игру. — Он задохнулся и зарылся лицом в ладони, потом опустил руки и взмолился: — Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, и я тоже хочу ребенка от тебя. Какую же игру ты теперь затеяла?
— Обычную женскую игру. Единственную игру, играя в которую женщина может быть уверена в победе.
— Послушай, — сказал он, стараясь вновь обрести контроль над ситуацией, — объясни, что ты имеешь в виду, говори прямо. Из-за того, что вернулась моя жена, ничто не должно меняться между нами. У тебя всегда будет место в моей жизни.
— В твоей жизни? Не лучше ли сказать на обочине твоей жизни?
Первый раз в его голосе зазвучала покорность.
— Кэти, будь благоразумной. Я люблю тебя, но и жену свою я тоже люблю. Иногда я не могу отделить тебя от нее. Она вернулась совсем другая, я тебе уже говорил, и теперь она такая же, как тогда, когда мы с ней познакомились. Возможно, помолодевшие фигура, лицо придали ей уверенности, которую она подрастеряла, поэтому сейчас она опять нежна и добра со мной. Какова бы ни была причина, я рад этой перемене. Даже когда она мне не нравилась, я продолжал ее любить. Когда она становилась мне вовсе ненавистна, я в отместку уходил к другим женщинам, но любил я все же ее. Один момент вызывает у нас неизменное противоборство — это ее нежелание иметь ребенка, пусть даже приемного. Конечно, что говорить, сейчас она уже слишком стара, чтобы рожать детей. Пожалуйста, Кэти, останься! Не уходи! Не увози моего ребенка, ведь тогда я никогда не узнаю, что будет с ним или с ней… или с тобой.
Я решила выложить все начистоту.
— Хорошо, я останусь, но при одном условии. Ты получишь ребенка, о котором всегда мечтал только в том случае, если разведешься с ней и женишься на мне. Иначе я уезжаю далеко-далеко, а значит забираю с собой и твое дитя. Возможно, я напишу тебе, кто родился — сын или дочь, а может быть и нет. В любом случае, если я уеду, ты будешь навсегда вычеркнут из моей жизни.
Я подумала: «Вы только посмотрите на него, он ведет себя так, как если бы в завещании не было приписки, запрещающей его жене иметь детей. Защищает ее! В точности, как Крис, а ведь он все знает. Он ведь сам составлял это завещание. Он не может этого не знать».
Он стоял у камина, положив руку на каминную доску, потом оперся лбом на эту руку и уставил неподвижный взор в огонь. Другая рука была у него за спиной, стиснутая в кулак. Его смятенные мысли были так глубоки и сильны, что, казалось, они достигают внешнего мира, по крайней мере во мне поднялась волна сочувствия. Затем он обернулся ко мне и посмотрел мне прямо в глаза.
— Господи, — сказал он, пораженный сделанным открытием, —так ты все это распланировала заранее? И ты явилась сюда, чтобы исполнить давно задуманное? Но почему? Почему ты выбрала для своих замыслов именно меня? Что я тебе сделал, Кэти, ведь я только любил тебя! Это правда, что все началось с секса, да я бы хотел, чтобы этим оно и ограничивалось, но оно переросло в нечто гораздо большее. Мне нравится быть с тобой, просто сидеть и разговаривать, или гулять в лесу. С тобой я чувствую себя очень уютно. Мне нравится, как ты меня ждешь, как дотрагиваешься до щеки, когда проходишь мимо, как ерошишь мне волосы и целуешь меня в шею, мне нравится, как нежно, робко ты просыпаешься и улыбаешься мне. Мне нравятся твои умные игры, в которых ты всегда оставляешь мне одни догадки, но мне от них хорошо. У меня такое чувство, что в одной женщине я имею целых десять, и я совершенно не могу без тебя. Но я не могу оставить свою жену и жениться на тебе. Я ей нужен!
— Тебе бы стоило пойти на сцену, Барт. Твои слова тронули меня до слез.
— Черт тебя побери, почему ты так легко об этом говоришь? Ты просто вздернула меня на дыбу, а теперь подкручиваешь болты! Не заставляй меня тебя ненавидеть и разрушать лучшее, что было в моей жизни!
С этими словами он рванулся из дома, и я осталась одна, с горечью сознавая, что я всегда слишком много говорю, ведь на самом деле я готова была оставаться в этом городе столько, сколько я буду ему нужна.
Мы с Эммой и Джори задумали совершить экскурсию в Ричмонд и сделать кое-какие рождественские покупки.
Он еще ни разу не видел близко Санта Клауса и теперь в универмаге с опаской подошел к одетому в красное белобородому человеку, который вытянул руки ему навстречу. Он испытующе забрался к Санта Клаусу на колени и недоверчиво уставился ему прямо в синие глаза, а я со всех сторон щелкала фотоаппаратом, чуть ли не ползая на коленях в стремлении поймать лучший ракурс.
Затем мы зашли в ателье, о котором мне рассказывали, и я протянула им набросок, сделанный по памяти. Я выбрала точно такой темно-зеленый бархат и чуть светлее шифон на юбку.
— Бархатный лиф должен затягиваться на шнуры, отделанные горным хрусталем, и не забудьте, что свободные концы должны свисать до подола.
Пока Джори и Эмма смотрели диснеевский мультик, я пошла постричься. На сей раз я не просто подровняла волосы, как обычно, а действительно постриглась короче и иначе, чем всегда. Мне была к лицу эта прическа, как того и нужно было, ведь она была к лицу и моей матери, когда она носила ее пятнадцать лет назад.
— Ой, мамочка! — закричал Джори разочарованно. — Где твои волосы? — Он принялся плакать. — Приделай их назад, а то ты больше не похожа на мою маму!
Именно этого я и добивалась. В это Рождество я должна была выглядеть не как я: я должна была быть копией моей матери в тот вечер, когда я впервые увидела ее танцующей с Бартом. Сейчас, наконец-то, настал мой шанс: в платье, в точности как у нее тогда, с такой же прической, с ее молодым лицом я сражусь со своей матерью в ее собственном доме, но на моих условиях. Женщина против женщины — и пусть победит лучшая! Она, в ее сорок восемь, после пластической операции, все-таки она была очень красива. Но она не могла бы составить конкуренцию своей дочери, которая моложе на двадцать один год!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Нет. У меня свой расчет. Я предполагала, что ты позабавишься со мной, а затем вернешься к своей жене и найдешь себе другую забаву. А у меня останется то, что я сама себе распланировала — твое дитя. Теперь я могу отваливать. Так что поцелуй меня, Барт, как еще одну из твоих маленьких интрижек.
Он разозлился. Мы сидели в моей гостиной, а за окном бушевала метель. Снег громоздился огромными сугробами высотой до самого окна, а я была у камина и вязала детскую кофточку, чтобы затем перейти к пинеткам. Я собиралась провязать две петли вместе, но тут Барт схватил мое вязание и отшвырнул его в сторону.
— Петли убегут! — закричала я в отчаянии.
— Какого черта ты собираешься со мной сделать, Кэти? Ты знаешь, что я не могу на тебе жениться! И я никогда не врал тебе и не обещал ничего. Ты играешь в какую-то игру. — Он задохнулся и зарылся лицом в ладони, потом опустил руки и взмолился: — Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, и я тоже хочу ребенка от тебя. Какую же игру ты теперь затеяла?
— Обычную женскую игру. Единственную игру, играя в которую женщина может быть уверена в победе.
— Послушай, — сказал он, стараясь вновь обрести контроль над ситуацией, — объясни, что ты имеешь в виду, говори прямо. Из-за того, что вернулась моя жена, ничто не должно меняться между нами. У тебя всегда будет место в моей жизни.
— В твоей жизни? Не лучше ли сказать на обочине твоей жизни?
Первый раз в его голосе зазвучала покорность.
— Кэти, будь благоразумной. Я люблю тебя, но и жену свою я тоже люблю. Иногда я не могу отделить тебя от нее. Она вернулась совсем другая, я тебе уже говорил, и теперь она такая же, как тогда, когда мы с ней познакомились. Возможно, помолодевшие фигура, лицо придали ей уверенности, которую она подрастеряла, поэтому сейчас она опять нежна и добра со мной. Какова бы ни была причина, я рад этой перемене. Даже когда она мне не нравилась, я продолжал ее любить. Когда она становилась мне вовсе ненавистна, я в отместку уходил к другим женщинам, но любил я все же ее. Один момент вызывает у нас неизменное противоборство — это ее нежелание иметь ребенка, пусть даже приемного. Конечно, что говорить, сейчас она уже слишком стара, чтобы рожать детей. Пожалуйста, Кэти, останься! Не уходи! Не увози моего ребенка, ведь тогда я никогда не узнаю, что будет с ним или с ней… или с тобой.
Я решила выложить все начистоту.
— Хорошо, я останусь, но при одном условии. Ты получишь ребенка, о котором всегда мечтал только в том случае, если разведешься с ней и женишься на мне. Иначе я уезжаю далеко-далеко, а значит забираю с собой и твое дитя. Возможно, я напишу тебе, кто родился — сын или дочь, а может быть и нет. В любом случае, если я уеду, ты будешь навсегда вычеркнут из моей жизни.
Я подумала: «Вы только посмотрите на него, он ведет себя так, как если бы в завещании не было приписки, запрещающей его жене иметь детей. Защищает ее! В точности, как Крис, а ведь он все знает. Он ведь сам составлял это завещание. Он не может этого не знать».
Он стоял у камина, положив руку на каминную доску, потом оперся лбом на эту руку и уставил неподвижный взор в огонь. Другая рука была у него за спиной, стиснутая в кулак. Его смятенные мысли были так глубоки и сильны, что, казалось, они достигают внешнего мира, по крайней мере во мне поднялась волна сочувствия. Затем он обернулся ко мне и посмотрел мне прямо в глаза.
— Господи, — сказал он, пораженный сделанным открытием, —так ты все это распланировала заранее? И ты явилась сюда, чтобы исполнить давно задуманное? Но почему? Почему ты выбрала для своих замыслов именно меня? Что я тебе сделал, Кэти, ведь я только любил тебя! Это правда, что все началось с секса, да я бы хотел, чтобы этим оно и ограничивалось, но оно переросло в нечто гораздо большее. Мне нравится быть с тобой, просто сидеть и разговаривать, или гулять в лесу. С тобой я чувствую себя очень уютно. Мне нравится, как ты меня ждешь, как дотрагиваешься до щеки, когда проходишь мимо, как ерошишь мне волосы и целуешь меня в шею, мне нравится, как нежно, робко ты просыпаешься и улыбаешься мне. Мне нравятся твои умные игры, в которых ты всегда оставляешь мне одни догадки, но мне от них хорошо. У меня такое чувство, что в одной женщине я имею целых десять, и я совершенно не могу без тебя. Но я не могу оставить свою жену и жениться на тебе. Я ей нужен!
— Тебе бы стоило пойти на сцену, Барт. Твои слова тронули меня до слез.
— Черт тебя побери, почему ты так легко об этом говоришь? Ты просто вздернула меня на дыбу, а теперь подкручиваешь болты! Не заставляй меня тебя ненавидеть и разрушать лучшее, что было в моей жизни!
С этими словами он рванулся из дома, и я осталась одна, с горечью сознавая, что я всегда слишком много говорю, ведь на самом деле я готова была оставаться в этом городе столько, сколько я буду ему нужна.
Мы с Эммой и Джори задумали совершить экскурсию в Ричмонд и сделать кое-какие рождественские покупки.
Он еще ни разу не видел близко Санта Клауса и теперь в универмаге с опаской подошел к одетому в красное белобородому человеку, который вытянул руки ему навстречу. Он испытующе забрался к Санта Клаусу на колени и недоверчиво уставился ему прямо в синие глаза, а я со всех сторон щелкала фотоаппаратом, чуть ли не ползая на коленях в стремлении поймать лучший ракурс.
Затем мы зашли в ателье, о котором мне рассказывали, и я протянула им набросок, сделанный по памяти. Я выбрала точно такой темно-зеленый бархат и чуть светлее шифон на юбку.
— Бархатный лиф должен затягиваться на шнуры, отделанные горным хрусталем, и не забудьте, что свободные концы должны свисать до подола.
Пока Джори и Эмма смотрели диснеевский мультик, я пошла постричься. На сей раз я не просто подровняла волосы, как обычно, а действительно постриглась короче и иначе, чем всегда. Мне была к лицу эта прическа, как того и нужно было, ведь она была к лицу и моей матери, когда она носила ее пятнадцать лет назад.
— Ой, мамочка! — закричал Джори разочарованно. — Где твои волосы? — Он принялся плакать. — Приделай их назад, а то ты больше не похожа на мою маму!
Именно этого я и добивалась. В это Рождество я должна была выглядеть не как я: я должна была быть копией моей матери в тот вечер, когда я впервые увидела ее танцующей с Бартом. Сейчас, наконец-то, настал мой шанс: в платье, в точности как у нее тогда, с такой же прической, с ее молодым лицом я сражусь со своей матерью в ее собственном доме, но на моих условиях. Женщина против женщины — и пусть победит лучшая! Она, в ее сорок восемь, после пластической операции, все-таки она была очень красива. Но она не могла бы составить конкуренцию своей дочери, которая моложе на двадцать один год!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122