Она вернулась в свой кабинет, ступая слабыми непослушными ногами, села за стол, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Она струсила. Почему она позволила Джонатану запугать себя?
Она должна была настоять на своем. Но теперь она боялась. Нет, не Джонатана, не потерять свою работу, она боялась принять неверное решение. Если бы прямо сейчас, когда она сидит за столом и ее трясет и тошнит, кто-нибудь спросил, уверена ли она, что приняла правильное решение в случае с Энни, она не смогла бы ответить.
Поздно вечером она позвонила в больницу «Эмерсон мемориал» и узнала, что у пострадавшей действительно был разрыв селезенки. Джонатан оказался прав: лишние минуты, которые ушли бы на вскрытие брюшной полости, могли стоить ее пациентке жизни. Оливия расплакалась, частью от облегчения, что у пациентки все обошлось, частью от того, что оказалась не права и теперь не могла доверять своей способности принимать Правильные решения.
Она легла в постель в подавленном состоянии, с чувством беспредельного одиночества. В десять тридцать она поставила на постель телефон и набрала номер Алека. У Алека был хрипловатый сонный голос, и она, не сказав ни слова, повесила трубку.
ГЛАВА 33
Август, 1991
Пол шел по Коннектикут-Авеню, глубоко вдыхая влажный и какой-то липкий воздух вечернего Вашингтона. Для такого климата пригодились бы жабры. В полуквартале от него на боковой стене здания виднелась розовая неоновая вывеска книжного магазина Донована, и Пол прибавил шагу.
Зайдя в магазин, он остановился у двери, промакнул лоб платком и вздохнул, погружаясь в неслыханное изобилие своего самого любимого книжного магазина. Любимого магазина Оливии. Он скучал по вашингтонской жизни и начинал скучать по Оливии.
Часы показывали девять тридцать вечера, а магазин был полон народа. Как это чудесно! Что оставалось открытым в Аутер-Бенкс в девять тридцать вечера, кроме, разве что, закусочных?
Он медленно шел по магазину, проводя кончиками пальцев по корешкам книг. Прежде он довольно регулярно читал здесь свои стихи: днем по воскресеньям и вечером по вторникам. Публика всегда была разношерстной, доброжелательной и неизменно поддерживала его.
По лестнице в глубине магазина он поднялся на второй этаж, в закусочную, и, подойдя к стойке, попросил минеральной воды и кусок сырного пирога. Держа в руках поднос, он пытался найти свободное место среди маленьких, почти сплошь занятых столиков. Два человека как раз освобождали столик рядом с перилами. Они предложили Полу занять их место, и, когда он сел и с высоты оглядел простиравшийся под ним магазин, он понял, что это тот самый столик, за который они с Оливией всегда старались попасть. Первые два года их брака они снимали квартиру в доме напротив. И даже потом, купив дом в Кенгсингтоне, они несколько раз в неделю устраивались здесь, за этим столиком, и просиживали часы за минеральной водой и сэндвичами с авокадо, работая вместе над «Крушением „Восточного ветра“. Боже, как ему нравилось писать эту книгу вместе с нею!
Он работал в больнице «Вашингтон дженерал» над репортажем о заболевшем сенаторе, когда ему стало известно о поезде, свалившемся в Потомак. Он был первым репортером, который появился в отделении скорой помощи, и во всеобщем хаосе, царившем здесь в последующие несколько часов никто, казалось, не замечал и не контролировал его действий.
Первый раз он увидел Оливию, когда она встречала у автоматических дверей отделения пострадавшую – жертву крушения поезда, доставленную на носилках. Она небрежно собрала свои каштановые волосы с одной стороны, сняла с запястья резинку и закрепила ею получившийся хвост. Затем она вместе с санитарами провезла по коридору мимо Пола пожилую женщину на каталке. Оливия прижимала кусок окровавленной марли к ране на боку женщины и все время разговаривала с ней, успокаивая. В последующие несколько дней в отделении работали десятки врачей и сестер, но все внимание Пола было поглощено Оливией. Он наблюдал, как она беседует с родственниками пострадавших, сообщая, живы их близкие или мертвы, как она бережно прикасается к их рукам или поддерживает их, если это нужно. К концу этих нескольких ужасных дней ее волосы в беспорядке спадали на спину, а потная челка прилипла ко лбу. Ее зеленый рабочий костюм был весь в кровавых пятнах, а вокруг глаз на нежной алебастровой коже выделялись темные круги. Он решил, что она необыкновенно красива.
Ему хотелось думать, что тяга к Оливии объяснялась его долгожданной готовностью к новым отношениям, но он знал, что все дело в ее самоотверженности, в сострадании к пациентам, которое напоминало ему Энни. Подобное сравнение было просто нелепым. Энни с ее неуважением ко времени и совершенно неорганизованным подходом к жизни могла бы лишь нарушить работу отделения скорой помощи. Оливия справлялась со всем именно благодаря хладнокровным профессиональным действиям. Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что она совершенно не похожа на Энни. Но к тому моменту он уже окончательно влюбился в нее.
Иногда по вечерам они с Оливией сидели за этим столиком и листали книги, которые она подобрала на полках магазина. Обычно она выбирала книги о природе или по медицине. В начале их отношений она прошла через период, когда читала все книги о сексе, которые ей встречались. Большую часть своей жизни она отвергала все, связанное с сексом, а внезапно избавившись от комплексов, она уже не могла остановиться. Секс с Оливией напоминал обучение ребенка новой игре: поначалу она сомневалась в своих возможностях, но когда правила игры были усвоены, ей захотелось играть в нее бесконечно. И это у нее здорово получалось.
Однако последние несколько лет их брака она приносила за столик книги, наполненные беспристрастной информацией о бесплодии: иногда обнадеживающей, иногда приводящей в уныние.
Последний кусочек сырного пирога таял у Пола во рту. Он разглядывал золотое кольцо на своем пальце, которое надел только этим утром. И хотя он не носил его уже много месяцев, сейчас ему было приятно видеть кольцо у себя на руке. Они с Оливией никогда не отдалились бы друг от друга, если бы смогли иметь детей. Узнав, что она не может забеременеть, Пол почувствовал себя обманутым. Он старался не показывать своих чувств. Разумеется, вины ее здесь не было, и она сама остро переживала это. Он уже почти оправился после этого удара, когда она объявила, что получила предложение работать в Аутер-Бенкс.
В это было трудно поверить. Он знал, что Энни живет в Аутер-Бенкс со своим мужем и двумя детьми, и его охватило смешанное чувство восторга и ужаса. Он попытался отговорить Оливию, но после собеседования она вернулась в полном восторге:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Она должна была настоять на своем. Но теперь она боялась. Нет, не Джонатана, не потерять свою работу, она боялась принять неверное решение. Если бы прямо сейчас, когда она сидит за столом и ее трясет и тошнит, кто-нибудь спросил, уверена ли она, что приняла правильное решение в случае с Энни, она не смогла бы ответить.
Поздно вечером она позвонила в больницу «Эмерсон мемориал» и узнала, что у пострадавшей действительно был разрыв селезенки. Джонатан оказался прав: лишние минуты, которые ушли бы на вскрытие брюшной полости, могли стоить ее пациентке жизни. Оливия расплакалась, частью от облегчения, что у пациентки все обошлось, частью от того, что оказалась не права и теперь не могла доверять своей способности принимать Правильные решения.
Она легла в постель в подавленном состоянии, с чувством беспредельного одиночества. В десять тридцать она поставила на постель телефон и набрала номер Алека. У Алека был хрипловатый сонный голос, и она, не сказав ни слова, повесила трубку.
ГЛАВА 33
Август, 1991
Пол шел по Коннектикут-Авеню, глубоко вдыхая влажный и какой-то липкий воздух вечернего Вашингтона. Для такого климата пригодились бы жабры. В полуквартале от него на боковой стене здания виднелась розовая неоновая вывеска книжного магазина Донована, и Пол прибавил шагу.
Зайдя в магазин, он остановился у двери, промакнул лоб платком и вздохнул, погружаясь в неслыханное изобилие своего самого любимого книжного магазина. Любимого магазина Оливии. Он скучал по вашингтонской жизни и начинал скучать по Оливии.
Часы показывали девять тридцать вечера, а магазин был полон народа. Как это чудесно! Что оставалось открытым в Аутер-Бенкс в девять тридцать вечера, кроме, разве что, закусочных?
Он медленно шел по магазину, проводя кончиками пальцев по корешкам книг. Прежде он довольно регулярно читал здесь свои стихи: днем по воскресеньям и вечером по вторникам. Публика всегда была разношерстной, доброжелательной и неизменно поддерживала его.
По лестнице в глубине магазина он поднялся на второй этаж, в закусочную, и, подойдя к стойке, попросил минеральной воды и кусок сырного пирога. Держа в руках поднос, он пытался найти свободное место среди маленьких, почти сплошь занятых столиков. Два человека как раз освобождали столик рядом с перилами. Они предложили Полу занять их место, и, когда он сел и с высоты оглядел простиравшийся под ним магазин, он понял, что это тот самый столик, за который они с Оливией всегда старались попасть. Первые два года их брака они снимали квартиру в доме напротив. И даже потом, купив дом в Кенгсингтоне, они несколько раз в неделю устраивались здесь, за этим столиком, и просиживали часы за минеральной водой и сэндвичами с авокадо, работая вместе над «Крушением „Восточного ветра“. Боже, как ему нравилось писать эту книгу вместе с нею!
Он работал в больнице «Вашингтон дженерал» над репортажем о заболевшем сенаторе, когда ему стало известно о поезде, свалившемся в Потомак. Он был первым репортером, который появился в отделении скорой помощи, и во всеобщем хаосе, царившем здесь в последующие несколько часов никто, казалось, не замечал и не контролировал его действий.
Первый раз он увидел Оливию, когда она встречала у автоматических дверей отделения пострадавшую – жертву крушения поезда, доставленную на носилках. Она небрежно собрала свои каштановые волосы с одной стороны, сняла с запястья резинку и закрепила ею получившийся хвост. Затем она вместе с санитарами провезла по коридору мимо Пола пожилую женщину на каталке. Оливия прижимала кусок окровавленной марли к ране на боку женщины и все время разговаривала с ней, успокаивая. В последующие несколько дней в отделении работали десятки врачей и сестер, но все внимание Пола было поглощено Оливией. Он наблюдал, как она беседует с родственниками пострадавших, сообщая, живы их близкие или мертвы, как она бережно прикасается к их рукам или поддерживает их, если это нужно. К концу этих нескольких ужасных дней ее волосы в беспорядке спадали на спину, а потная челка прилипла ко лбу. Ее зеленый рабочий костюм был весь в кровавых пятнах, а вокруг глаз на нежной алебастровой коже выделялись темные круги. Он решил, что она необыкновенно красива.
Ему хотелось думать, что тяга к Оливии объяснялась его долгожданной готовностью к новым отношениям, но он знал, что все дело в ее самоотверженности, в сострадании к пациентам, которое напоминало ему Энни. Подобное сравнение было просто нелепым. Энни с ее неуважением ко времени и совершенно неорганизованным подходом к жизни могла бы лишь нарушить работу отделения скорой помощи. Оливия справлялась со всем именно благодаря хладнокровным профессиональным действиям. Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что она совершенно не похожа на Энни. Но к тому моменту он уже окончательно влюбился в нее.
Иногда по вечерам они с Оливией сидели за этим столиком и листали книги, которые она подобрала на полках магазина. Обычно она выбирала книги о природе или по медицине. В начале их отношений она прошла через период, когда читала все книги о сексе, которые ей встречались. Большую часть своей жизни она отвергала все, связанное с сексом, а внезапно избавившись от комплексов, она уже не могла остановиться. Секс с Оливией напоминал обучение ребенка новой игре: поначалу она сомневалась в своих возможностях, но когда правила игры были усвоены, ей захотелось играть в нее бесконечно. И это у нее здорово получалось.
Однако последние несколько лет их брака она приносила за столик книги, наполненные беспристрастной информацией о бесплодии: иногда обнадеживающей, иногда приводящей в уныние.
Последний кусочек сырного пирога таял у Пола во рту. Он разглядывал золотое кольцо на своем пальце, которое надел только этим утром. И хотя он не носил его уже много месяцев, сейчас ему было приятно видеть кольцо у себя на руке. Они с Оливией никогда не отдалились бы друг от друга, если бы смогли иметь детей. Узнав, что она не может забеременеть, Пол почувствовал себя обманутым. Он старался не показывать своих чувств. Разумеется, вины ее здесь не было, и она сама остро переживала это. Он уже почти оправился после этого удара, когда она объявила, что получила предложение работать в Аутер-Бенкс.
В это было трудно поверить. Он знал, что Энни живет в Аутер-Бенкс со своим мужем и двумя детьми, и его охватило смешанное чувство восторга и ужаса. Он попытался отговорить Оливию, но после собеседования она вернулась в полном восторге:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116