дурь, блажь. Возможно, зачатки чего-то более глубокого, всеобъемлющего. Или отчаянный порыв тонущей в омуте одиночества женщины – иначе говоря, сознание, что надо хоть с кем-то переспать, пока шансы не улетучились окончательно. Мысли эти копошились в голове у Энни; она уже жалела, что за последние сутки то и дело отчитывала Такера по поводу и без повода. Конечно, ему это не помешает – но только в том случае, если он останется в мире, в который наконец вылез из своего подполья. Она же ругала его как будто с подтекстом: хочешь жить со мной в Гулнессе – разберись со своей семьей. Так у нас здесь принято. Но если учесть, что он вовсе не собирается оставаться с ней, то какое ее дело? Все равно что уговаривать Спайдермена не скакать по небоскребам и поберечь здоровье. Она забыла учесть его собственные желания.
Приятельские посиделки вчетвером вскоре переросли в нечто иное – в основном из-за того, что любое произнесенное Джексоном или Такером слово Дункан рассматривал как подтверждение или ниспровержение системы, выстроенной им в течение долгих лет кропотливой деятельности.
– Выглядит аппетитно, – вежливо похвалил еду Дункан, усаживаясь.
– Моя сестра бекон не ест, – объявил Джексон, и Энни заметила, что Дункан борется с желанием задать уточняющий вопрос.
– У тебя есть сестра, Джексон? – спокойно произнес он, очевидно решив, что вовсе ничего не спросить будет грубостью.
– Ага. Сестры и братья, четверо. Только они не с нами живут. У них свои мамы, разные.
Дункан чуть не подавился куском хлеба:
– Кгх… Э-э… То есть…
– И ни одну из мам не зовут Джули, – вставил Такер.
– Ну, от этой теории мы давно отказались, – авторитетно заявил Дункан.
Джексон глянул на него, потом на отца.
– Это неинтересно, Джек, – успокоил его Такер.
– А-а…
– Я показала Такеру и Джексону наш музей, – вступила Энни, выводя беседу на нейтральную тему, подальше от деталей, вызывающих излишние эмоции. – Показала новые экспонаты, акулий глаз. Помнишь, я тебе рассказывала об акуле? Кажется, и глаз упоминала.
– Да, помню. Ваша выставка ведь скоро откроется?
– Да, в среду.
– Непременно зайду.
– Мы устроим небольшую вечеринку во вторник вечером. Ничего особенного. Парочка представителей городского совета да наши общественницы, в узком кругу.
– Уговори Такера спеть на вашем приеме.
Ну вот, получается, что сама напросилась. Энни прикусила язык. Дункану только дай зацепку, он шанса не упустит.
– Ага, – скептически заметила Энни, – если Такер захочет прервать двадцатилетнее молчание, то лучшего случая, чем выставка в музее Гулнесса, и желать нечего.
Такер рассмеялся. Дункан уставился в тарелку и проблеял:
– Любой случай подходящий. Не знаю, сказала ли вам Энни, но я давний почитатель вашего таланта. Я… Без преувеличения можно сказать, что я лучший в мире знаток вашего творчества.
– Читал.
– О… Черт… Можете указать, в чем я ошибся?
– Даже не знаю, с чего и начать, – ухмыльнулся Такер.
– Может быть, дадите интервью? Чтобы упорядочить сведения. Вы видели наш сайт, публика там внимательная и благодарная.
– Дункан, перестань, – перебила его Энни.
– Извините.
– Да нечего упорядочивать, – отмахнулся Такер. – Вот я, вот моя жизнь, и вот где-то полтора десятка человек вроде вас, которые по каким-то причинам, только им известным, тратят кучу времени на гадание о жизни моей недостойной особы.
– Вполне может быть, что с вашей точки зрения все именно так и выглядит.
– Думаете, другие точки зрения вернее?
– Мы могли бы ограничиться лишь вопросами, касающимися песен.
– Отстань, Дункан! – велела Энни. – Вряд ли Такера интересуют ваши вопросы.
– Ага, значит, вы по-прежнему стремитесь проверить, я это или не я? И у вас заготовлен убойный вопрос, который поможет это выяснить?
– Я… Да, точно. Есть такой вопрос.
– Валяйте. Хочу проверить, достаточно ли я знаю свою жизнь.
– Только… Не будет ли этот вопрос слишком личным…
– Если не для детских ушей, мы проводим Джексона в его комнату.
– Нет-нет… Ничего особенного. Я только хотел спросить, кого еще вы рисовали, кроме Джули Битти.
Энни показалось, что температура в кухне вдруг упала на несколько градусов. Очевидно, Дункан затронул тему, которую нельзя было затрагивать, но почему эту тему нельзя затрагивать, Энни понять не могла.
– С чего вы взяли, что я ее рисовал?
– Я не хотел бы открывать источник.
– Ваш источник врет.
– Исключено.
Такер опустил нож и вилку на тарелку:
– Нет, мне это положительно нравится. Эти ребята воображают себя ясновидящими, а сами под носом ни хрена не видят.
– Иногда они достаточно зоркие ребята.
– Да бросьте!
Внезапно глаза Дункана утратили способность встречаться взглядом с присутствующими. Признак гнева, как Энни знала по опыту. С гневом своим Дункан управлялся несколько своеобразно; как и остальные его эмоции, гнев частенько находил самый неожиданный выход.
– Портрет Джули вовсе не плох. Только вот, могу поспорить, она больше не курит.
Надо признать, последнюю деталь Дункан преподнес с триумфом – который, правда, подпортил Такер. Он вскочил, перегнулся через стол и ухватил перепугавшегося Дункана за ворот рубашки.
– Ты был у нее!
Энни вспомнила день, когда Дункан ездил в Беркли. Вернулся он в гостиницу в странном настрое, рассеянный и возбужденный. Еще он сказал ей в тот вечер, что его одержимость Такером Кроу слабеет.
– Только чтобы воспользоваться туалетом.
– Она тебя пригласила воспользоваться туалетом?
– Такер! – крикнула Энни. – Отпусти его. Ты пугаешь Джексона.
– Ничего не пугает, – отозвался Джексон. – Наоборот, круто. Мне этот дядька вообще не нравится. Врежь ему, пап!
Его реплики хватило, чтобы Такер мгновенно выпустил рубашку Дункана.
– Нехорошо, Джексон, – отеческим тоном произнес Такер.
– Еще как нехорошо, – подтвердил Дункан.
Такер бросил ему предостерегающий взгляд, и Дункан, извиняясь, вскинул руки.
– Ладно, Дункан, будьте любезны объяснить, как вы оказались в туалете Джули.
– Конечно, я был неправ, признаю. Но когда я подошел к ее дому, у меня чуть пузырь не лопался. У дома сидел парень, и он знал, где ключ от входной двери. Джули не было дома, так что этот парень открыл дверь, мы вошли, я сходил в туалет, а потом он показал мне картину. Все вместе заняло не больше пяти минут.
– Тогда все в порядке. А то ведь если семь минут – это уже вторжение в чужие частные владения.
– Глупо получилось, верно. Я ужасно переживал. И сейчас еще переживаю. Даже забыть пытался.
– Однако теперь хвастаешься.
– Я не хвастаюсь. Но я хотел бы подчеркнуть, что я… серьезный человек. То есть серьезный исследователь.
– Похоже, это не одно и то же. Серьезный человек не станет вламываться в чужой дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71