Если бы я с самого начала знал, как тяжко оно будет и как все затянется, я бы просто не стал связываться...»
3. Он упорствовал в поисках: открыл бар — чтобы иметь возможность снимать отпечатки пальцев, которые оставляли на грязных стаканах клиенты. Пошел работать в банк крови — не мелькнет ли в тамошней картотеке кто-нибудь, чья кровь идентична крови убийцы. «Я поддерживал отношения с полицией. Они снабжали меня всей проходящей через них информацией: массой совершенно никчемных фактов».
4. Наметился некий подозреваемый — психиатр, который и впрямь был весьма подозрительным типом; группа крови подходила по всем параметрам. «Здесь что-то было нечисто». Жерар продолжал копать. «Я не мог ничего выяснить про его прошлое». Он следил за этим субчиком, ходил за ним как тень, вскрывал его почту, он обыскал его квартиру (нашел несколько упаковок циклодола) и установил «жучок» на телефоне. В конце концов, потеряв терпение, Жерар просто его похитил. «Я не полицейский. Мне плевать на закон. Я хочу знать, что же все-таки произошло». Через полтора дня этот говнюк признался, что от рождения он — женщина. Срок Жерару дали на удивление небольшой.
5. Жерар втерся в среду сутенеров, проник в клубы садомазохистов, стал отираться — вполне сходя за своего — в иных подозрительных кругах. Там он всячески намекал, что за спиной у него — несколько удачных убийств, рассказывал кое-какие известные истории на сей счет, присовокупив к ним несколько случаев, не привлекших к себе пристального внимания полиции. «Я думал — вдруг это заставит мерзавца засветиться. Энтузиасты любят кучковаться со своими». Однако убийца не всплыл.
Зато полиция наведалась к Жерару в гости в связи с расследованием некого нераскрытого похищения с целью сексуального домогательства, сорвала в доме все полы, перекопала сад — бедняга всерьез вляпался и ему грозила тюрьма, так как алиби у него не было.
6. В конце концов после пятнадцати лет тщетных поисков по всему Тулону Жерар переехал жить в поселок, где произошло убийство. Он вселился в полуразвалившуюся халупу — теперь от ближайшего оазиса цивилизации его отделяло несколько километров. «Все время я чувствовал, что убийца где-то рядом. В городе меня окружало слишком много людей — поди разберись хоть в чем-нибудь. Мне нужно было пожить в уединении, где-то на отшибе, чтобы он клюнул на это, как на приманку. Однажды ночью я слышал шорох на улице и ждал, что вот сейчас он наконец появится. Но он исчез. Моя воля оказалась бессильна, я не смог тогда заставить его войти в дом — слишком рано обрадовался — и все испортил: он ускользнул».
Крупицы информации,
добытые Жераром, — реплики Эдди восстановлены
— И что, больше убийца не подавал о себе никаких вестей? — уточнил я.
— Подавал. Он таки объявился — два месяца спустя. Исповедь на смертном одре. Сам позвал полицию — что за удовольствие от удавшегося преступления, если о том не знает ни одна живая душа.
Плотник. Тупой, как жопа. Он совершил это лишь однажды — что, замечу, для такого рода преступлений нехарактерно. Они поинтересовались: а зачем? «Ну, у меня бы никогда не было возможности отыметь девушку вроде этой». — «Но почему вы не пошли в бордель?» — «Я же хотел не шлюху!» Он снял с ее пальца кольцо — все, что ему было надо. И, глядя на него, питался воспоминаниями об этой смерти — как какое-то насекомое, медленно-медленно пожирающее свой лист. Коп спросил мерзавца, что толкнуло его на исповедь — муки совести? «Нет, это же было потрясающе! Советую вам попробовать это дело!» Полицейский, который его допрашивал, сказал мне потом, что если бы этот плотник не был уже на три четверти мертв — ему оставалось жить лишь несколько часов, и те — корчась от боли, — он бы тут же всадил в него всю обойму. Этот ублюдок жил в двух кварталах от девушки.
На язык просилось слово, которое, по мнению иных, родственно греческому «derma» [Покров, кожа (греч.)]. Во всяком случае, хорошо с ним рифмуется.
Мы с Жераром покинули старую гавань и углубились в лабиринт узких улочек, баров и ресторанчиков, в народе известный под названием «Чикаго». Местные мачо заглядывали сюда пропустить пару стаканчиков, разнести в щепу пару столиков — и все в округе знали, что нога полицейского не ступала здесь сроду. В «Чикаго» было до странности тихо — даже морячков и тех не было видно: или флотское начальство устроило им сегодня какой-нибудь праздник чищеных ботинок и они с самого утра готовились к этому архиважному событию?
Мы заползли в подвальчик, куда частенько наведывались во времена цветущей юности: обслуга и клиентура с тех пор сменились, а вот репутация заведения осталась прежней — более чем сомнительной. Мы сделали попытку растормошить прошлое, наперебой вспоминая тех, кто мелькал здесь во времена оны, однако надолго наших воспоминаний не хватило.
Труд жизни, пожалуйста
Взгляд Жерара упал на девицу-полукровку. Даже для портовой шлюхи выглядела она более чем неказисто: ни мордашки, ни обаяния, никаких проблесков ума — побрякушки и те отсутствовали. В глаза бросались ее сандалии и торчащие из них мозолистые грязные пальцы. Завидев нас, девица засмеялась — что отнюдь не прибавило ей привлекательности.
— Меня бы не порадовало, окажись я в ее шкуре, — пробормотал Жерар. — Или — я был в ее шкуре, и это не радовало меня. Нет: я бы не порадовался этому и меня это не радовало...
— Господи, что ты несешь?
— Я, знаешь ли, увидел себя со стороны... Покуда я искал этого плотника, мне начало казаться, что я влез в его шкуру. Может, качества, которыми я его наделял, — все это плавало на поверхности, но я чувствовал, что понимаю его. Тогда я задумался — не об этом ли толкуют люди, когда говорят, будто помнят: они были королем Артуром, пивоваром в Древнем Египте, каким-нибудь вождем зулусов... В общем, оно было здорово похоже на эти россказни — будто во мне присутствуют целые пласты чужой жизни. Я мог представить его жену... его работу... отпуск — но не мог представить его самого. Что-то сродни смутно припоминаемой, позабытой жизни, и все же его злобное мурло все время маячило в моем сознании — одновременно это был мой собственный лик.
Реакция Жерара на эти выкрутасы разума — следствие интоксикации последними истинами бытия или банальным алкоголем, — оказалась проста: не пора ли отбросить рассудок, как надоевшую игрушку, и будь что будет. Я кивал, размышляя о том, как же тяжело для нормальной психики обзавестись какими-нибудь стражами, чтобы они за ней приглядывали, а Жерар продолжал излагать мне свои догадки: среди множества версий насчет того, каковы личины души, ее роли, ни одна не подразумевала, будто существует одно-единственное сознание — не коллективное сознание, которое растекается, обволакивая все и вся, как джем на бриоши, а одна-единственная самосознающая сущность, которая мечется взад-вперед через множество столетий, путешествует по времени и одновременно по городам и весям, и это сознание есть своего рода «hapax legomenon» [Слово, встречающееся лишь один раз (греч)] — сущность, «не попавшая в сводки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
3. Он упорствовал в поисках: открыл бар — чтобы иметь возможность снимать отпечатки пальцев, которые оставляли на грязных стаканах клиенты. Пошел работать в банк крови — не мелькнет ли в тамошней картотеке кто-нибудь, чья кровь идентична крови убийцы. «Я поддерживал отношения с полицией. Они снабжали меня всей проходящей через них информацией: массой совершенно никчемных фактов».
4. Наметился некий подозреваемый — психиатр, который и впрямь был весьма подозрительным типом; группа крови подходила по всем параметрам. «Здесь что-то было нечисто». Жерар продолжал копать. «Я не мог ничего выяснить про его прошлое». Он следил за этим субчиком, ходил за ним как тень, вскрывал его почту, он обыскал его квартиру (нашел несколько упаковок циклодола) и установил «жучок» на телефоне. В конце концов, потеряв терпение, Жерар просто его похитил. «Я не полицейский. Мне плевать на закон. Я хочу знать, что же все-таки произошло». Через полтора дня этот говнюк признался, что от рождения он — женщина. Срок Жерару дали на удивление небольшой.
5. Жерар втерся в среду сутенеров, проник в клубы садомазохистов, стал отираться — вполне сходя за своего — в иных подозрительных кругах. Там он всячески намекал, что за спиной у него — несколько удачных убийств, рассказывал кое-какие известные истории на сей счет, присовокупив к ним несколько случаев, не привлекших к себе пристального внимания полиции. «Я думал — вдруг это заставит мерзавца засветиться. Энтузиасты любят кучковаться со своими». Однако убийца не всплыл.
Зато полиция наведалась к Жерару в гости в связи с расследованием некого нераскрытого похищения с целью сексуального домогательства, сорвала в доме все полы, перекопала сад — бедняга всерьез вляпался и ему грозила тюрьма, так как алиби у него не было.
6. В конце концов после пятнадцати лет тщетных поисков по всему Тулону Жерар переехал жить в поселок, где произошло убийство. Он вселился в полуразвалившуюся халупу — теперь от ближайшего оазиса цивилизации его отделяло несколько километров. «Все время я чувствовал, что убийца где-то рядом. В городе меня окружало слишком много людей — поди разберись хоть в чем-нибудь. Мне нужно было пожить в уединении, где-то на отшибе, чтобы он клюнул на это, как на приманку. Однажды ночью я слышал шорох на улице и ждал, что вот сейчас он наконец появится. Но он исчез. Моя воля оказалась бессильна, я не смог тогда заставить его войти в дом — слишком рано обрадовался — и все испортил: он ускользнул».
Крупицы информации,
добытые Жераром, — реплики Эдди восстановлены
— И что, больше убийца не подавал о себе никаких вестей? — уточнил я.
— Подавал. Он таки объявился — два месяца спустя. Исповедь на смертном одре. Сам позвал полицию — что за удовольствие от удавшегося преступления, если о том не знает ни одна живая душа.
Плотник. Тупой, как жопа. Он совершил это лишь однажды — что, замечу, для такого рода преступлений нехарактерно. Они поинтересовались: а зачем? «Ну, у меня бы никогда не было возможности отыметь девушку вроде этой». — «Но почему вы не пошли в бордель?» — «Я же хотел не шлюху!» Он снял с ее пальца кольцо — все, что ему было надо. И, глядя на него, питался воспоминаниями об этой смерти — как какое-то насекомое, медленно-медленно пожирающее свой лист. Коп спросил мерзавца, что толкнуло его на исповедь — муки совести? «Нет, это же было потрясающе! Советую вам попробовать это дело!» Полицейский, который его допрашивал, сказал мне потом, что если бы этот плотник не был уже на три четверти мертв — ему оставалось жить лишь несколько часов, и те — корчась от боли, — он бы тут же всадил в него всю обойму. Этот ублюдок жил в двух кварталах от девушки.
На язык просилось слово, которое, по мнению иных, родственно греческому «derma» [Покров, кожа (греч.)]. Во всяком случае, хорошо с ним рифмуется.
Мы с Жераром покинули старую гавань и углубились в лабиринт узких улочек, баров и ресторанчиков, в народе известный под названием «Чикаго». Местные мачо заглядывали сюда пропустить пару стаканчиков, разнести в щепу пару столиков — и все в округе знали, что нога полицейского не ступала здесь сроду. В «Чикаго» было до странности тихо — даже морячков и тех не было видно: или флотское начальство устроило им сегодня какой-нибудь праздник чищеных ботинок и они с самого утра готовились к этому архиважному событию?
Мы заползли в подвальчик, куда частенько наведывались во времена цветущей юности: обслуга и клиентура с тех пор сменились, а вот репутация заведения осталась прежней — более чем сомнительной. Мы сделали попытку растормошить прошлое, наперебой вспоминая тех, кто мелькал здесь во времена оны, однако надолго наших воспоминаний не хватило.
Труд жизни, пожалуйста
Взгляд Жерара упал на девицу-полукровку. Даже для портовой шлюхи выглядела она более чем неказисто: ни мордашки, ни обаяния, никаких проблесков ума — побрякушки и те отсутствовали. В глаза бросались ее сандалии и торчащие из них мозолистые грязные пальцы. Завидев нас, девица засмеялась — что отнюдь не прибавило ей привлекательности.
— Меня бы не порадовало, окажись я в ее шкуре, — пробормотал Жерар. — Или — я был в ее шкуре, и это не радовало меня. Нет: я бы не порадовался этому и меня это не радовало...
— Господи, что ты несешь?
— Я, знаешь ли, увидел себя со стороны... Покуда я искал этого плотника, мне начало казаться, что я влез в его шкуру. Может, качества, которыми я его наделял, — все это плавало на поверхности, но я чувствовал, что понимаю его. Тогда я задумался — не об этом ли толкуют люди, когда говорят, будто помнят: они были королем Артуром, пивоваром в Древнем Египте, каким-нибудь вождем зулусов... В общем, оно было здорово похоже на эти россказни — будто во мне присутствуют целые пласты чужой жизни. Я мог представить его жену... его работу... отпуск — но не мог представить его самого. Что-то сродни смутно припоминаемой, позабытой жизни, и все же его злобное мурло все время маячило в моем сознании — одновременно это был мой собственный лик.
Реакция Жерара на эти выкрутасы разума — следствие интоксикации последними истинами бытия или банальным алкоголем, — оказалась проста: не пора ли отбросить рассудок, как надоевшую игрушку, и будь что будет. Я кивал, размышляя о том, как же тяжело для нормальной психики обзавестись какими-нибудь стражами, чтобы они за ней приглядывали, а Жерар продолжал излагать мне свои догадки: среди множества версий насчет того, каковы личины души, ее роли, ни одна не подразумевала, будто существует одно-единственное сознание — не коллективное сознание, которое растекается, обволакивая все и вся, как джем на бриоши, а одна-единственная самосознающая сущность, которая мечется взад-вперед через множество столетий, путешествует по времени и одновременно по городам и весям, и это сознание есть своего рода «hapax legomenon» [Слово, встречающееся лишь один раз (греч)] — сущность, «не попавшая в сводки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106