Это значит, что приговор выносится, если преступник, как было доказано, в составе преступления совершил одно из двух уголовно наказуемых деяний, но не доказано, какое именно; например, если у него обнаруживается похищенный предмет и нет возможности установить, сам ли он незаконно присвоил его или же всего лишь хранил предмет, украденный другим лицом. И таким образом, его можно обвинить как в похищении, так и в укрытии краденого, естественно, при этом должен быть соблюден принцип наказания за преступление меньшей тяжести. Но разве может быть применим упомянутый подход, если речь идет не о двух преступлениях, а о двух преступниках?…
Нет, они над нами не посмеивались, утонченность бы не позволила. Оба просто-напросто, на скорую руку распродав имущество, двинули на родину предков – в Южную Америку. В свое время пожилая дама проговорилась, признавшись мне, что, дескать, молится по «четыре часа ежедневно за упокой души моей дочери и один час… о заблудшей душе убийцы…». Убийцу она тогда назвала в мужском роде. Это, правда, было маловато для выдвижения серьезного обвинения, так что мне только и оставалось, что проглотить услышанное. Я откровенно изложил свои сомнения лишь одному человеку – моему другу прелату Бетцвизеру. Тот, вздохнув, промолчал.
На этом заканчивается история о «большом семействе», рассказанная земельным прокурором д-ром Ф. в этот четверг. Слушатели молча поднялись и молча же потянулись в гостиную для музицирования.
То, что лицо духовное ударяется в христианский рок или рэп в честь Девы Марии, это я прощаю. Посмотрим-посмотрим, куда они зайдут, если уж и свою церковь выхолащивают и опошляют. Мне, как кошке, до этого дела нет. Мы, четвероногие, согласно их установкам «тоже твари Божьи и посему заслуживающие уважения» – большое спасибо, только я отчего-то в этом никогда не сомневалась, – но в то же время «неспособные на искупительный подвиг, да и не жаждущие искупления». Так что ко мне все это касания не имеет. Но то, что не кто-нибудь, а сам викарий, или кто он там, спутал кошку с собакой, это уже непростительно.
Шестнадцатый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он начинает рассказывать историю «Золотой осени»
– Может быть, вы помните ту самую серию телепередач под названием «Золотая осень». Сегодня, когда я сам достиг сей возрастной ступени, не решусь утверждать, что ее можно сравнить с осенью, но даже тогда передача эта казалась мне глупее некуда. Она представляла собой смесь викторины и музыкальной передачи, куда допускались отобранные заранее старики и старухи, коим старались внушить, какой прекрасной может быть старость. Этот угодливо-приторный ведущий со своим вечным: «И осенью порой бывают погожие деньки». И это при том, что кое-кто из жертв насильственного увеселения песенками «Кастельрутер Шпатцен» или им подобных явно перешагнул порог зимы! Но передачу обожали, у нее была масса поклонников, естественно, среди пожилой телеаудитории, – она была ладно скроена, позитивна, пропагандировала незыблемость семейно-нравственных устоев и переполнена оптимизмом. Время от времени в ней появлялся и пастор той или иной конфессии, чтобы осторожненько сообщить передаче чуточку религиозности, старичье получало в подарок путевки в дома отдыха для престарелых, подушки с электроподогревом, ночные вазы новейших конструкций и тому подобное, в нее иногда допускали неожиданного гостя, ну, скажем, давным-давно пропавшего племянника кого-нибудь из приглашенных теток и дядей. Разумеется, обращались к этой публике исключительно как «пожилые», иногда их величали «нестареющими», иными словами, всячески стремились умиротворить, забрасывали цветами. Попасть в эту передачу было ох как трудно, и тем не менее от нее за милю несло лицемерием и безысходностью. Но отвратительнее всего был сам ведущий – Ганс Вилли Доман. Безупречность источали каждая пуговичка, каждая складка его идеально подогнанной портным тройки. Галстуки балансировали на узенькой полосочке между смелостью модельера и нежеланием (упаси Бог!) шокировать престарелых участников. Словом, Ганс Вилли Доман – утешитель и покровитель стареющих вдовушек. У него всегда был такой вид, словно он явился просить руку дочери того или иного почтенного старца.
Однако именно этой передаче, которую я никогда не смотрел, разве что пару минут, случайно переключая каналы, так вот, этой передаче суждено было сыграть определенную роль в раскрытии дела об одном убийстве, о котором я сейчас хочу рассказать и расследованием которого я занимался. Все началось с того, что в дождливый июльский день, во вторник, я точно помню дату – в тот же день, но в 1870 году была отправлена судьбоносная «Эмсская депеша», – в Пазингском лесопарке некий бомж обнаружил тело убитой девушки, помощницы ведущего телепередачи «Золотая осень» Ганса Вилли Домана, одной из тех, кого, переодев под студентку закрытого английского колледжа, посылают вручить букет очередному старичку или старушке и чмокнуть их в щеку.
Но все это выяснилось лишь позже. Как и то, что девушку звали Корина Кергль и что ей не было и двадцати.
Пьянчуга-бомж, грязный-прегрязный и вообще весьма отталкивающий типаж по имени Георг Айринг, обнаружил тело убитой, едва прикрытое сломанными впопыхах ветками, под кустом у одной из отдаленных тропинок парка. На трупе оставалась одежда: по-моему, джинсы и спортивная майка, дело было летом, ну, вероятно, могла быть и легкая курточка, а на ногах сандалии. Никаких документов у погибшей девушки не было, возможно, они были украдены, как предполагалось сначала, когда следствие склонялось к версии убийства с целью ограбления. Дело в том, что в сумочке из джинсовой ткани отсутствовал кошелек. Упомянутая сумочка валялась на траве в отдалении. Именно это мне сразу показалось нарочитым – наверняка преступник лишь имитировал убийство с целью ограбления. В пользу моей версии говорило и то, что девушка носила на щиколотке довольно толстую золотую цепочку, которую преступник не мог не заметить.
Первым подозреваемым стал просмердевший мочой и перегаром Георг Айринг, обнаруживший труп, однако каким бы подозрительным субъектом ни был сей Айринг, насильственные действия данной категории вряд ли можно было приписать ему, учитывая особенности его психики. И второе, согласно результатам вскрытия, к моменту обнаружения – примерно в 10 утра во вторник 13 июля – девушка была мертва по меньшей мере сутки. А на это время Айринг располагал убедительным алиби. И хотя, как я уже неоднократно утверждал, наличие убедительного алиби само по себе способно вызвать подозрение, и в этом правиле случаются исключения. Они и оказались в пользу Айринга: за нарушение общественного порядка (попытка переночевать на главном вокзале), наверное, раз в сотый, как мне сдается, он в ночь с воскресенья на понедельник был помещен в кутузку и выпущен из нее лишь во вторник рано утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Нет, они над нами не посмеивались, утонченность бы не позволила. Оба просто-напросто, на скорую руку распродав имущество, двинули на родину предков – в Южную Америку. В свое время пожилая дама проговорилась, признавшись мне, что, дескать, молится по «четыре часа ежедневно за упокой души моей дочери и один час… о заблудшей душе убийцы…». Убийцу она тогда назвала в мужском роде. Это, правда, было маловато для выдвижения серьезного обвинения, так что мне только и оставалось, что проглотить услышанное. Я откровенно изложил свои сомнения лишь одному человеку – моему другу прелату Бетцвизеру. Тот, вздохнув, промолчал.
На этом заканчивается история о «большом семействе», рассказанная земельным прокурором д-ром Ф. в этот четверг. Слушатели молча поднялись и молча же потянулись в гостиную для музицирования.
То, что лицо духовное ударяется в христианский рок или рэп в честь Девы Марии, это я прощаю. Посмотрим-посмотрим, куда они зайдут, если уж и свою церковь выхолащивают и опошляют. Мне, как кошке, до этого дела нет. Мы, четвероногие, согласно их установкам «тоже твари Божьи и посему заслуживающие уважения» – большое спасибо, только я отчего-то в этом никогда не сомневалась, – но в то же время «неспособные на искупительный подвиг, да и не жаждущие искупления». Так что ко мне все это касания не имеет. Но то, что не кто-нибудь, а сам викарий, или кто он там, спутал кошку с собакой, это уже непростительно.
Шестнадцатый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он начинает рассказывать историю «Золотой осени»
– Может быть, вы помните ту самую серию телепередач под названием «Золотая осень». Сегодня, когда я сам достиг сей возрастной ступени, не решусь утверждать, что ее можно сравнить с осенью, но даже тогда передача эта казалась мне глупее некуда. Она представляла собой смесь викторины и музыкальной передачи, куда допускались отобранные заранее старики и старухи, коим старались внушить, какой прекрасной может быть старость. Этот угодливо-приторный ведущий со своим вечным: «И осенью порой бывают погожие деньки». И это при том, что кое-кто из жертв насильственного увеселения песенками «Кастельрутер Шпатцен» или им подобных явно перешагнул порог зимы! Но передачу обожали, у нее была масса поклонников, естественно, среди пожилой телеаудитории, – она была ладно скроена, позитивна, пропагандировала незыблемость семейно-нравственных устоев и переполнена оптимизмом. Время от времени в ней появлялся и пастор той или иной конфессии, чтобы осторожненько сообщить передаче чуточку религиозности, старичье получало в подарок путевки в дома отдыха для престарелых, подушки с электроподогревом, ночные вазы новейших конструкций и тому подобное, в нее иногда допускали неожиданного гостя, ну, скажем, давным-давно пропавшего племянника кого-нибудь из приглашенных теток и дядей. Разумеется, обращались к этой публике исключительно как «пожилые», иногда их величали «нестареющими», иными словами, всячески стремились умиротворить, забрасывали цветами. Попасть в эту передачу было ох как трудно, и тем не менее от нее за милю несло лицемерием и безысходностью. Но отвратительнее всего был сам ведущий – Ганс Вилли Доман. Безупречность источали каждая пуговичка, каждая складка его идеально подогнанной портным тройки. Галстуки балансировали на узенькой полосочке между смелостью модельера и нежеланием (упаси Бог!) шокировать престарелых участников. Словом, Ганс Вилли Доман – утешитель и покровитель стареющих вдовушек. У него всегда был такой вид, словно он явился просить руку дочери того или иного почтенного старца.
Однако именно этой передаче, которую я никогда не смотрел, разве что пару минут, случайно переключая каналы, так вот, этой передаче суждено было сыграть определенную роль в раскрытии дела об одном убийстве, о котором я сейчас хочу рассказать и расследованием которого я занимался. Все началось с того, что в дождливый июльский день, во вторник, я точно помню дату – в тот же день, но в 1870 году была отправлена судьбоносная «Эмсская депеша», – в Пазингском лесопарке некий бомж обнаружил тело убитой девушки, помощницы ведущего телепередачи «Золотая осень» Ганса Вилли Домана, одной из тех, кого, переодев под студентку закрытого английского колледжа, посылают вручить букет очередному старичку или старушке и чмокнуть их в щеку.
Но все это выяснилось лишь позже. Как и то, что девушку звали Корина Кергль и что ей не было и двадцати.
Пьянчуга-бомж, грязный-прегрязный и вообще весьма отталкивающий типаж по имени Георг Айринг, обнаружил тело убитой, едва прикрытое сломанными впопыхах ветками, под кустом у одной из отдаленных тропинок парка. На трупе оставалась одежда: по-моему, джинсы и спортивная майка, дело было летом, ну, вероятно, могла быть и легкая курточка, а на ногах сандалии. Никаких документов у погибшей девушки не было, возможно, они были украдены, как предполагалось сначала, когда следствие склонялось к версии убийства с целью ограбления. Дело в том, что в сумочке из джинсовой ткани отсутствовал кошелек. Упомянутая сумочка валялась на траве в отдалении. Именно это мне сразу показалось нарочитым – наверняка преступник лишь имитировал убийство с целью ограбления. В пользу моей версии говорило и то, что девушка носила на щиколотке довольно толстую золотую цепочку, которую преступник не мог не заметить.
Первым подозреваемым стал просмердевший мочой и перегаром Георг Айринг, обнаруживший труп, однако каким бы подозрительным субъектом ни был сей Айринг, насильственные действия данной категории вряд ли можно было приписать ему, учитывая особенности его психики. И второе, согласно результатам вскрытия, к моменту обнаружения – примерно в 10 утра во вторник 13 июля – девушка была мертва по меньшей мере сутки. А на это время Айринг располагал убедительным алиби. И хотя, как я уже неоднократно утверждал, наличие убедительного алиби само по себе способно вызвать подозрение, и в этом правиле случаются исключения. Они и оказались в пользу Айринга: за нарушение общественного порядка (попытка переночевать на главном вокзале), наверное, раз в сотый, как мне сдается, он в ночь с воскресенья на понедельник был помещен в кутузку и выпущен из нее лишь во вторник рано утром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99