Съемка началась. Женщина взволнованно сообщила телезрителям, что их ждет передача, рассказывающая о Турции: о последних падишахах, подпольной коммунистической партии, неизвестном прежде наследстве Ататюрка, исламском движении, политических убийствах; кроме того, они услышат мнение известного турецкого журналиста о возможности военного переворота.
Галип начал рассказ так: «Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни любого человека-это возможность или невозможность для него быть самим собой». Галип так ясно чувствовал состояние души Наследника, что видел себя другим человеком. Каким? История детства Наследника превратила Галипа в ребенка, жившего в давние времена. Когда речь пошла о борьбе Наследника с книгами, он увидел себя автором этих книг. Далее он воплотился в Наследника, проводящего дни во дворце в полном одиночестве. Ему словно самому приходили в голову те мысли, которые Наследник диктовал Писцу. Галип пересказывал историю Наследника, как истории Джеля-ля, и чувствовал себя героем этих историй. Рассказывая о последних месяцах жизни Наследника, он думал: «И Джеляль так рассказывал», — и оттого, что присутствовавшие не могли этого понять, он раздражался. Речь его была настолько взволнованной, что англичане слушали так, будто понимали по-турецки. Закончив рассказ о последних днях Наследника, он тут же принялся рассказывать снова: «Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни, — говорил он уверенно, — это возможность или невозможность для человека быть самим собой…» Через четыре часа в доме Шехрикальп он вспомнит, что по-разному произносил первую фразу в первый раз и в последний, и догадается, что, рассказывая историю в первый раз, он еще не знал, что Джеляль мертв, а когда повторял ее, ему уже было известно, что Джеляль лежит на асфальте неподалеку от лавки Алааддина, прямо напротив полицейского участка Тешвикие, и труп его прикрыт газетами. Повторяя историю Наследника, он акцентировал места, на которые не обратил достаточного внимания в первый, а повторяя в третий раз, ясно понял, что при каждом новом повествовании он может превращаться все в новых и новых людей. Ему хотелось сказать: «Я, как Наследник, рассказывал, чтобы обрести самого себя». У него вызывали гнев те, кто мешает ему почувствовать себя собой, он верил, что тайну, скрываемую городом и жизнью, можно разгадать только так, рассказывая истории, а в душе у него тем временем появилось предчувствие смерти и белизны. Когда он закончил третий вариант рассказа, наступила тишина. Английские журналисты и Искендер аплодировали Галипу с искренностью зрителей, хлопающих талантливому актеру по окончании представления.
История наследника трона
Как хороши были прежние трамваи!
Ахмет Расим
Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни человека — это возможность или невозможность быть самим собой. Вся его жизнь была открытием себя, и открытие себя было делом всей его жизни. Наследник сам продиктовал такое определение своей короткой жизни, когда нанял Писца, чтобы тот записал историю его открытия. Наследник говорил, а Писец записывал.
В те времена — сто лет назад — в нашем городе еще не бродили по улицам, как потерявшиеся куры, миллионы безработных, холмы не были засыпаны мусором, а под мостами не текли нечистоты, из труб не валил дегтярно-черный дым, а пассажиры, садясь в автобус, не расталкивали друг друга локтями. В те времена конные трамваи двигались так медленно, что некоторые пассажиры выходили на одной пристани, не торопясь, с разговорами, шли под липами, каштанами и чинарами до следующей, выпивали чашку чая и спокойно успевали на пароход, к которому подвозил трамвай. Каштаны и деревья грецкого ореха еще не были спилены и превращены в электрические столбы, на которые наклеивали написанные от руки объявления портных или исполнителей обряда обрезания. А в том месте, где кончался город, начинались не свалки и голые холмы с лесом электрических и телеграфных столбов, а леса и рощи, в которых охотились печальные и жестокие падишахи. Двадцать два года и три месяца Наследник жил в Охотничьем дворце на одном из холмов, который позже был срыт при прокладке перерезавших город канализационных труб, мощеных дорог и строительстве многоквартирных домов.
Для Наследника диктовать означало жить. Наследник был уверен, что становится самим собой только в те моменты, когда диктует Писцу, сидящему за столом красного дерева. Только диктуя Писцу, он избавлялся от голосов других, звучавших у него в ушах целый день, от их историй, которые откладывались в его памяти, когда он ходил вниз-вверх по комнатам дворца; он не мог избавиться от влияния чужих мыслей, даже прогуливаясь по саду, окруженному высоким забором. Наследник говорил: «Чтобы быть самим собой, человек должен слышать только свой голос, иметь свои истории и свои собственные мысли!» Наследник говорил, а Писец записывал.
Это не означало, что Наследник, диктуя, слышал только собственный голос. Начиная диктовать, он думал о чьей-то, не своей, истории; начиная развивать собственную мысль, он наталкивался на мысль, высказанную другим; в своем гневе он чувствовал отголоски гнева другого. Наследник знал, что свой голос человек может обрести, лишь не слушая голоса, звучащие внутри себя, придумывая свои истории, отличные от тех, что он узнал от других. Наследник называл это: «сражаться с чужими мыслями». Он полагал, что во время диктовки находится на поле битвы, в которой должен одержать победу.
Сражаясь на этом поле битвы с мыслями, словами и историями других, Наследник ходил по комнатам, произносил предложение, поднимаясь по одной лестнице, менял его, когда спускался по другой, начинавшейся там, где кончалась первая, затем, снова поднимаясь по первой или сидя, а то и лежа на диване напротив стола Писца, повторял продиктованное и говорил: «Ну-ка, прочти»; Писец ровным голосом зачитывал господину последние записанные фразы.
«Наследник Осман Джалалиддин Эфенди знал, что на этой земле, на этой проклятой земле, самая важная проблема для человека — это возможность быть самим собой, и если эта проблема не будет решена как должно, все мы обречены на катастрофу, поражение, рабство; все народы, не сумевшие стать самими собой, обречены на рабство, знатные — на презрение, нации — на исчезновение и вымирание, вымирание» — так говорил Осман Джалалиддин Эфенди.
«Вымирание надо написать не два, а три раза!» — говорил Наследник, поднимаясь или спускаясь по лестнице или шагая вокруг стола Писца. Он говорил это таким голосом, в такой манере, что, не успев докончить, слышал сердитые шаги и наставительный голос француза Франсуа Эфенди, который учил его французскому языку в детские и юношеские годы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Галип начал рассказ так: «Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни любого человека-это возможность или невозможность для него быть самим собой». Галип так ясно чувствовал состояние души Наследника, что видел себя другим человеком. Каким? История детства Наследника превратила Галипа в ребенка, жившего в давние времена. Когда речь пошла о борьбе Наследника с книгами, он увидел себя автором этих книг. Далее он воплотился в Наследника, проводящего дни во дворце в полном одиночестве. Ему словно самому приходили в голову те мысли, которые Наследник диктовал Писцу. Галип пересказывал историю Наследника, как истории Джеля-ля, и чувствовал себя героем этих историй. Рассказывая о последних месяцах жизни Наследника, он думал: «И Джеляль так рассказывал», — и оттого, что присутствовавшие не могли этого понять, он раздражался. Речь его была настолько взволнованной, что англичане слушали так, будто понимали по-турецки. Закончив рассказ о последних днях Наследника, он тут же принялся рассказывать снова: «Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни, — говорил он уверенно, — это возможность или невозможность для человека быть самим собой…» Через четыре часа в доме Шехрикальп он вспомнит, что по-разному произносил первую фразу в первый раз и в последний, и догадается, что, рассказывая историю в первый раз, он еще не знал, что Джеляль мертв, а когда повторял ее, ему уже было известно, что Джеляль лежит на асфальте неподалеку от лавки Алааддина, прямо напротив полицейского участка Тешвикие, и труп его прикрыт газетами. Повторяя историю Наследника, он акцентировал места, на которые не обратил достаточного внимания в первый, а повторяя в третий раз, ясно понял, что при каждом новом повествовании он может превращаться все в новых и новых людей. Ему хотелось сказать: «Я, как Наследник, рассказывал, чтобы обрести самого себя». У него вызывали гнев те, кто мешает ему почувствовать себя собой, он верил, что тайну, скрываемую городом и жизнью, можно разгадать только так, рассказывая истории, а в душе у него тем временем появилось предчувствие смерти и белизны. Когда он закончил третий вариант рассказа, наступила тишина. Английские журналисты и Искендер аплодировали Галипу с искренностью зрителей, хлопающих талантливому актеру по окончании представления.
История наследника трона
Как хороши были прежние трамваи!
Ахмет Расим
Когда-то в нашем городе жил Наследник, открывший, что главное в жизни человека — это возможность или невозможность быть самим собой. Вся его жизнь была открытием себя, и открытие себя было делом всей его жизни. Наследник сам продиктовал такое определение своей короткой жизни, когда нанял Писца, чтобы тот записал историю его открытия. Наследник говорил, а Писец записывал.
В те времена — сто лет назад — в нашем городе еще не бродили по улицам, как потерявшиеся куры, миллионы безработных, холмы не были засыпаны мусором, а под мостами не текли нечистоты, из труб не валил дегтярно-черный дым, а пассажиры, садясь в автобус, не расталкивали друг друга локтями. В те времена конные трамваи двигались так медленно, что некоторые пассажиры выходили на одной пристани, не торопясь, с разговорами, шли под липами, каштанами и чинарами до следующей, выпивали чашку чая и спокойно успевали на пароход, к которому подвозил трамвай. Каштаны и деревья грецкого ореха еще не были спилены и превращены в электрические столбы, на которые наклеивали написанные от руки объявления портных или исполнителей обряда обрезания. А в том месте, где кончался город, начинались не свалки и голые холмы с лесом электрических и телеграфных столбов, а леса и рощи, в которых охотились печальные и жестокие падишахи. Двадцать два года и три месяца Наследник жил в Охотничьем дворце на одном из холмов, который позже был срыт при прокладке перерезавших город канализационных труб, мощеных дорог и строительстве многоквартирных домов.
Для Наследника диктовать означало жить. Наследник был уверен, что становится самим собой только в те моменты, когда диктует Писцу, сидящему за столом красного дерева. Только диктуя Писцу, он избавлялся от голосов других, звучавших у него в ушах целый день, от их историй, которые откладывались в его памяти, когда он ходил вниз-вверх по комнатам дворца; он не мог избавиться от влияния чужих мыслей, даже прогуливаясь по саду, окруженному высоким забором. Наследник говорил: «Чтобы быть самим собой, человек должен слышать только свой голос, иметь свои истории и свои собственные мысли!» Наследник говорил, а Писец записывал.
Это не означало, что Наследник, диктуя, слышал только собственный голос. Начиная диктовать, он думал о чьей-то, не своей, истории; начиная развивать собственную мысль, он наталкивался на мысль, высказанную другим; в своем гневе он чувствовал отголоски гнева другого. Наследник знал, что свой голос человек может обрести, лишь не слушая голоса, звучащие внутри себя, придумывая свои истории, отличные от тех, что он узнал от других. Наследник называл это: «сражаться с чужими мыслями». Он полагал, что во время диктовки находится на поле битвы, в которой должен одержать победу.
Сражаясь на этом поле битвы с мыслями, словами и историями других, Наследник ходил по комнатам, произносил предложение, поднимаясь по одной лестнице, менял его, когда спускался по другой, начинавшейся там, где кончалась первая, затем, снова поднимаясь по первой или сидя, а то и лежа на диване напротив стола Писца, повторял продиктованное и говорил: «Ну-ка, прочти»; Писец ровным голосом зачитывал господину последние записанные фразы.
«Наследник Осман Джалалиддин Эфенди знал, что на этой земле, на этой проклятой земле, самая важная проблема для человека — это возможность быть самим собой, и если эта проблема не будет решена как должно, все мы обречены на катастрофу, поражение, рабство; все народы, не сумевшие стать самими собой, обречены на рабство, знатные — на презрение, нации — на исчезновение и вымирание, вымирание» — так говорил Осман Джалалиддин Эфенди.
«Вымирание надо написать не два, а три раза!» — говорил Наследник, поднимаясь или спускаясь по лестнице или шагая вокруг стола Писца. Он говорил это таким голосом, в такой манере, что, не успев докончить, слышал сердитые шаги и наставительный голос француза Франсуа Эфенди, который учил его французскому языку в детские и юношеские годы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76