И он в этом преуспел, доведя Руссо до помешательства.
— А как звали вашего предка?
— Странным образом, этого никто не знал, даже его жена, которая была моложе его на сорок лет и которая родила старому черту сына — моего будущего прадеда. Даже в его собственной семье все звали его просто Минар, и он к тому же до конца своих дней утверждал, что это — не его настоящее имя. Иногда по ночам он принимался рыдать, оплакивая бедную Жаклин и своего друга Феррана.
Ну и публика же эти писатели! Этот упорно пытался опровергнуть мою историю.
— Откуда у Минара были средства много лет подряд вести бродячее и скрытое существование — неужели на это хватило денег, которые он заработал у Бертье?
— Тут ему помогла вычитанная в «Энциклопедии» Розье теория фальшивых денег, — объяснил я. — Сам прапрадед этим не занимался, но он продал нескольким предприимчивым гражданам Невшателя рецепт изготовления монет из стекла, покрытого тонким слоем металла, за что те платили ему немалую комиссию. Но в конце концов фальшивомонетчиков разоблачили, нескольких стеклодувов повесили, и тогда мой предок взялся за воплощение рекомендованной в «Энциклопедии» Розье теории четырехгранной негоции.
Ты знаешь, в чем она заключается. Но писателя не очень заинтересовали мои объяснения. Так или иначе, я убедил его, что благодаря «Энциклопедии» Розье у моего предка было припасено много всяких штучек. Правда, он не разбогател, но голодать ему тоже не приходилось, хотя аппетит у него был отменный и всем блюдам он предпочитал жареную утку. Впрочем, эти его вкусы я не унаследовал и готов довольствоваться консоме или рыбой по-провансальски с большим куском хлеба.
— Все это очень интересно, — сказал писатель, — но не забывайте, что семейные легенды с течением времени часто подвергаются искажениям и преувеличениям. Да вы хотя бы уверены, что действительно являетесь потомком Минара, о котором вы мне рассказали столь невероятную историю?
— Мне понятно, почему вам трудно в нее поверить, — сказал я. — Но взгляните на это.
И я вынул из кармана монету и дал писателю. Тот на несколько секунд отпустил простыню, за которую цеплялся в течение всего нашего разговора, и стал рассматривать монету.
— Видимо, она очень старая, — со знанием дела сказал он. — И царапины на золотой поверхности почему-то черного цвета. Такие царапины должны были бы отражать, а не поглощать свет.
— Присмотритесь внимательнее. Под царапинами виднеется зеленое бутылочное стекло. Это — одна из тех фальшивых монет, о которых я вам говорил. У нас в семье ее бережно хранили все эти годы как реликвию и залог удачи. Надеюсь, вам это понятно.
Писатель вернул мне монету и сказал:
— Не позволяйте себе стать заложником наследства. Моя квартира набита вещами, хотя я отдал большинство мебели, доставшейся мне по наследству от матушки. Вон ее портрет. — Он указал на висевший на стене портрет. — Что вы о ней думаете?
Я сказал, что она была красивой женщиной, упокой Господи ее душу. Ты только подумай: я выдаю ему кучу идей для его романа, а он толкует о своей покойной матери!
— Вам не кажется, что о приключениях моего прапрадеда можно было бы написать увлекательную книгу?
Писатель кивнул, но не выразил готовности писать такую книгу.
— Я разрешаю вам использовать этот сюжет, хотя вы будете не первым, кто это сделал, — с гордостью сказал я. — Говорят, что история двух переписчиков была хорошо известна, и несколько писак пробовали ее пересказать. Один из них был даже знаменит, и вы наверняка о нем слышали. Но по имени я его называть не буду. Это было лет сорок — пятьдесят назад. Он писал роман, но его не удовлетворяло написанное, и он без конца его переделывал. Те, кому он прочитал роман в первый раз, посоветовали ему бросить рукопись в камин. Так, наверное, и надо было сделать, но вместо этого он стал писать другие книги, не забрасывая, однако, и первый свой роман. Наконец друг сказал ему: «Приведи его хоть в какой-нибудь порядок и опубликуй. А потом, ради всего святого, возьмись за другую работу — а то ты всю жизнь потратил бог знает на что. Ты, правда, достиг некоторой известности — в основном за счет связанного с этой книгой скандала, но сейчас ты растолстел и устал, и жить тебе осталось недолго». Видите, это был хороший друг, который умел, когда нужно, говорить правду в глаза. «Так вот, Гюстав, — сказал он, — почему бы тебе не написать об этих двух переписчиках, которые уехали из Парижа в деревню?..» Писатель последовал его совету, но, конечно, все переврал. Впрочем, писатели, говорят, всегда так делают: берут жизненную историю, а потом коверкают ее до неузнаваемости.
Мой больной клиент сказал:
— Если вы ищете человека, который прославил бы вашего предка, то я для этого слишком слаб и недостаточно талантлив. Впрочем, я знаю многообещающего молодого поэта по имени Кокто, он обожает всякие тайны и может заинтересоваться розьеризмом.
— Да не беспокойтесь, его уже описал Жан-Жак и этот позднейший плагиатор. Вряд ли вам или кому-нибудь из ваших друзей удастся их превзойти. Но я желаю вам успешно дописать книгу и убежден, что вам удастся ее опубликовать — если вы хорошенько постараетесь. Только вот какому издателю вы собираетесь ее послать?
Об этом он еще не думал. Я подбрасывал большим пальцем фальшивую монету, глядя, как она падает мне в ладонь то орлом, то решкой. Все дело случая, думал я.
— Вас не убедила даже фальшивая монета? Из нее получилась бы роскошная метафора — я знаю, что вы, писатели, обожаете подобные штучки. Тогда ее обязательно использует кто-нибудь другой — может, даже уже использовал: история нашей семьи хорошо известна, можете не сомневаться. Я даже уверен, что, если хорошенько порыться, моего прапрадеда можно найти в разных заумных книжках. Да и впредь он будет возникать еще не раз. Мой дед собирался писать жалобу в газету, когда прочитал книгу, в которой все безбожно переврали, но, поскольку ее автор уже умер, жаловаться не было смысла. Честно говоря, хотя тут затронута честь семьи и все такое, сам я этому большого значения не придаю. Традицию сейчас сохраняет мой двоюродный брат Пьер: он у нас пошел по литературной части и тоже обожает шахматы, хотя в последнее время придумал какой-то новый вариант этой игры — без ладейной пешки. Он у нас немного эксцентричен и фамилию свою пишет через «е» — просто чтобы отличаться от остальных.
Тут я заметил, что мой писатель устал, и понял, что, наверное, пора заняться театрофоном, а то как бы он меня не выгнал. Но ведь я всего лишь пытался помочь ему с его романом, подсказывая идеи, которые благодаря моему славному предку и его наследию уже нашли себе достойное, хотя и непризнанное место в нашей национальной литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— А как звали вашего предка?
— Странным образом, этого никто не знал, даже его жена, которая была моложе его на сорок лет и которая родила старому черту сына — моего будущего прадеда. Даже в его собственной семье все звали его просто Минар, и он к тому же до конца своих дней утверждал, что это — не его настоящее имя. Иногда по ночам он принимался рыдать, оплакивая бедную Жаклин и своего друга Феррана.
Ну и публика же эти писатели! Этот упорно пытался опровергнуть мою историю.
— Откуда у Минара были средства много лет подряд вести бродячее и скрытое существование — неужели на это хватило денег, которые он заработал у Бертье?
— Тут ему помогла вычитанная в «Энциклопедии» Розье теория фальшивых денег, — объяснил я. — Сам прапрадед этим не занимался, но он продал нескольким предприимчивым гражданам Невшателя рецепт изготовления монет из стекла, покрытого тонким слоем металла, за что те платили ему немалую комиссию. Но в конце концов фальшивомонетчиков разоблачили, нескольких стеклодувов повесили, и тогда мой предок взялся за воплощение рекомендованной в «Энциклопедии» Розье теории четырехгранной негоции.
Ты знаешь, в чем она заключается. Но писателя не очень заинтересовали мои объяснения. Так или иначе, я убедил его, что благодаря «Энциклопедии» Розье у моего предка было припасено много всяких штучек. Правда, он не разбогател, но голодать ему тоже не приходилось, хотя аппетит у него был отменный и всем блюдам он предпочитал жареную утку. Впрочем, эти его вкусы я не унаследовал и готов довольствоваться консоме или рыбой по-провансальски с большим куском хлеба.
— Все это очень интересно, — сказал писатель, — но не забывайте, что семейные легенды с течением времени часто подвергаются искажениям и преувеличениям. Да вы хотя бы уверены, что действительно являетесь потомком Минара, о котором вы мне рассказали столь невероятную историю?
— Мне понятно, почему вам трудно в нее поверить, — сказал я. — Но взгляните на это.
И я вынул из кармана монету и дал писателю. Тот на несколько секунд отпустил простыню, за которую цеплялся в течение всего нашего разговора, и стал рассматривать монету.
— Видимо, она очень старая, — со знанием дела сказал он. — И царапины на золотой поверхности почему-то черного цвета. Такие царапины должны были бы отражать, а не поглощать свет.
— Присмотритесь внимательнее. Под царапинами виднеется зеленое бутылочное стекло. Это — одна из тех фальшивых монет, о которых я вам говорил. У нас в семье ее бережно хранили все эти годы как реликвию и залог удачи. Надеюсь, вам это понятно.
Писатель вернул мне монету и сказал:
— Не позволяйте себе стать заложником наследства. Моя квартира набита вещами, хотя я отдал большинство мебели, доставшейся мне по наследству от матушки. Вон ее портрет. — Он указал на висевший на стене портрет. — Что вы о ней думаете?
Я сказал, что она была красивой женщиной, упокой Господи ее душу. Ты только подумай: я выдаю ему кучу идей для его романа, а он толкует о своей покойной матери!
— Вам не кажется, что о приключениях моего прапрадеда можно было бы написать увлекательную книгу?
Писатель кивнул, но не выразил готовности писать такую книгу.
— Я разрешаю вам использовать этот сюжет, хотя вы будете не первым, кто это сделал, — с гордостью сказал я. — Говорят, что история двух переписчиков была хорошо известна, и несколько писак пробовали ее пересказать. Один из них был даже знаменит, и вы наверняка о нем слышали. Но по имени я его называть не буду. Это было лет сорок — пятьдесят назад. Он писал роман, но его не удовлетворяло написанное, и он без конца его переделывал. Те, кому он прочитал роман в первый раз, посоветовали ему бросить рукопись в камин. Так, наверное, и надо было сделать, но вместо этого он стал писать другие книги, не забрасывая, однако, и первый свой роман. Наконец друг сказал ему: «Приведи его хоть в какой-нибудь порядок и опубликуй. А потом, ради всего святого, возьмись за другую работу — а то ты всю жизнь потратил бог знает на что. Ты, правда, достиг некоторой известности — в основном за счет связанного с этой книгой скандала, но сейчас ты растолстел и устал, и жить тебе осталось недолго». Видите, это был хороший друг, который умел, когда нужно, говорить правду в глаза. «Так вот, Гюстав, — сказал он, — почему бы тебе не написать об этих двух переписчиках, которые уехали из Парижа в деревню?..» Писатель последовал его совету, но, конечно, все переврал. Впрочем, писатели, говорят, всегда так делают: берут жизненную историю, а потом коверкают ее до неузнаваемости.
Мой больной клиент сказал:
— Если вы ищете человека, который прославил бы вашего предка, то я для этого слишком слаб и недостаточно талантлив. Впрочем, я знаю многообещающего молодого поэта по имени Кокто, он обожает всякие тайны и может заинтересоваться розьеризмом.
— Да не беспокойтесь, его уже описал Жан-Жак и этот позднейший плагиатор. Вряд ли вам или кому-нибудь из ваших друзей удастся их превзойти. Но я желаю вам успешно дописать книгу и убежден, что вам удастся ее опубликовать — если вы хорошенько постараетесь. Только вот какому издателю вы собираетесь ее послать?
Об этом он еще не думал. Я подбрасывал большим пальцем фальшивую монету, глядя, как она падает мне в ладонь то орлом, то решкой. Все дело случая, думал я.
— Вас не убедила даже фальшивая монета? Из нее получилась бы роскошная метафора — я знаю, что вы, писатели, обожаете подобные штучки. Тогда ее обязательно использует кто-нибудь другой — может, даже уже использовал: история нашей семьи хорошо известна, можете не сомневаться. Я даже уверен, что, если хорошенько порыться, моего прапрадеда можно найти в разных заумных книжках. Да и впредь он будет возникать еще не раз. Мой дед собирался писать жалобу в газету, когда прочитал книгу, в которой все безбожно переврали, но, поскольку ее автор уже умер, жаловаться не было смысла. Честно говоря, хотя тут затронута честь семьи и все такое, сам я этому большого значения не придаю. Традицию сейчас сохраняет мой двоюродный брат Пьер: он у нас пошел по литературной части и тоже обожает шахматы, хотя в последнее время придумал какой-то новый вариант этой игры — без ладейной пешки. Он у нас немного эксцентричен и фамилию свою пишет через «е» — просто чтобы отличаться от остальных.
Тут я заметил, что мой писатель устал, и понял, что, наверное, пора заняться театрофоном, а то как бы он меня не выгнал. Но ведь я всего лишь пытался помочь ему с его романом, подсказывая идеи, которые благодаря моему славному предку и его наследию уже нашли себе достойное, хотя и непризнанное место в нашей национальной литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84