— Все равно, — проговорила Катриона, — писать каждый день человеку, который давно умер. Это же… это так…
Я знал, что она хочет сказать «грустно», но избегает этого слова; и в самом деле грустно, что ты, терпеливый читатель всех моих рассуждений, оставил этот мир раньше меня. Если бы все было наоборот, то наверняка твои письма ко мне были бы куда интереснее моих эпистол.
— Друзья умирают, но дружба остается, — сказал я, оставив в покое Петри и зацитировав фразу из стихотворения, которое я прочитал в «Скоте мэгэзин».
— Это звучит красиво, — кивнула Катриона. По крайней мере я отвлек ее мысли от слова «грустно», которое и так слышал от нее слишком часто. Потом я объяснил ей, что миссис Б. честно отправляла мои письма, а почта, согласно установленным правилам, через несколько дней возвращала их обратно. И тогда миссис Б. складывала их в специальную папку. Почему-то Катрионе это оказалось не по нутру.
— Нет, вам надо это бросить, — сказала она, хотя я даже не касался писем, лежавших на рабочей плоскости. — Нельзя жить в мире фантазий. Ваш друг умер — зачем же притворяться, что он жив?
Как видишь, эта достойная девушка смотрит на мир ясными глазами. С какой стати я буду с ней спорить? Она разбирается не только в ферментах и электрических розетках, не только в компьютерах и пилюлях, на которых изображены птички; нет, Катриона изучает науку жизни, и ее философия отказывается принимать причуды жалкого старого дурня. Она заставила меня обещать, что я больше не буду затруднять работу почтовой службы письмами, отправленными в никуда и только отнимающими у нее время, предназначенное для других: я больше не буду сочинять истории, которые занимают только меня и которые никто не читает; я больше не буду притворяться, что мой лучший друг, с которым мы в коротких штанишках, держась за руки, вместе ходили в школу, все еще живет на свете, как еще несколько месяцев или лет предстоит жить мне. Нет, я положу конец всей этой ерунде и буду, как выразилась Катриона, «жить настоящим». Так что, как видишь, мое знакомство с жизнью неуклонно продвигается: я не только освободился от книжного хлама, но теперь должен изгнать из своей жизни призраков прошлого. Для тебя это, наверное, будет тяжелым ударом, но мы, без сомнения, скоро воссоединимся навечно и сможем продолжать наше привычное общение.
— Вы правы, — сказал я Катрионе, когда мы закончили обедать. — Моего друга больше нет, сегодня он для меня действительно умер, а я буду теперь жить в настоящем.
Затем я пошел наверх, сел за компьютер и продолжил поиски Феррана и Минара: на скольких же сайтах встречаются эти имена? Сколько я мог бы тебе еще порассказать, если бы ты был жив! Потому что я отыскал в Интернете сведения о том, как эти двое бежали из Парижа, обнаружив свою соседку мертвой, и о том, что с ними случилось впоследствии. Еще немного, и я отыщу «Энциклопедию» Розье. Но больше я об этом писать не буду и должен навсегда с тобой распрощаться, мой верный друг.
Глава 11
Руссо внимательно смотрел на Минара.
— Это и есть друг отца Бертье, Тереза? — спросил он жену. Та кивнула. — Тогда заходите в дом, сударь, и расскажите, что просил мне передать отец Бертье.
И Минар во второй раз зашел в дом Руссо. Еще совсем недавно он предвкушал обед, которым его обещала накормить Тереза. Сейчас у него вдруг совсем пропал аппетит.
Каким образом бумаги, забытые им в квартире Жаклин, попали к Руссо? Он чувствовал их под одеждой. Тем временем Жан-Жак позвал его наверх. Они прошли через маленькую кухню мимо отгороженной каморки, явно служившей спальней Терезы, к винтовой лестнице в конце коридорчика, и, глядя на поднимавшегося впереди него Руссо, Минар ломал себе голову, как самый знаменитый писатель на свете оказался замешанным в эту историю. Минар никогда не блистал логикой (хотя много раз проваливался на экзамене по этому предмету), и у него так путались от напряжения мысли, что он почти не обратил внимания на комнаты, в которых очутился, поднявшись по лестнице. Собственно говоря, это была одна комната, перегороженная пополам так же, как владения Терезы на первом этаже. В алькове находилась большая кровать. Руссо предложил Минару стул.
Жаклин была родом из этих краев, почему, собственно, они с Ферраном сюда и пришли. Она знала отца Бертье, который, в свою очередь, знал Руссо; видимо, таким образом самый знаменитый писатель на свете и оказался замешанным в загадочных событиях, связанных со смертью девушки и кучей бумаг, явно принадлежавших помешанному. Минар почти додумал свою мысль до конца, когда Руссо стукнул тростью по полу: видимо, это был какой-то сигнал Терезе.
— Так как же поживает досточтимый отец Бертье? — спросил Руссо.
Это Бертье убил Жаклин, чуть не сказал вслух Минар. Значит, это он забрал у нее бумаги, привез их вчера в Монморанси, а сегодня утром увидел подобные же бумаги в узле, который Минар с Ферраном оставили в часовне. Но тогда Бертье знает, что он знает… и Феррану, который остался в домике, куда их устроил Бертье, может не поздоровиться.
— Это он! — воскликнул Минар.
— Что?
— Это он меня послал, — объяснил Минар. — Отец Бертье.
Жан-Жак пожал плечами.
— Это мне известно. Так что он велел мне передать?
Минар постарался успокоиться. Тут вошла Тереза с кувшином вина, и Руссо показал ей глазами на маленький столик, куда его следовало поставить. Когда Тереза ушла, он опять посмотрел на Минара и сказал:
— Вам как будто не по себе.
— Не по себе? Мне? — Минар пронзительно засмеялся, чувствуя, как бумаги щекочут его кожу. У него перед глазами стояло мертвое лицо Жаклин и улыбка Бертье. Что, интересно, делает Ферран?
— Пожалуйста, расскажите мне про «Юлию», — попросил Минар.
— Нет, — коротко ответил Руссо. — Это вы расскажите мне про отца Бертье.
Он вел себя как прокурор на суде, хотя Минар не совершил никакого преступления.
— Он здоров и велел вам кланяться.
— А откуда вы его знаете? — спросил Руссо. — Вы, наверное, встречались с ним в Париже?
Минар кивнул, мысленно представляя себе, как дергается голова Жаклин, из которой сжимающие ее белое горло руки Бертье выдавливают последние остатки жизни.
— А Дидро? Вы знаете кого-нибудь из их компании?
Минар не подозревал, что ему придется выбирать между двумя враждующими сторонами. Как бы не ошибиться.
— Дидро — прекрасный человек, — сказал он, стараясь держаться золотой середины.
— А Д'Аламбер? — спросил Руссо, и Минар кивнул. Тогда Руссо добавил: — Я слышал в деревне, что какие-то друзья Д'Аламбера — может быть, его квартиранты — приехали сюда на лето. Значит, это вы?
— Да, это мы, — с готовностью подтвердил Минар, радуясь, что Жан-Жак сам объяснил их появление в этих краях. — Ферран и Минар к вашим услугам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84