Знаю, знаю, сударь, все знаю и все помню. Удивления достойно, однако, что ты до сих пор еще не в Сибири находишься, а здесь воруешь, голос его пересекся от негодования. Он бросил трубку на стол, дрожащими руками оправил крестик на шее и подошел к Серебрякову вплотную. Его белые и круглые, как у луны, глаза были неподвижны и страшны. Генерал казался самому себе таким грозным и величавым, что не сомневался в успехе. Вот сейчас Серебряков упадет на колени и расскажет ему все: кто его выпустил, кто взял на поруки, кто свел его с Бибиковым.
- Что же ты тут делаешь? - спросил он, чувствуя даже легкое головокружение от необузданного приступа ярости. - Каким делом занимаешься?
Серебряков смотрел на него с ясной улыбкой.
- Служу его благородию подпоручику Державину по государственным делам, секретным и наистрожайшим. Оный же подпоручик имеет ордер от самого главнокомандующего.
- Так, - сказал губернатор, задыхаясь. - Так. Хорошую же себе свиту нашел подпоручик, недаром же и возомнил о себе, как о главнокомандующем. Похвально, очень похвально.
Он, прищурившись, задумчиво смотрел на Серебрякова. Серебряков стоял перед ним прямой, стройный, улыбающийся.
- А что, сударка, - сказал вдруг весело губернатор, - ежели и мне такой прожект подать, что взять тебя, как человека, из острога бежавшего и во многих воровствах уже изобличенного, и посадить под караул. А там собрать подводу, дать двух солдат в провожатые, как есть человек казенный, и даже с подпоручиками знаешься, и в Петербург, а там разберутся, какое ты дело выполняешь - государственное или воровское. Как ты насчет сего прожекта думаешь? Не плохой прожектец, ась?
Теперь генерал улыбался тоже. Ему казалось, что сейчас-то Серебряков струсит наверняка. Но тот только плечами пожал.
- Как вашему превосходительству угодно, - сказал он просто и наклонил голову. - Как вы есть главный начальник, то мне ли вам советовать? Однако я, как лицо государственное, от его превосходительства действую. Его превосходительство послал меня в толпу Пугачева шпионом - вот я и работаю.
Губернатор отошел от Серебрякова. Ничего, решительно ничего не мог он сделать ни подпоручику, ни его послам. Все было оговорено указами, ордерами, грамотами и статьями.
Грубый, прямой, властный, нерасчетливый, он буквально пасовал перед этим мальчишкой. Никакими издевками, отписками, проволочкой не удастся сбить его с толку, поставить на место. Он молод, силен, дерзок и с таким умением и расчетливым искусством лезет вверх по чиновной лестнице, что, конечно, не ему, Кречетникову, старому, грубому, честному служаке, начинать борьбу. Его карты все равно будут биты. Кто он такой? Только губернатор, который пасует и перед Пугачевым, и перед Бибиковым, и перед грозными указами петербургского правительства. Он никогда не хочет рисковать, он ничего не берет на свою ответственность, а этот мальчишка шутя играет собственной головой, и нет такой опасности, перед которой он опустил бы глаза.
Он поглядел на Серебрякова пустым, остановившимся взглядом и, ковыляя, подошел к столу.
- Приди вечером за ответом, - сказал он. - Выедешь сегодня в ночь, а теперь пошел вон, - добавил он ровным голосом.
Он проводил его и тщательно закрыл за ним дверь.
Надо было отвечать. Он взял перо и, не думая, не отрываясь, стал писать ответ.
"Милостивый государь мой, Гаврила Романович! - выводил он крупным стариковским почерком. - Письмо ваше от 30 числа, по порученной вам комиссии казаков тридцать человек, я сего числа имел получить".
Он писал собственноручно набело, вздрагивая от глубочайшего негодования, однако иного писать он не осмелился. Кроме того, он хорошо знал, что это и бесполезно. Не даст он казаков добровольно сейчас - так через пять дней получит ответ из Казани с чрезвычайнейшей инструкцией, выговором и наказом о немедленном выделении помянутых казаков. И как тогда будет смеяться этот ненавистный ему подпоручик! Он сейчас же поделится письмом Бибикова со всеми подручными ему шпионами. Как они будут хохотать, как они будут издеваться, как они будут ругать его, губернатора Кречетникова.
"И приняв в рассуждение требование его превосходительства и орденов кавалера об учинении вам всевозможной помощи, и об отправке вам..." - он остановился и отер пот с лица.
Боже мой, как, однако, трудно переносить унижения в его лета!
"И отправке вам потребного количества команд... - Он задумчиво держал перо над бумагой. - ...при сем посылаю согласно требованию Вашему 30 человек". Но тогда нужно будет отослать своих солдат с Серебряковым и вроде как под его началом. Опять эта улыбающаяся морда, наглые ухватки, разговор слишком почтительный и быстрый, взгляд в сторону, наклон головы, нет, нет, этого он не сделает... "Кои следуют к Вам особо под командой сержанта"... На, бери да подавись! Разве дописать еще - "Премного благодарен вашему благородию за то, что вы в неусыпных трудах о благе государства и всемилостивейшей государыни нашей, поручаете меня под команду подлецу, коий под следствием". Нет, только рассмеется подпоручик Державин и будет потом показывать своим друзьям письмо. Вот как раскипятился старик, довел я его до белого каления. Надо кончать... "Итак, остаюсь вашего благородия покорный слуга - Петр Кречетников". Протянул руку, чтобы позвонить, но, опережая его движения, в комнату влетел секретарь. Он был красен и возбужден.
- Ваше превосходительство, - сказал он быстро. - Известие от его превосходительства.
Кречетников поднялся с места и стоя надорвал конверт. Секретарь, понявший по возбужденному лицу губернатора и по той торопливости, с которой он схватил конверт, что дело идет о событии давно ожидаемом и желанном, стоял, прислушиваясь к невнятному бормоту губернатора. Тот прочел письмо до конца, провел рукой по волосам и, не отрываясь от листа бумаги, протянул руку, нащупал стакан и стал пить быстрыми звонкими глотками.
- Так, так, - сказал он загадочно, - так, очень хорошо. - Он вдруг с быстротой необыкновенной схватил со стола только что написанную бумагу и яростно разорвал ее в мелкие клочья. Потом посмотрел на секретаря и сунул ему конверт главнокомандующего под нос.
Пропуская начало, секретарь читал:
"...злодей с лучшей своей толпою, в 9000-х состоящею, осмелился встретить ген. - майора кн. Голицына в Татищевой крепости, но тут же и разбит, потеряв с лишком 3000 захваченных в плен, да убитыми до 300 злодеев и 36 больших пушек; прочие все разбежались, куда только страх и отчаяние завести их могли; сам же злодей, спасшись с 5-ю только человеками, пришел в Берду и, забрав до 1000 человек и 10 малых пушек, побежал степью на Переволоцкую крепость, где стоит уже подполковник Бедряга для пресечения его пути. Но какой успех он имеет, не получил я еще известия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
- Что же ты тут делаешь? - спросил он, чувствуя даже легкое головокружение от необузданного приступа ярости. - Каким делом занимаешься?
Серебряков смотрел на него с ясной улыбкой.
- Служу его благородию подпоручику Державину по государственным делам, секретным и наистрожайшим. Оный же подпоручик имеет ордер от самого главнокомандующего.
- Так, - сказал губернатор, задыхаясь. - Так. Хорошую же себе свиту нашел подпоручик, недаром же и возомнил о себе, как о главнокомандующем. Похвально, очень похвально.
Он, прищурившись, задумчиво смотрел на Серебрякова. Серебряков стоял перед ним прямой, стройный, улыбающийся.
- А что, сударка, - сказал вдруг весело губернатор, - ежели и мне такой прожект подать, что взять тебя, как человека, из острога бежавшего и во многих воровствах уже изобличенного, и посадить под караул. А там собрать подводу, дать двух солдат в провожатые, как есть человек казенный, и даже с подпоручиками знаешься, и в Петербург, а там разберутся, какое ты дело выполняешь - государственное или воровское. Как ты насчет сего прожекта думаешь? Не плохой прожектец, ась?
Теперь генерал улыбался тоже. Ему казалось, что сейчас-то Серебряков струсит наверняка. Но тот только плечами пожал.
- Как вашему превосходительству угодно, - сказал он просто и наклонил голову. - Как вы есть главный начальник, то мне ли вам советовать? Однако я, как лицо государственное, от его превосходительства действую. Его превосходительство послал меня в толпу Пугачева шпионом - вот я и работаю.
Губернатор отошел от Серебрякова. Ничего, решительно ничего не мог он сделать ни подпоручику, ни его послам. Все было оговорено указами, ордерами, грамотами и статьями.
Грубый, прямой, властный, нерасчетливый, он буквально пасовал перед этим мальчишкой. Никакими издевками, отписками, проволочкой не удастся сбить его с толку, поставить на место. Он молод, силен, дерзок и с таким умением и расчетливым искусством лезет вверх по чиновной лестнице, что, конечно, не ему, Кречетникову, старому, грубому, честному служаке, начинать борьбу. Его карты все равно будут биты. Кто он такой? Только губернатор, который пасует и перед Пугачевым, и перед Бибиковым, и перед грозными указами петербургского правительства. Он никогда не хочет рисковать, он ничего не берет на свою ответственность, а этот мальчишка шутя играет собственной головой, и нет такой опасности, перед которой он опустил бы глаза.
Он поглядел на Серебрякова пустым, остановившимся взглядом и, ковыляя, подошел к столу.
- Приди вечером за ответом, - сказал он. - Выедешь сегодня в ночь, а теперь пошел вон, - добавил он ровным голосом.
Он проводил его и тщательно закрыл за ним дверь.
Надо было отвечать. Он взял перо и, не думая, не отрываясь, стал писать ответ.
"Милостивый государь мой, Гаврила Романович! - выводил он крупным стариковским почерком. - Письмо ваше от 30 числа, по порученной вам комиссии казаков тридцать человек, я сего числа имел получить".
Он писал собственноручно набело, вздрагивая от глубочайшего негодования, однако иного писать он не осмелился. Кроме того, он хорошо знал, что это и бесполезно. Не даст он казаков добровольно сейчас - так через пять дней получит ответ из Казани с чрезвычайнейшей инструкцией, выговором и наказом о немедленном выделении помянутых казаков. И как тогда будет смеяться этот ненавистный ему подпоручик! Он сейчас же поделится письмом Бибикова со всеми подручными ему шпионами. Как они будут хохотать, как они будут издеваться, как они будут ругать его, губернатора Кречетникова.
"И приняв в рассуждение требование его превосходительства и орденов кавалера об учинении вам всевозможной помощи, и об отправке вам..." - он остановился и отер пот с лица.
Боже мой, как, однако, трудно переносить унижения в его лета!
"И отправке вам потребного количества команд... - Он задумчиво держал перо над бумагой. - ...при сем посылаю согласно требованию Вашему 30 человек". Но тогда нужно будет отослать своих солдат с Серебряковым и вроде как под его началом. Опять эта улыбающаяся морда, наглые ухватки, разговор слишком почтительный и быстрый, взгляд в сторону, наклон головы, нет, нет, этого он не сделает... "Кои следуют к Вам особо под командой сержанта"... На, бери да подавись! Разве дописать еще - "Премного благодарен вашему благородию за то, что вы в неусыпных трудах о благе государства и всемилостивейшей государыни нашей, поручаете меня под команду подлецу, коий под следствием". Нет, только рассмеется подпоручик Державин и будет потом показывать своим друзьям письмо. Вот как раскипятился старик, довел я его до белого каления. Надо кончать... "Итак, остаюсь вашего благородия покорный слуга - Петр Кречетников". Протянул руку, чтобы позвонить, но, опережая его движения, в комнату влетел секретарь. Он был красен и возбужден.
- Ваше превосходительство, - сказал он быстро. - Известие от его превосходительства.
Кречетников поднялся с места и стоя надорвал конверт. Секретарь, понявший по возбужденному лицу губернатора и по той торопливости, с которой он схватил конверт, что дело идет о событии давно ожидаемом и желанном, стоял, прислушиваясь к невнятному бормоту губернатора. Тот прочел письмо до конца, провел рукой по волосам и, не отрываясь от листа бумаги, протянул руку, нащупал стакан и стал пить быстрыми звонкими глотками.
- Так, так, - сказал он загадочно, - так, очень хорошо. - Он вдруг с быстротой необыкновенной схватил со стола только что написанную бумагу и яростно разорвал ее в мелкие клочья. Потом посмотрел на секретаря и сунул ему конверт главнокомандующего под нос.
Пропуская начало, секретарь читал:
"...злодей с лучшей своей толпою, в 9000-х состоящею, осмелился встретить ген. - майора кн. Голицына в Татищевой крепости, но тут же и разбит, потеряв с лишком 3000 захваченных в плен, да убитыми до 300 злодеев и 36 больших пушек; прочие все разбежались, куда только страх и отчаяние завести их могли; сам же злодей, спасшись с 5-ю только человеками, пришел в Берду и, забрав до 1000 человек и 10 малых пушек, побежал степью на Переволоцкую крепость, где стоит уже подполковник Бедряга для пресечения его пути. Но какой успех он имеет, не получил я еще известия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50