Сердце Джемм на миг замерло, а потом учащенно забилось. Она повесила свое пальто на тот же крючок и прошла в гостиную, внимательно посматривая по сторонам.
Пепельница на журнальном столике задыхается от окурков, а пульт брошен там, где только он и бросает, — на ручке кресла. Тарелка с остатками застывшего соуса и ошметком куриной кожицы в сухарях стоит на краю кухонной раковины. На столе рядом с чайником, среди рассыпанных белесых хлопьев, — ополовиненный пакет быстрорастворимого пюре. Дверца посудомоечной машины открыта — опять же по его неискоренимой привычке, — а на крышке помойного ведра в собственной луже плавает чайный пакетик.
Так. Возращение блудного чтеца чужих дневников состоялось.
В ванной еще парило, влажный коврик хранил отпечатки босых ступней, знакомая зеленая зубная щетка балансировала на ребре раковины, брызги зубной пасты заляпали керамическую поверхность.
Не сдержав улыбки, Джемм быстро прошла к спальне Ральфа. Тихо постучала и осторожно открыла дверь, не дождавшись ответа. Восторженное предвкушение схлынуло при виде пустой комнаты. Ушел. Он ушел, но он вернулся!
Ей очень, очень не хватало Ральфа. Она тосковала по глупым, только с ним связанным мелочам — его сонному присутствию за стенкой, когда она собиралась на работу, недопитым чашкам холодного мутного чая, оставленным в самых неожиданных местах (одна такая нашлась в аптечке, в ванной комнате), его босоногому шлепанью по квартире и припрятанным по углам, наподобие беличьих запасов, заначкам «Мальборо». Но больше всего, сильнее всего она скучала по Ральфу.
Джемм приложила максимум усилий, чтобы затолкать любовный вздор куда подальше, на задворки сознания. Чушь это все. Она не любит Ральфа — да откуда и взяться любви? Она ведь даже не знает его, ни разу с ним не целовалась, ни разу не переспала. Да, он ей нравится, но при чем здесь любовь? К тому же Ральф недалеко ушел от ее прежних поклонников с их идиотскими признаниями. Наверное, уже проникся собственным идиотизмом и подыскал себе очередную худосочную модель. Хорошо, что он на два месяца исчез с Альманак-роуд, дав ей время справиться со злостью и как следует обдумать события того злополучного вечера. Останься он — ей пришлось бы несладко: без конца сравнивала бы Смита с Ральфом, гадала, что же делать, грызла себя за потерю интереса к Смиту и, напротив, растущее влечение к Ральфу. Не дай бог, еще признала бы правоту Ральфа и уверилась, что не Смит, а Ральф предназначен ей судьбой.
Кстати сказать, предположение не столь уж неправдоподобное, если учесть, как складываются отношения со Смитом в последние два месяца.
Неважно, надо сказать, складываются. А если уж совсем начистоту — просто из рук вон. После «творческих выходных» в Сент-Олбанс Смит сильно изменился. Поначалу Джемм думала, что он ревнует ее к Ральфу и дуется из-за того, что они так весело провели вместе ночь пятницы, а потом еще и в Бэйсуотер на пару отправились, карри пробовать, — словом, она приписывала Смиту недостатки прежних своих любовников. Однако скоро убедилась, что Смит и не думает дуться, а тем более ревновать… он просто-напросто потерял к ней интерес. Что с этим делать, Джемм понятия не имела. Куда только все подевалось — его забота, шутки, совместные вылазки в бары с ее друзьями, ужины в ресторанах, звонки с работы? Как отрезало. Особых иллюзий по поводу мужчин Джемм никогда не питала, чрезмерных требований не предъявляла, но… есть же предел. Она не раз и не два пыталась поговорить со Смитом — осторожно, чтобы не показаться малолеткой или шизофреничкой, — но постоянно натыкалась на уклончивые заверения, что все в порядке, просто он немного переутомился, немного недоспал, немного переволновался. Потом Смит обычно небрежно гладил ее по голове — и исчезал. А Джемм не хотела настаивать, поскольку на собственном опыте знала, как раздражают бесконечные вопросы: «Ты в порядке?.. Точно в порядке?.. Что это ты все молчишь?.. Ничего не случилось, нет?..» Сама намучившись от подобных приставаний, она не хотела терзать Смита, даже зная наверняка, что уж с ним-то точно не все в порядке.
Обеспокоенная переменой в их отношениях, Джемм провела не один час в раздумьях о причинах проблемы. Скука? Хандра? Соперница? Но буквально два дня назад, совершенно неожиданно для себя, вдруг перестала беспокоиться, переживать и гадать. Ей вообще стало наплевать на Смита. И это было самое странное. Если бы она любила его, по-настоящему любила — наверняка страдала бы от его холодности и равнодушия. А ей было все равно.
Попытавшись взглянуть на себя и Смита со стороны, Джемм пришла в ужас: они словно супруги-пенсионеры, давно осточертевшие друг другу. Из тех, что без конца критикуют один другого, исходят желчью и презрением, но продолжают жить вместе — только потому, что никому недостает духу хлопнуть дверью, хотя обоим друг на друга наплевать.
Джемм призывала на помощь здравый смысл, напоминала самой себе о том, что первый, брызжущий гормонами этап романа вообще недолговечен, а совместное хозяйство ускорило неизбежное охлаждение, но все же, все же… Пять месяцев — не маловато ли? Смиту оказалось в самый раз.
И вот теперь вернулся Ральф, которому на нее не наплевать. Милый Ральф. Славный Ральф. Впервые за много недель Джемм готова была смеяться от счастья.
Из спальни Ральфа она прошла к себе, сбросила туфли.
На кровати лежал красный конверт, надписанный корявым почерком Ральфа и адресованный «мисс Джемайме Кейтрик». Внутри обнаружилось затейливо оформленное приглашение:
Ральф очень скоро безобразно разбогатеет, в связи с чем и устраивается
Вечеринка у Ральфа
Лейте, танцуйте, флиртуйте,
делайте что угодно — плачу за все.
Пpu желании можете даже взглянуть
на мои новые картины.
Лондон, Ледбери-роуд, 132, галерея «Довиньон». 6 марта, пятница, в любое время начиная с 20.30.
Вот это да! Вечеринка! Класс! Наконец она обновит то розовое платье на тоненьких бретельках, с пуговичками вдоль всей спины, которое ей до сих пор некуда было надеть. И картины Ральфа наконец увидит, о которых все газеты трубят. И танцы обещаны… она уже сто лет не танцевала! Смит танцевать не любит, брюзга несчастный. Ну и на здоровье — она будет танцевать с Ральфом. Да-да, с Ральфом! А Смита — в задницу. В задницу его!
Джемм быстро написала ответ и пристроила на двери в комнату Ральфа.
— Десять сорок, приятель.
Таксист протянул руку в открытое окно и прищурился. Карл, заметно покачиваясь и ежась на морозном ветру, шарил по карманам. Обнаружив наконец бумажник, тщательно послюнил палец, отделил двадцатифунтовую банкноту и сунул в окно.
— С-сдачу ос-ставь. — Карл нетвердо двинулся к дому номер тридцать один.
Таксист посмотрел на двадцатку, глянул вслед Карлу, покачал головой и нажал на газ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Пепельница на журнальном столике задыхается от окурков, а пульт брошен там, где только он и бросает, — на ручке кресла. Тарелка с остатками застывшего соуса и ошметком куриной кожицы в сухарях стоит на краю кухонной раковины. На столе рядом с чайником, среди рассыпанных белесых хлопьев, — ополовиненный пакет быстрорастворимого пюре. Дверца посудомоечной машины открыта — опять же по его неискоренимой привычке, — а на крышке помойного ведра в собственной луже плавает чайный пакетик.
Так. Возращение блудного чтеца чужих дневников состоялось.
В ванной еще парило, влажный коврик хранил отпечатки босых ступней, знакомая зеленая зубная щетка балансировала на ребре раковины, брызги зубной пасты заляпали керамическую поверхность.
Не сдержав улыбки, Джемм быстро прошла к спальне Ральфа. Тихо постучала и осторожно открыла дверь, не дождавшись ответа. Восторженное предвкушение схлынуло при виде пустой комнаты. Ушел. Он ушел, но он вернулся!
Ей очень, очень не хватало Ральфа. Она тосковала по глупым, только с ним связанным мелочам — его сонному присутствию за стенкой, когда она собиралась на работу, недопитым чашкам холодного мутного чая, оставленным в самых неожиданных местах (одна такая нашлась в аптечке, в ванной комнате), его босоногому шлепанью по квартире и припрятанным по углам, наподобие беличьих запасов, заначкам «Мальборо». Но больше всего, сильнее всего она скучала по Ральфу.
Джемм приложила максимум усилий, чтобы затолкать любовный вздор куда подальше, на задворки сознания. Чушь это все. Она не любит Ральфа — да откуда и взяться любви? Она ведь даже не знает его, ни разу с ним не целовалась, ни разу не переспала. Да, он ей нравится, но при чем здесь любовь? К тому же Ральф недалеко ушел от ее прежних поклонников с их идиотскими признаниями. Наверное, уже проникся собственным идиотизмом и подыскал себе очередную худосочную модель. Хорошо, что он на два месяца исчез с Альманак-роуд, дав ей время справиться со злостью и как следует обдумать события того злополучного вечера. Останься он — ей пришлось бы несладко: без конца сравнивала бы Смита с Ральфом, гадала, что же делать, грызла себя за потерю интереса к Смиту и, напротив, растущее влечение к Ральфу. Не дай бог, еще признала бы правоту Ральфа и уверилась, что не Смит, а Ральф предназначен ей судьбой.
Кстати сказать, предположение не столь уж неправдоподобное, если учесть, как складываются отношения со Смитом в последние два месяца.
Неважно, надо сказать, складываются. А если уж совсем начистоту — просто из рук вон. После «творческих выходных» в Сент-Олбанс Смит сильно изменился. Поначалу Джемм думала, что он ревнует ее к Ральфу и дуется из-за того, что они так весело провели вместе ночь пятницы, а потом еще и в Бэйсуотер на пару отправились, карри пробовать, — словом, она приписывала Смиту недостатки прежних своих любовников. Однако скоро убедилась, что Смит и не думает дуться, а тем более ревновать… он просто-напросто потерял к ней интерес. Что с этим делать, Джемм понятия не имела. Куда только все подевалось — его забота, шутки, совместные вылазки в бары с ее друзьями, ужины в ресторанах, звонки с работы? Как отрезало. Особых иллюзий по поводу мужчин Джемм никогда не питала, чрезмерных требований не предъявляла, но… есть же предел. Она не раз и не два пыталась поговорить со Смитом — осторожно, чтобы не показаться малолеткой или шизофреничкой, — но постоянно натыкалась на уклончивые заверения, что все в порядке, просто он немного переутомился, немного недоспал, немного переволновался. Потом Смит обычно небрежно гладил ее по голове — и исчезал. А Джемм не хотела настаивать, поскольку на собственном опыте знала, как раздражают бесконечные вопросы: «Ты в порядке?.. Точно в порядке?.. Что это ты все молчишь?.. Ничего не случилось, нет?..» Сама намучившись от подобных приставаний, она не хотела терзать Смита, даже зная наверняка, что уж с ним-то точно не все в порядке.
Обеспокоенная переменой в их отношениях, Джемм провела не один час в раздумьях о причинах проблемы. Скука? Хандра? Соперница? Но буквально два дня назад, совершенно неожиданно для себя, вдруг перестала беспокоиться, переживать и гадать. Ей вообще стало наплевать на Смита. И это было самое странное. Если бы она любила его, по-настоящему любила — наверняка страдала бы от его холодности и равнодушия. А ей было все равно.
Попытавшись взглянуть на себя и Смита со стороны, Джемм пришла в ужас: они словно супруги-пенсионеры, давно осточертевшие друг другу. Из тех, что без конца критикуют один другого, исходят желчью и презрением, но продолжают жить вместе — только потому, что никому недостает духу хлопнуть дверью, хотя обоим друг на друга наплевать.
Джемм призывала на помощь здравый смысл, напоминала самой себе о том, что первый, брызжущий гормонами этап романа вообще недолговечен, а совместное хозяйство ускорило неизбежное охлаждение, но все же, все же… Пять месяцев — не маловато ли? Смиту оказалось в самый раз.
И вот теперь вернулся Ральф, которому на нее не наплевать. Милый Ральф. Славный Ральф. Впервые за много недель Джемм готова была смеяться от счастья.
Из спальни Ральфа она прошла к себе, сбросила туфли.
На кровати лежал красный конверт, надписанный корявым почерком Ральфа и адресованный «мисс Джемайме Кейтрик». Внутри обнаружилось затейливо оформленное приглашение:
Ральф очень скоро безобразно разбогатеет, в связи с чем и устраивается
Вечеринка у Ральфа
Лейте, танцуйте, флиртуйте,
делайте что угодно — плачу за все.
Пpu желании можете даже взглянуть
на мои новые картины.
Лондон, Ледбери-роуд, 132, галерея «Довиньон». 6 марта, пятница, в любое время начиная с 20.30.
Вот это да! Вечеринка! Класс! Наконец она обновит то розовое платье на тоненьких бретельках, с пуговичками вдоль всей спины, которое ей до сих пор некуда было надеть. И картины Ральфа наконец увидит, о которых все газеты трубят. И танцы обещаны… она уже сто лет не танцевала! Смит танцевать не любит, брюзга несчастный. Ну и на здоровье — она будет танцевать с Ральфом. Да-да, с Ральфом! А Смита — в задницу. В задницу его!
Джемм быстро написала ответ и пристроила на двери в комнату Ральфа.
— Десять сорок, приятель.
Таксист протянул руку в открытое окно и прищурился. Карл, заметно покачиваясь и ежась на морозном ветру, шарил по карманам. Обнаружив наконец бумажник, тщательно послюнил палец, отделил двадцатифунтовую банкноту и сунул в окно.
— С-сдачу ос-ставь. — Карл нетвердо двинулся к дому номер тридцать один.
Таксист посмотрел на двадцатку, глянул вслед Карлу, покачал головой и нажал на газ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72