— Пит покачал головой и скорчил презрительную мину. — Не, это не по мне. Приключений и тут предостаточно, если к жизни относиться как надо. Ну сами поглядите — где мы живем? Великий город… кого тут только нет. Бедняки в полном дерьме, богачи на машинах ценой с хороший дом… артисты, банкиры, звезды, наркодилеры, уроды всех мастей, красавицы, камбоджийцы, шведы, евреи, ганцы, португальцы. Сходи на Стэмфорд-Хилл, посмотри на хасидов — чем не приключение? А американские денежные воротилы в Сент-Джонс-Вуд? Японцы в Финчли-Сентрал? Арабы на Эджвер-роуд? Ирландцы в Килберне? Киприоты в Финсбери-парк? Турки на Тернпай-лейн? Или португальцы в Вест-бурн-парк? Да взять хоть мой Чайна-таун. Людей шумнее, грубее и нахальнее в жизни не видел. Но мне здесь нравится, потому что я открыт всему, что мне может предложить этот город.
Девяносто девять человек из сотни плавают по городу в своем пузыре. Ты вот такая же, Джемм. Мы видимся два раза в неделю, болтаем о том о сем, я знаю, что ты милая девочка и дух авантюры в тебе тоже есть, но самую капельку. Но чуть что — и ты прячешься в своем пузырьке. Поболтали — и ладно, а больше в Лондоне не положено. Если бы не сегодняшний вечер, мы б с тобой никогда не продвинулись.
Не, ребята, жизнь слишком коротка, чтобы жить в Бекенхэме, возвращаться с работы на семичасовой электричке и запираться в четырех стенах, чтобы, упаси боже, не впустить чужаков на порог. Взять вас, к примеру. Держу пари, вы и помыслить не могли, что с водяной кровати в Чайна-тауне будете глазеть, как наряжается какой-то мясник из супермаркета. Но держу пари, что довольны, так?
Он рассмеялся.
— Видели то кино, «После времени», где Розанна Аркетт тащит парня в центр Нью-Йорка? И что с ним приключилось? Очутился посреди ночи без гроша в кармане, в компании кучи психов и наркоманов. Ну так вот — кто-то посмотрит кино и подумает: не приведи господи, чтобы со мной такое приключилось. Кто-то, только не я. Лично я бы от такого не отказался. Вот идешь ты по улице мимо телефонной будки. А там — бац — телефон зазвонил. Люди пополам делятся — на тех, кто ни за что не остановится, чтобы не связываться, и на тех, кто полюбопытствует и снимет трубку. Скорее всего, звонящий ошибся номером. Но ведь остается шанс, что тебя пригласят на тайную встречу, любовное свидание… да мало ли куда. — Пит помолчал для пущего эффекта. — Класс! — Бросив взгляд на часы, он хлопнул себя по бедрам: — Что-то я с вами заболтался, пора и повеселиться.
Спустившись за Питом, Джемм и Ральф вновь оказались в нарядно-зловещем ночном Чайна-тауне.
— Может, до праздника не увидимся, так что счастливого Рождества и всего, всего. — Пит ежился на морозе. Поцеловав Джемм в щеку, он протянул руку Ральфу и шепнул ему на ухо: — Повезло тебе, малый.
Ральф чуть не возразил, но успел прикусить язык. Пусть хоть Пит считает, что ему повезло.
Пит ушел, а Джемм с Ральфом остались стоять, толком не зная, куда податься и чем заняться.
— Вот черт, — сказала Джемм.
— Да уж, — согласился Ральф.
— Теперь что? Может, поедим?
— Неплохо бы.
— Пойдем! — Джемм схватила Ральфа за руку. — До ужина хочу кое-что сделать. Всю жизнь мечтала!
Ральф пожал плечами, улыбнулся и зашагал следом за ней.
Глава двадцать первая
Под телефонными будками-пагодами насвистывал на свирели толстый мексиканец в сомбреро — никому не интересный, никем не оцененный. Рестораны закрывались, костлявые рабочие в засаленных комбинезонах выволакивали на улицу тележки с отбросами. Два пьяных трансвестита, немыслимо размалеванные и обмотанные боа из перьев, процокали мимо, в бар над китайской цирюльней с затянутыми красным бархатом окнами и дверью в рождественских лампочках. У входа в «Дайв-бар» слилась в нескончаемом поцелуе влюбленная парочка.
Джемм с Ральфом пересекли Шафтсбери-авеню, маневрируя между машинами и пешеходами в пальто до пят и шарфах по самые уши.
— Куда мы, собственно, идем? Джемм ухмыльнулась:
— Погоди, сам увидишь!
С Греческой улицы свернули на Олд-Комптон, где Ральф то и дело невольно косился на дымные окна гей-баров, скрывающие недоступный для него, исключительный мир. Забавно, размышлял он, что «исключительный» стало синонимом «шикарного», «модного», «избранного», в то время как по сути это слово значит, что для тебя вход закрыт, ты «исключен».
Поворот направо. И налево, на Брюэр-стрит.
— Нам сюда, — сказала Джемм, останавливаясь перед магазинчиком с затемненными окнами, занавесью из стекляруса на входе и безобразной грудой выцветших подарочных коробок и жутковатого нейлонового белья в витрине. Объявление на стекле кричало: «Презервативы на все вкусы!» Карикатурный манекен, ободранный, как жертва солнечного ожога, и облаченный в кожаное боди, тщетно пытался взмахнуть хлыстом, зажатым в скрюченных артритом пальцах. На полке сбоку, будто шеренга подозреваемых в полицейском участке, выстроились нелепого вида искусственные члены.
— Сюда? — переспросил Ральф с налетом обывательского неодобрения. — Это еще зачем?
— Затем! Никогда не бывала в секс-шопе. — Восторженное предвкушение Джемм слегка разбавлялось опаской; она явно нервничала. — Пойдем!
Шагнули внутрь, нацепив маски пресыщенных жизнью завсегдатаев секс-шопов. Мужеподобная амазонка с черной искусственной гривой до полу и в узком кожаном платье (как она в него влезла? без удаления ребер определенно не обошлось) подняла на них привычно-скучающий взгляд и снова уткнулась в журнал допотопных комиксов. Ее макияжа среднестатистической женщине хватило бы на всю жизнь. Кожу цвета свежего трупа амазонка, похоже, создавала, распыляя на себя по утрам краску из баллончика, а за чернильными губами точно прятались клыки.
У входа окаменел массивный, как шкаф, негр в футболке и джинсах — ноги на ширине плеч, сцепленные ладони прикрывают пах. Охрана. У дальней стены неправдоподобная пара перебирала вешалки с нарядами а-ля французская горничная и кожаными ансамблями в стиле мисс Ты-плохой-мальчик-и-заслуживаешь-наказания. Она: юна, стройна, безукоризненно белокура, с ног до головы от-кутюр; выглядела бы роскошно на крупном черном жеребце, в бриджах и с развевающейся за спиной вуалью. Он: немолод, невысок, внушительно лыс, с ног до головы от-кутюр; выглядел бы устрашающе во главе огромного стола на заседании совета директоров мощной корпорации. Если подумать, не такая уж и неправдоподобная пара. Здесь явно не впервые. Без тени смущения и улыбки негромко обсуждают достоинства вульгарных тряпок из нейлона и клеенки. Кто они? Босс и секретарша, клиент и ночная бабочка высокого полета, муж и его вторая жена? А может, девушка — подружка его дочери? Еще одна пара разглядывала стойку с порнокассетами. Он — оплывший и неряшливый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Девяносто девять человек из сотни плавают по городу в своем пузыре. Ты вот такая же, Джемм. Мы видимся два раза в неделю, болтаем о том о сем, я знаю, что ты милая девочка и дух авантюры в тебе тоже есть, но самую капельку. Но чуть что — и ты прячешься в своем пузырьке. Поболтали — и ладно, а больше в Лондоне не положено. Если бы не сегодняшний вечер, мы б с тобой никогда не продвинулись.
Не, ребята, жизнь слишком коротка, чтобы жить в Бекенхэме, возвращаться с работы на семичасовой электричке и запираться в четырех стенах, чтобы, упаси боже, не впустить чужаков на порог. Взять вас, к примеру. Держу пари, вы и помыслить не могли, что с водяной кровати в Чайна-тауне будете глазеть, как наряжается какой-то мясник из супермаркета. Но держу пари, что довольны, так?
Он рассмеялся.
— Видели то кино, «После времени», где Розанна Аркетт тащит парня в центр Нью-Йорка? И что с ним приключилось? Очутился посреди ночи без гроша в кармане, в компании кучи психов и наркоманов. Ну так вот — кто-то посмотрит кино и подумает: не приведи господи, чтобы со мной такое приключилось. Кто-то, только не я. Лично я бы от такого не отказался. Вот идешь ты по улице мимо телефонной будки. А там — бац — телефон зазвонил. Люди пополам делятся — на тех, кто ни за что не остановится, чтобы не связываться, и на тех, кто полюбопытствует и снимет трубку. Скорее всего, звонящий ошибся номером. Но ведь остается шанс, что тебя пригласят на тайную встречу, любовное свидание… да мало ли куда. — Пит помолчал для пущего эффекта. — Класс! — Бросив взгляд на часы, он хлопнул себя по бедрам: — Что-то я с вами заболтался, пора и повеселиться.
Спустившись за Питом, Джемм и Ральф вновь оказались в нарядно-зловещем ночном Чайна-тауне.
— Может, до праздника не увидимся, так что счастливого Рождества и всего, всего. — Пит ежился на морозе. Поцеловав Джемм в щеку, он протянул руку Ральфу и шепнул ему на ухо: — Повезло тебе, малый.
Ральф чуть не возразил, но успел прикусить язык. Пусть хоть Пит считает, что ему повезло.
Пит ушел, а Джемм с Ральфом остались стоять, толком не зная, куда податься и чем заняться.
— Вот черт, — сказала Джемм.
— Да уж, — согласился Ральф.
— Теперь что? Может, поедим?
— Неплохо бы.
— Пойдем! — Джемм схватила Ральфа за руку. — До ужина хочу кое-что сделать. Всю жизнь мечтала!
Ральф пожал плечами, улыбнулся и зашагал следом за ней.
Глава двадцать первая
Под телефонными будками-пагодами насвистывал на свирели толстый мексиканец в сомбреро — никому не интересный, никем не оцененный. Рестораны закрывались, костлявые рабочие в засаленных комбинезонах выволакивали на улицу тележки с отбросами. Два пьяных трансвестита, немыслимо размалеванные и обмотанные боа из перьев, процокали мимо, в бар над китайской цирюльней с затянутыми красным бархатом окнами и дверью в рождественских лампочках. У входа в «Дайв-бар» слилась в нескончаемом поцелуе влюбленная парочка.
Джемм с Ральфом пересекли Шафтсбери-авеню, маневрируя между машинами и пешеходами в пальто до пят и шарфах по самые уши.
— Куда мы, собственно, идем? Джемм ухмыльнулась:
— Погоди, сам увидишь!
С Греческой улицы свернули на Олд-Комптон, где Ральф то и дело невольно косился на дымные окна гей-баров, скрывающие недоступный для него, исключительный мир. Забавно, размышлял он, что «исключительный» стало синонимом «шикарного», «модного», «избранного», в то время как по сути это слово значит, что для тебя вход закрыт, ты «исключен».
Поворот направо. И налево, на Брюэр-стрит.
— Нам сюда, — сказала Джемм, останавливаясь перед магазинчиком с затемненными окнами, занавесью из стекляруса на входе и безобразной грудой выцветших подарочных коробок и жутковатого нейлонового белья в витрине. Объявление на стекле кричало: «Презервативы на все вкусы!» Карикатурный манекен, ободранный, как жертва солнечного ожога, и облаченный в кожаное боди, тщетно пытался взмахнуть хлыстом, зажатым в скрюченных артритом пальцах. На полке сбоку, будто шеренга подозреваемых в полицейском участке, выстроились нелепого вида искусственные члены.
— Сюда? — переспросил Ральф с налетом обывательского неодобрения. — Это еще зачем?
— Затем! Никогда не бывала в секс-шопе. — Восторженное предвкушение Джемм слегка разбавлялось опаской; она явно нервничала. — Пойдем!
Шагнули внутрь, нацепив маски пресыщенных жизнью завсегдатаев секс-шопов. Мужеподобная амазонка с черной искусственной гривой до полу и в узком кожаном платье (как она в него влезла? без удаления ребер определенно не обошлось) подняла на них привычно-скучающий взгляд и снова уткнулась в журнал допотопных комиксов. Ее макияжа среднестатистической женщине хватило бы на всю жизнь. Кожу цвета свежего трупа амазонка, похоже, создавала, распыляя на себя по утрам краску из баллончика, а за чернильными губами точно прятались клыки.
У входа окаменел массивный, как шкаф, негр в футболке и джинсах — ноги на ширине плеч, сцепленные ладони прикрывают пах. Охрана. У дальней стены неправдоподобная пара перебирала вешалки с нарядами а-ля французская горничная и кожаными ансамблями в стиле мисс Ты-плохой-мальчик-и-заслуживаешь-наказания. Она: юна, стройна, безукоризненно белокура, с ног до головы от-кутюр; выглядела бы роскошно на крупном черном жеребце, в бриджах и с развевающейся за спиной вуалью. Он: немолод, невысок, внушительно лыс, с ног до головы от-кутюр; выглядел бы устрашающе во главе огромного стола на заседании совета директоров мощной корпорации. Если подумать, не такая уж и неправдоподобная пара. Здесь явно не впервые. Без тени смущения и улыбки негромко обсуждают достоинства вульгарных тряпок из нейлона и клеенки. Кто они? Босс и секретарша, клиент и ночная бабочка высокого полета, муж и его вторая жена? А может, девушка — подружка его дочери? Еще одна пара разглядывала стойку с порнокассетами. Он — оплывший и неряшливый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72