Антонина Ивановна стояла в дверях, разглаживая ладонями клеенчатый фартук, ждала, вероятно, что скажет Реня. Но Рене как раз не хотелось, чтобы Антонина Ивановна слышала их разговор. Сейчас ей надо было остаться с Зоей вдвоем. И Антонина Ивановна поняла Реню, сама ушла и увела Михаила Павловича, оставив девушек одних.
Дождь моросил и моросил, казалось, все набрякло от него, нудного, бесконечного. Набрякли дома, деревья, раскисла земля. На асфальте стояли громадные лужи, в них отражался свет уличных фонарей, автомобильных фар.
Реня ждала троллейбуса. Вот он подплыл, разбрасывая брызги из-под колес. Вскочила в него, села у окна, откинулась на спинку сиденья. За стеклами, залитыми дождем, плыла улица, но Реня туда не смотрела, ей вспоминались Зоины глаза — растерянные и колючие, злые. «Как скверно все вышло, — думала Реня. — Я ведь и не собиралась с ней ссориться. А сколько наговорили друг другу неприятного, и надо всем, сказанным и ею, и Зоей, звенело одно: «Не твое дело!»
«А может, в самом деле, не мое? — думала Реня. — У нее есть отец и мать, пусть они отвечают за дочку. Бросила завод — пускай делает что хочет. Посмотрим, где она найдет себе легкую работу. Или она собирается работать там, где вообще ничего не надо делать, только зарплату получать?» Так она и сказала Зое.
— Меньше всего я думаю о деньгах, они мне вообще не нужны, — небрежно бросила Зоя.
— Ты так деньгами бросаешься потому, что цены им не знаешь, — упрекала ее Реня. — Не заработала пока. Жила на отцовские и, кажется, всю жизнь собираешься жить на чьи-то…
— Не бойся, не твое дело, — снова слышит Реня Зоин голос, снова видит ее холодные, злые глаза.
— Или, может, за Женю замуж собралась? Хочешь у жены его отбить? — уже не деликатничала Реня.
Вспыхнула Зоя, залилась краской, и слезы, то ли стыда, то ли гнева набежали на глаза.
— Не твое дело, не твое дело…
«А может, и правда не мое дело, — горько думается Рене. — Зачем я лезу в чужую жизнь?.. Чужую жизнь… А почему — чужую?» Может, и сама виновата, что Зоя бросила завод… Ведь именно я была ее учительницей… Значит, не сумела научить… Ах, если бы можно было вернуть ее в цех. Глаз бы с нее не спускала. Но Зоя и слушать не хочет о том, чтобы вернуться. «Ты что! Только уволилась и нате — опять здрасьте! Да и кто меня снова возьмет?»
«А вся эта история с Женей, — снова думает Реня, глядя через залитое дождем окно на темную улицу. — Антонина Ивановна, наверно, понятия об этом не имеет. Так неужели и здесь не мое дело? Неужели и здесь я не должна вмешаться?»
Вышла из троллейбуса. Обходя лужи, торопясь, вбежала в подъезд общежития. Тетя Феня в толстой шерстяной шали, в ватнике дремала у своего стола. Услышав стук двери, открыла глаза, невидяще глянула на Реню, зевнула во весь рот, упала щекой на руку и снова задремала.
Подруги уже спали. Осторожно, чтоб не разбудить, Реня разделась и забралась под одеяло. После холодной мокрой улицы так приятно было в теплой комнате, в постели. Скоро она заснула.
Проснулась среди ночи, словно кто-то толкнул ее. Что-то ей приснилось. Приснилось важное, но Реня не могла вспомнить что. Потом ей показалось, что она все еще держит в руках Зоин альбом. Да, вспомнила! Ей приснилось, будто она снова листает Зоин альбом, разглядывает фотографии. Альбом, фотографии… Юра…
Да, да, это ей и приснилось. А может, и не приснилось. Может, снимок так запал ей в память, что продолжала думать о нем и во сне… Юра… Так похож на Михаила Павловича…
И вдруг словно током пронзило ее. Поднялась на кровати, села. Застучало, закружилось в голове, будто даже стало дурно. Сжала виски ладонями.
«Они в войну потеряли мальчика, — вспомнила Реня Зоин рассказ. — Ему тогда было пять лет. В каком же году это было? Ну, конечно, скорее всего, в сорок первом, во время отступления. Значит, сейчас ему…» Никак не могла посчитать, сколько ему должно быть теперь, тому мальчику. Несколько раз начинала считать и все сбивалась. Наконец сообразила. «Сейчас ему двадцать два… Ну вот, Юре скоро будет двадцать два…»
Она сидела на кровати, сжав виски ладонями. «Не может быть, чтобы такое сходство случайно. А Зоя… — обожгло догадкой новой, — мне всегда так приятно было видеть ее… Ведь и она похожа… Или мне уж сейчас так кажется… Или и это приснилось…» Ей захотелось сейчас же, сию минуту взять фотографию Юры и посмотреть на нее, сравнить по памяти с той, что видела сегодня у Булатов. Отыскать черты, общие с чертами Михаила Павловича, Зои.
Она встала, впотьмах открыла чемодан, стоявший под кроватью, пыталась ощупью найти пакет с фотографиями. Пакет никак не попадался, и Реня стала выбрасывать на пол белье, коробку с новыми туфлями… Коробка стукнула об пол. Проснулась и заворочалась на кровати Валя.
— Что там такое? — спросила сонно.
— Ничего, ничего, это я, — прошептала Реня.
Валя повернулась на другой бок, заснула. Наконец пакет у Рени в руках, но в комнате темно, нельзя зажигать свет, тревожить девочек. Осторожно, на цыпочках, крадется к двери, отворяет ее. В коридоре тишина, в самом конце тускло светит лампочка. Только теперь спохватилась, что вышла в одной рубашке. Не увидел бы кто… Вернулась, ощупью нашла халат, накинула на плечи. Высыпав на подоконник все фотографии, стала выбирать только те, на которых Юра. Вот последние, присланные им совсем недавно. В костюме, при галстуке… «Кажется, не похож», — огорчилась Реня. Но так показалось в первое мгновенье, смутили галстук, костюм. Вгляделась пристальнее и не могла не признать — похож, похож Юра на Михаила Павловича, не зря она там ахнула, показалось, что Юра.
Перебирала фотографии дальше. Вот Юра в группке детей из детдома. Где-то здесь должна быть и она, но не в ней сейчас дело. Здесь Юра совсем еще мальчик, и Рене кажется, что он очень похож на Зою. «Или я выдумываю?» — не верит сама себе Реня. Она в одной рубахе, босиком. Халат свисает с одного плеча. Всматривается и всматривается в фотографии — одну, другую, третью. Собрала все, сунула в пакет, отложив те, на которых Юра. Надела халат, вернулась в комнату. Там темно и тихо. Который час? Три… Снова легла в постель. Ее всю трясло. Наверно, и от холода и от волнения, хотелось встать, одеться и побежать к Булатам, сию минуту, ничего, что ночь. Дело-то какое. То, что она сегодня поссорилась с Зоей, мелочь, ничего не значит. Она уже и поднялась, и села на кровати, да спохватилась. «А что, если все это выдумки… Разволнуешь Антонину Ивановну, Михаила Павловича, а потом окажется, что совсем не их сын!..»
Снова легла, укрылась плотнее, стараясь согреться, успокоиться. «Надо завтра же пойти к ним и обо всем поговорить. Пока с одним Михаилом Павловичем. Нужно, чтобы он подробно рассказал, как все произошло, как они потеряли мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Дождь моросил и моросил, казалось, все набрякло от него, нудного, бесконечного. Набрякли дома, деревья, раскисла земля. На асфальте стояли громадные лужи, в них отражался свет уличных фонарей, автомобильных фар.
Реня ждала троллейбуса. Вот он подплыл, разбрасывая брызги из-под колес. Вскочила в него, села у окна, откинулась на спинку сиденья. За стеклами, залитыми дождем, плыла улица, но Реня туда не смотрела, ей вспоминались Зоины глаза — растерянные и колючие, злые. «Как скверно все вышло, — думала Реня. — Я ведь и не собиралась с ней ссориться. А сколько наговорили друг другу неприятного, и надо всем, сказанным и ею, и Зоей, звенело одно: «Не твое дело!»
«А может, в самом деле, не мое? — думала Реня. — У нее есть отец и мать, пусть они отвечают за дочку. Бросила завод — пускай делает что хочет. Посмотрим, где она найдет себе легкую работу. Или она собирается работать там, где вообще ничего не надо делать, только зарплату получать?» Так она и сказала Зое.
— Меньше всего я думаю о деньгах, они мне вообще не нужны, — небрежно бросила Зоя.
— Ты так деньгами бросаешься потому, что цены им не знаешь, — упрекала ее Реня. — Не заработала пока. Жила на отцовские и, кажется, всю жизнь собираешься жить на чьи-то…
— Не бойся, не твое дело, — снова слышит Реня Зоин голос, снова видит ее холодные, злые глаза.
— Или, может, за Женю замуж собралась? Хочешь у жены его отбить? — уже не деликатничала Реня.
Вспыхнула Зоя, залилась краской, и слезы, то ли стыда, то ли гнева набежали на глаза.
— Не твое дело, не твое дело…
«А может, и правда не мое дело, — горько думается Рене. — Зачем я лезу в чужую жизнь?.. Чужую жизнь… А почему — чужую?» Может, и сама виновата, что Зоя бросила завод… Ведь именно я была ее учительницей… Значит, не сумела научить… Ах, если бы можно было вернуть ее в цех. Глаз бы с нее не спускала. Но Зоя и слушать не хочет о том, чтобы вернуться. «Ты что! Только уволилась и нате — опять здрасьте! Да и кто меня снова возьмет?»
«А вся эта история с Женей, — снова думает Реня, глядя через залитое дождем окно на темную улицу. — Антонина Ивановна, наверно, понятия об этом не имеет. Так неужели и здесь не мое дело? Неужели и здесь я не должна вмешаться?»
Вышла из троллейбуса. Обходя лужи, торопясь, вбежала в подъезд общежития. Тетя Феня в толстой шерстяной шали, в ватнике дремала у своего стола. Услышав стук двери, открыла глаза, невидяще глянула на Реню, зевнула во весь рот, упала щекой на руку и снова задремала.
Подруги уже спали. Осторожно, чтоб не разбудить, Реня разделась и забралась под одеяло. После холодной мокрой улицы так приятно было в теплой комнате, в постели. Скоро она заснула.
Проснулась среди ночи, словно кто-то толкнул ее. Что-то ей приснилось. Приснилось важное, но Реня не могла вспомнить что. Потом ей показалось, что она все еще держит в руках Зоин альбом. Да, вспомнила! Ей приснилось, будто она снова листает Зоин альбом, разглядывает фотографии. Альбом, фотографии… Юра…
Да, да, это ей и приснилось. А может, и не приснилось. Может, снимок так запал ей в память, что продолжала думать о нем и во сне… Юра… Так похож на Михаила Павловича…
И вдруг словно током пронзило ее. Поднялась на кровати, села. Застучало, закружилось в голове, будто даже стало дурно. Сжала виски ладонями.
«Они в войну потеряли мальчика, — вспомнила Реня Зоин рассказ. — Ему тогда было пять лет. В каком же году это было? Ну, конечно, скорее всего, в сорок первом, во время отступления. Значит, сейчас ему…» Никак не могла посчитать, сколько ему должно быть теперь, тому мальчику. Несколько раз начинала считать и все сбивалась. Наконец сообразила. «Сейчас ему двадцать два… Ну вот, Юре скоро будет двадцать два…»
Она сидела на кровати, сжав виски ладонями. «Не может быть, чтобы такое сходство случайно. А Зоя… — обожгло догадкой новой, — мне всегда так приятно было видеть ее… Ведь и она похожа… Или мне уж сейчас так кажется… Или и это приснилось…» Ей захотелось сейчас же, сию минуту взять фотографию Юры и посмотреть на нее, сравнить по памяти с той, что видела сегодня у Булатов. Отыскать черты, общие с чертами Михаила Павловича, Зои.
Она встала, впотьмах открыла чемодан, стоявший под кроватью, пыталась ощупью найти пакет с фотографиями. Пакет никак не попадался, и Реня стала выбрасывать на пол белье, коробку с новыми туфлями… Коробка стукнула об пол. Проснулась и заворочалась на кровати Валя.
— Что там такое? — спросила сонно.
— Ничего, ничего, это я, — прошептала Реня.
Валя повернулась на другой бок, заснула. Наконец пакет у Рени в руках, но в комнате темно, нельзя зажигать свет, тревожить девочек. Осторожно, на цыпочках, крадется к двери, отворяет ее. В коридоре тишина, в самом конце тускло светит лампочка. Только теперь спохватилась, что вышла в одной рубашке. Не увидел бы кто… Вернулась, ощупью нашла халат, накинула на плечи. Высыпав на подоконник все фотографии, стала выбирать только те, на которых Юра. Вот последние, присланные им совсем недавно. В костюме, при галстуке… «Кажется, не похож», — огорчилась Реня. Но так показалось в первое мгновенье, смутили галстук, костюм. Вгляделась пристальнее и не могла не признать — похож, похож Юра на Михаила Павловича, не зря она там ахнула, показалось, что Юра.
Перебирала фотографии дальше. Вот Юра в группке детей из детдома. Где-то здесь должна быть и она, но не в ней сейчас дело. Здесь Юра совсем еще мальчик, и Рене кажется, что он очень похож на Зою. «Или я выдумываю?» — не верит сама себе Реня. Она в одной рубахе, босиком. Халат свисает с одного плеча. Всматривается и всматривается в фотографии — одну, другую, третью. Собрала все, сунула в пакет, отложив те, на которых Юра. Надела халат, вернулась в комнату. Там темно и тихо. Который час? Три… Снова легла в постель. Ее всю трясло. Наверно, и от холода и от волнения, хотелось встать, одеться и побежать к Булатам, сию минуту, ничего, что ночь. Дело-то какое. То, что она сегодня поссорилась с Зоей, мелочь, ничего не значит. Она уже и поднялась, и села на кровати, да спохватилась. «А что, если все это выдумки… Разволнуешь Антонину Ивановну, Михаила Павловича, а потом окажется, что совсем не их сын!..»
Снова легла, укрылась плотнее, стараясь согреться, успокоиться. «Надо завтра же пойти к ним и обо всем поговорить. Пока с одним Михаилом Павловичем. Нужно, чтобы он подробно рассказал, как все произошло, как они потеряли мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31