Так спокойнее. И потому они очень не
любят, когда кто-то им открывает глаза.
Что ж, кое-что это обьясняло. Но далеко не все.
* * *
Цивилизации рождаются, живут и умирают по-разному. Одни неспешно
проходят свой эволюционный путь, все время находясь в равновесии с
окружающей средой - так, что в итоге совершенно сливаются с ней и
переходят на новый этап развития, нам непонятный. Так произошло на
Кредо-2, в мире, который мы два с половиной столетия считали мертвым,
так произойдет - не скоро, через миллионы лет - еще в двух или трех
десятках из известных нам миров. Мы знаем об их существовании, и они,
наверное, знают о нашем, но наши цивилизации практически не имеют
общих ценностей, нам нечего дать друг другу, и это знание остается
бесполезным - для нас, потому что мы не знаем даже того, существует
ли для них вообще критерий полезности. Другие цивилизации гибнут как
раз от того, что они нарушают это равновесие со своим окружением -
астроархеология за столетия работы в Галактике доказала, что это, к
сожалению, самый распространенный случай. Третьи - как и наша -
полностью отрываются от породившей их среды и создают свою собственную
среду обитания. Именно эта способность и оказывается движущей силой их
прогресса. И именно репродукция этой искусственной среды и является -
как ни унизительно это осознавать - конечной целью всех устремлений
человечества и еще нескольких подобных нам народов Галактики. Для
того, чтобы понять это, потребовалось понять сначала другие народы,
встреченные нами в космосе - и взглянуть на себя их глазами.
Наверное, осознание этой грани своей сущности было тяжким испытанием
для многих из тех, кто жил в эпоху, когда оно произошло. Но люди -
очень стойкие существа. Они доказали это всей своей историей. Вопреки
очевидности, мы, как и столетия назад, продолжаем искать какие-то цели
вне воссоздания собственной среды обитания. И порою нам - большинству
из нас - кажется, что мы их находим. Хотя на поверку каждый раз это
оказывается самообманом. Меджды, быть может, тоже мучались этим
вопросом. И погибли, возможно, не потому, что столкнулись с до сих пор
не понятой нами опасностью - просто цель исчерпала себя.
Я думал об этом, шагая вслед за Гладис вниз по наклонному ходу,
ведущему с поверхности к Первой камере. Мы спускались уже около
получаса. Огоньки наших светильников многократно отражались от
гладких, до блеска отполированных стен тоннеля. Иногда на стене,
обычно неподалеку от развилки, вспыхивала ярким разноцветьем
флюоресцентная метка. Иногда - когда тоннель пересекал полосу более
светлых пород - казалось, что он расширяется, а затем снова сужается,
ныряя в толщу черной скалы. Но это было не так, размеры его почти не
менялись, и лишь иногда, очень редко приходилось нагибать голову,
чтобы не задевать потолок шлемом.
А в общем, все было очень однообразно.
Связь была включена, но с самого начала мы почти не разговаривали. Я
шел вторым. Впереди, слегка раскачиваясь под тяжестью баллона с
бета-треоном, шла Гладис. Сзади, иногда почти налетая на меня, пыхтел
Сухарев. Байеру по случаю моего прибытия и желанию спуститься вниз
устроили выходной - все равно на Каланде-I было лишь три исправных
баллона для бета-треона, и не имело смысла гонять вниз лишнего
человека. Лишь три исправных баллона - и ни одной тележки для того,
чтобы везти их вниз. На мой вопрос, почему так получилось, Хироти,
отведя взгляд, ответил, что все равно вблизи Первой камеры проходы
слишком узки для тележки. Я не стал расспрашивать, почему они не
используют для этого дела роботов - в конце концов это была их
забота. Некоторым нравится таскать тяжести.
Впереди показадась очередная развилка, помеченная зеленой меткой с
красными цифрами. "33" прочитал я и притормозил. Сухарев едва не
врезался мне в спину, но не спросил ни о чем. Я уже заметил, что он
всячески избегает разговоров. Так, будто боится о чем-то
проговориться. А может быть, это просто черта его характера.
- Подождите минутку, Гладис, - сказал я. Она тоже остановилась,
обернулась и, увидев, что мы стоим, оперлась спиной о стену тоннеля,
чтобы снять с плеч часть веса баллона. Хороши у них тут порядочки, в
очередной раз подумал я. Нагружать женщину такой тяжестью. Впрочем,
возможно она из тех, кто всегда лезет вперед и с кем спорить попросту
бесполезно. Бывают такие, считающие что они всегда вправе
распоряжаться собой и не способные к оптимизации своих действий в
коллективе. Самое скверное в таком складе характера состоит в том, что
подобные люди, бессмысленно зачастую жертвуя собой, требуют подобной
же жертвенности от окружающих. И формально - но не по-человечески -
они почти всегда правы. Быть может, и эта Гладис из таких же, и здесь
попросту махнули на нее рукой, поняв, что спорить бесполезно.
- Метка тридцать три, - кивнул я на стену, - Мне помнится, что именно
в этом боковом проходе нашли шлем и излучатель Бергсона.
- Ну и что? - спросила она.
- Вы тогда участвовали в поисках?
- Нет. Меня тут еще не было.
- А вы? - обернулся я к Сухареву.
- Я? Нет. То есть да, участвовал. Но в другой группе.
- Вы были там? - я кивнул в сторону прохода.
- Н-нет. Вернее был. Но недалеко. Не там, где нашли - гораздо ближе.
Интересная черта - сначала ответить "нет", а потом уже думать над
вопросом.
- Пошли дальше, - сказала Гладис, - Поговорим на обратном пути, - и
она, не оборачиваясь двинулась вперед. Мы догнали ее лишь метров через
сто, за двумя поворотами.
Минут через десять она сказала:
- Сейчас начнут встречаться онгерриты. Не делайте лишних движений. Не
пугайтесь. Просто идите за мной.
- Я знаком с тем, как они выглядят, - сказал я.
Она смерила меня холодным взглядом. Потом сказала:
- Знаете, инспектор, это несколько разные вещи - знать о том, как
выглядит дерьмо и вляпаться в него, - и не дожидаясь ответа пошла
дальше.
- Мне еще не приходилось слышать подобного сравнения, - сказал я ей в
спину.
- Значит, плохо слушали.
- Гладис, ну з-зачем ты так? - сказал Сухарев, - Инспектор может
неправильно понять.
Но она ему не ответила.
Тоннель резко, почти под прямым углом повернул направо и расширился. И
почти сразу же я увидел первого онгеррита. Я достаточно насмотрелся на
материалы проекта, и только потому остался внешне почти спокойным. Но
Гладис была в чем-то права - онгеррит, увиденный воочию, и онгеррит,
виденный когда-то раньше - пусть и в высококачественной
голографической проекции, пусть и с полным эффектом присутствия -
были далеко не одним и тем же. Я не был шокирован, нет. Но внутренне
содрогнулся.
Этот онгеррит был из числа тех, кого по традиции называли Стражами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
любят, когда кто-то им открывает глаза.
Что ж, кое-что это обьясняло. Но далеко не все.
* * *
Цивилизации рождаются, живут и умирают по-разному. Одни неспешно
проходят свой эволюционный путь, все время находясь в равновесии с
окружающей средой - так, что в итоге совершенно сливаются с ней и
переходят на новый этап развития, нам непонятный. Так произошло на
Кредо-2, в мире, который мы два с половиной столетия считали мертвым,
так произойдет - не скоро, через миллионы лет - еще в двух или трех
десятках из известных нам миров. Мы знаем об их существовании, и они,
наверное, знают о нашем, но наши цивилизации практически не имеют
общих ценностей, нам нечего дать друг другу, и это знание остается
бесполезным - для нас, потому что мы не знаем даже того, существует
ли для них вообще критерий полезности. Другие цивилизации гибнут как
раз от того, что они нарушают это равновесие со своим окружением -
астроархеология за столетия работы в Галактике доказала, что это, к
сожалению, самый распространенный случай. Третьи - как и наша -
полностью отрываются от породившей их среды и создают свою собственную
среду обитания. Именно эта способность и оказывается движущей силой их
прогресса. И именно репродукция этой искусственной среды и является -
как ни унизительно это осознавать - конечной целью всех устремлений
человечества и еще нескольких подобных нам народов Галактики. Для
того, чтобы понять это, потребовалось понять сначала другие народы,
встреченные нами в космосе - и взглянуть на себя их глазами.
Наверное, осознание этой грани своей сущности было тяжким испытанием
для многих из тех, кто жил в эпоху, когда оно произошло. Но люди -
очень стойкие существа. Они доказали это всей своей историей. Вопреки
очевидности, мы, как и столетия назад, продолжаем искать какие-то цели
вне воссоздания собственной среды обитания. И порою нам - большинству
из нас - кажется, что мы их находим. Хотя на поверку каждый раз это
оказывается самообманом. Меджды, быть может, тоже мучались этим
вопросом. И погибли, возможно, не потому, что столкнулись с до сих пор
не понятой нами опасностью - просто цель исчерпала себя.
Я думал об этом, шагая вслед за Гладис вниз по наклонному ходу,
ведущему с поверхности к Первой камере. Мы спускались уже около
получаса. Огоньки наших светильников многократно отражались от
гладких, до блеска отполированных стен тоннеля. Иногда на стене,
обычно неподалеку от развилки, вспыхивала ярким разноцветьем
флюоресцентная метка. Иногда - когда тоннель пересекал полосу более
светлых пород - казалось, что он расширяется, а затем снова сужается,
ныряя в толщу черной скалы. Но это было не так, размеры его почти не
менялись, и лишь иногда, очень редко приходилось нагибать голову,
чтобы не задевать потолок шлемом.
А в общем, все было очень однообразно.
Связь была включена, но с самого начала мы почти не разговаривали. Я
шел вторым. Впереди, слегка раскачиваясь под тяжестью баллона с
бета-треоном, шла Гладис. Сзади, иногда почти налетая на меня, пыхтел
Сухарев. Байеру по случаю моего прибытия и желанию спуститься вниз
устроили выходной - все равно на Каланде-I было лишь три исправных
баллона для бета-треона, и не имело смысла гонять вниз лишнего
человека. Лишь три исправных баллона - и ни одной тележки для того,
чтобы везти их вниз. На мой вопрос, почему так получилось, Хироти,
отведя взгляд, ответил, что все равно вблизи Первой камеры проходы
слишком узки для тележки. Я не стал расспрашивать, почему они не
используют для этого дела роботов - в конце концов это была их
забота. Некоторым нравится таскать тяжести.
Впереди показадась очередная развилка, помеченная зеленой меткой с
красными цифрами. "33" прочитал я и притормозил. Сухарев едва не
врезался мне в спину, но не спросил ни о чем. Я уже заметил, что он
всячески избегает разговоров. Так, будто боится о чем-то
проговориться. А может быть, это просто черта его характера.
- Подождите минутку, Гладис, - сказал я. Она тоже остановилась,
обернулась и, увидев, что мы стоим, оперлась спиной о стену тоннеля,
чтобы снять с плеч часть веса баллона. Хороши у них тут порядочки, в
очередной раз подумал я. Нагружать женщину такой тяжестью. Впрочем,
возможно она из тех, кто всегда лезет вперед и с кем спорить попросту
бесполезно. Бывают такие, считающие что они всегда вправе
распоряжаться собой и не способные к оптимизации своих действий в
коллективе. Самое скверное в таком складе характера состоит в том, что
подобные люди, бессмысленно зачастую жертвуя собой, требуют подобной
же жертвенности от окружающих. И формально - но не по-человечески -
они почти всегда правы. Быть может, и эта Гладис из таких же, и здесь
попросту махнули на нее рукой, поняв, что спорить бесполезно.
- Метка тридцать три, - кивнул я на стену, - Мне помнится, что именно
в этом боковом проходе нашли шлем и излучатель Бергсона.
- Ну и что? - спросила она.
- Вы тогда участвовали в поисках?
- Нет. Меня тут еще не было.
- А вы? - обернулся я к Сухареву.
- Я? Нет. То есть да, участвовал. Но в другой группе.
- Вы были там? - я кивнул в сторону прохода.
- Н-нет. Вернее был. Но недалеко. Не там, где нашли - гораздо ближе.
Интересная черта - сначала ответить "нет", а потом уже думать над
вопросом.
- Пошли дальше, - сказала Гладис, - Поговорим на обратном пути, - и
она, не оборачиваясь двинулась вперед. Мы догнали ее лишь метров через
сто, за двумя поворотами.
Минут через десять она сказала:
- Сейчас начнут встречаться онгерриты. Не делайте лишних движений. Не
пугайтесь. Просто идите за мной.
- Я знаком с тем, как они выглядят, - сказал я.
Она смерила меня холодным взглядом. Потом сказала:
- Знаете, инспектор, это несколько разные вещи - знать о том, как
выглядит дерьмо и вляпаться в него, - и не дожидаясь ответа пошла
дальше.
- Мне еще не приходилось слышать подобного сравнения, - сказал я ей в
спину.
- Значит, плохо слушали.
- Гладис, ну з-зачем ты так? - сказал Сухарев, - Инспектор может
неправильно понять.
Но она ему не ответила.
Тоннель резко, почти под прямым углом повернул направо и расширился. И
почти сразу же я увидел первого онгеррита. Я достаточно насмотрелся на
материалы проекта, и только потому остался внешне почти спокойным. Но
Гладис была в чем-то права - онгеррит, увиденный воочию, и онгеррит,
виденный когда-то раньше - пусть и в высококачественной
голографической проекции, пусть и с полным эффектом присутствия -
были далеко не одним и тем же. Я не был шокирован, нет. Но внутренне
содрогнулся.
Этот онгеррит был из числа тех, кого по традиции называли Стражами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53