Примите же этот сигнал бедствия!»
Кузнецов схватил Каспаряна за рукав скафандра. Голос его в шлемофоне прозвучал хрипло:
— Генрих, признайся! Это был один из языков Земли? Это послано после нашего отлета? Неужели Объединенный мир распался?
Лингвист пожал плечами:
— Мне неизвестен этот язык, хотя я знаю много земных.
— Как же тебе удалось расшифровать так быстро?
— Почему? Почему? Да потому, что понять звуковой язык этой передачи куда легче, чем расшифровать на Земле «радиомузыку небесных сфер».
— Значит, термоядерная война где-то неизбежна?
— Если не хуже, — вставил Арсений, слушавший через наушники беседу друзей. — Очевидно, аннигиляция. Вещество и антивещество… Отчаяние… Человекоподобная цивилизация…
— Хоть бы это была не Земля! — вздохнул Кузнецов.
— Об этом не тревожься. Как я понял Эоэмма, источник радиоизлучения находится вблизи ядра Галактики. Сигнал оттуда шел сто тысяч лет. В том мире сменились уже тысячи поколений.
— Или ни одного, — мрачно заметил Каспарян.
— Или ни одного, — согласился Арсений.
— Не могу в это поверить! — запротестовал Толя Кузнецов. — Разум не может уничтожить сам себя.
— Самоубийство разума противоестественно, как и самоубийство разумного существа, — сказал Арсений. — Но люди иногда кончали с собой.
— Патологические случаи, один на сотни тысяч, — вставил Каспарян.
— Но и цивилизаций не сотни тысяч. Миллионы и миллионы. Норма обусловлена отклонением от нормы.
— Ради одной только этой радиограммы космического бедствия нам стоило сюда слетать, — сказал Кузнецов. — Какой урок людям мы привезем!
— Для этого надо еще вернуться, — напомнил Каспарян.
Появившийся Эоэмм застал друзей в отведенной им келье подавленными.
Арсений через свой аппарат радировал ему в глаза содержание сигнала бедствия.
Мудрый эм остался равнодушным. Ничто не могло пробудить в нем никаких чувств.
— Почему он не реагирует? Не понял? — волновался Толя Кузнецов.
— Нет, он прекрасно понял, — сказал Каспарян. — Он отвечает сейчас, что Разум Вселенной не нуждается в Безумии. Великий закон космоса, который познают эмы в общении с другими мирами, в самоочищении. Он говорит, что Безумие кончает с собой и тем самоустраняется. Разум Вселенной остается без Безумия и потому вечен и непреложен. Вместе с тем в наших действиях Эоэмм обнаруживает проявление Разума.
— Это трудно прочесть по его лицу, — отозвался Кузнецов.
Да, лицо Эоэмма было непроницаемо. Его безобразный хобот вяло свисал и не шевелился.
Вскоре друзья заметили необычайное оживление в «муравейнике» и на полянке перед ним, которую они видели из своей кельи через устройство «окна дальности». Оно представляло собой тот же «глаз эма», установленный снаружи, и зрительный нерв, который передавал изображение в келью на глубину многих этажей.
По меткому определению Толи Кузнецова, каждый эм был как бы радиоастрономом. Воспринимая глазами не только свет, но и радиолучи, идущие из космоса, эмы должны были видеть небо не как люди — в световых лучах, а в радиолучах.
— Не нравится мне эта суетня эмов, — сказал Каспарян.
— Может быть, они поражены все-таки сообщением о гибнущей цивилизации и хотят ей ответить, — предположил Толя.
— Спустя сто тысяч лет? — усомнился Каспарян.
— Они не могут сигнализировать с помощью своего исполинского «глаза», — сказал Арсений.
Его друзья знали, что передатчик требует в миллиарды раз большую мощность, чем приемник. Поэтому людям было легче лететь сюда, чем радировать.
Толя Кузнецов почти угадал. Эмы собирались отвечать на принятое послание, но не ядру Галактики, а всем своим небесным корреспондентам, информируя их о возможном уродливом пути развития цивилизации.
Разведчикам Земли привелось быть свидетелями сеанса космической связи.
Но напрасно Ратов рассчитывал познакомиться с радиопередатчиком невиданной мощности, сигналы которого сам принял на Земле. Передача велась непостижимо простым образом.
Эоэмм, раскачиваясь, как пингвин, повел пришельцев на берег, где впервые их встретили земляне.
— Так ли это? — говорил Каспаряи. — Если передатчик сооружен или «выращен» эмами на берегу, то почему мы не заметили его. Куда ведет нас этот саламандро-пингвин?
То, что разведчики увидели, превзошло их ожидания.
Морское побережье, сколько хватал глаз, было занято плотно стоящими один к другому эмами в белых одеждах, словно охваченными массовым психозом. Они раскачивались и дрожали, подчиняясь неслышному ритму.
Впоследствии Арсений вспоминал, что ритм всегда наилучшим образом согласовывал действия людей, будь то в танце, в хоровом пении или при строевом шаге. Ритм был объединяющим началом коллективных действий. Эмы были, пожалуй, самыми коллективными существами из всех, какие только мог себе представить Арсений или кто-либо из его друзей.
У эмов не было никаких сверхмощных радиопередатчиков. Чтобы передать сигнал в космос, они собирались огромной толпой на открытых местах планеты и в строго рассчитанный миг единовременно излучали радиосигнал многими миллиардами глаз в нужную часть небосвода. Их органы, способные к такому единовременному действию, превосходили все воображаемые искусственные аппараты.
Когда Арсений объяснил друзьям угаданный им способ радирования в космос на Реле, Толя Кузнецов пришел в восторг.
— Наваждение! Как они узнали об изобретении Архимеда?
— Почему Архимеда? — удивился Каспарян.
— А помнишь легенду, как Архимед защитил Сиракузы с моря? Он привел на берег всех женщин города с карманными зеркальцами и заставил их одновременно направить световые зайчики в одну точку на вражеском корабле. Деревянный корабль вспыхнул, и Сиракузы были спасены.
— Пожалуй, так, — согласился Арсений. — А ты, Генрих?
— Да просто потому, что не нравится мне такое их скопление!
Эмы, как в религиозном экстазе, тряслись и смотрели в звездное небо. Эоэмм, очевидно, руководил этой радиопляской.
Три чуждых пришельца, слегка расставив ноги, смотрели на удивительные совместные действия братьев по разуму.
Глава четвертая. ТЯЖЕСТЬ РАЗУМА
Совсем другим, чем Эоэмм, был Эмс… Как всегда, имя ему придумал Толя Кузнецов, решив, что этот эм «славный», в знак чего добавил букву «с».
Эмс был мягче Эоэмма, не так безапелляционен в суждениях и, пожалуй, не обладал его устремленной, несгибаемой волей. К землянам он относился радушнее.
Эмс сразу поразил друзей тем, что не переваливался при ходьбе, как пингвин, а передвигался так быстро, что звездолетчики в скафандрах едва поспевали за ним. Эмс пользовался первой живой машиной, с какой познакомились земляне. Он приподнял край своей белой хламиды, и люди увидели удивительные живые машины, прилаженные к его нижним конечностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Кузнецов схватил Каспаряна за рукав скафандра. Голос его в шлемофоне прозвучал хрипло:
— Генрих, признайся! Это был один из языков Земли? Это послано после нашего отлета? Неужели Объединенный мир распался?
Лингвист пожал плечами:
— Мне неизвестен этот язык, хотя я знаю много земных.
— Как же тебе удалось расшифровать так быстро?
— Почему? Почему? Да потому, что понять звуковой язык этой передачи куда легче, чем расшифровать на Земле «радиомузыку небесных сфер».
— Значит, термоядерная война где-то неизбежна?
— Если не хуже, — вставил Арсений, слушавший через наушники беседу друзей. — Очевидно, аннигиляция. Вещество и антивещество… Отчаяние… Человекоподобная цивилизация…
— Хоть бы это была не Земля! — вздохнул Кузнецов.
— Об этом не тревожься. Как я понял Эоэмма, источник радиоизлучения находится вблизи ядра Галактики. Сигнал оттуда шел сто тысяч лет. В том мире сменились уже тысячи поколений.
— Или ни одного, — мрачно заметил Каспарян.
— Или ни одного, — согласился Арсений.
— Не могу в это поверить! — запротестовал Толя Кузнецов. — Разум не может уничтожить сам себя.
— Самоубийство разума противоестественно, как и самоубийство разумного существа, — сказал Арсений. — Но люди иногда кончали с собой.
— Патологические случаи, один на сотни тысяч, — вставил Каспарян.
— Но и цивилизаций не сотни тысяч. Миллионы и миллионы. Норма обусловлена отклонением от нормы.
— Ради одной только этой радиограммы космического бедствия нам стоило сюда слетать, — сказал Кузнецов. — Какой урок людям мы привезем!
— Для этого надо еще вернуться, — напомнил Каспарян.
Появившийся Эоэмм застал друзей в отведенной им келье подавленными.
Арсений через свой аппарат радировал ему в глаза содержание сигнала бедствия.
Мудрый эм остался равнодушным. Ничто не могло пробудить в нем никаких чувств.
— Почему он не реагирует? Не понял? — волновался Толя Кузнецов.
— Нет, он прекрасно понял, — сказал Каспарян. — Он отвечает сейчас, что Разум Вселенной не нуждается в Безумии. Великий закон космоса, который познают эмы в общении с другими мирами, в самоочищении. Он говорит, что Безумие кончает с собой и тем самоустраняется. Разум Вселенной остается без Безумия и потому вечен и непреложен. Вместе с тем в наших действиях Эоэмм обнаруживает проявление Разума.
— Это трудно прочесть по его лицу, — отозвался Кузнецов.
Да, лицо Эоэмма было непроницаемо. Его безобразный хобот вяло свисал и не шевелился.
Вскоре друзья заметили необычайное оживление в «муравейнике» и на полянке перед ним, которую они видели из своей кельи через устройство «окна дальности». Оно представляло собой тот же «глаз эма», установленный снаружи, и зрительный нерв, который передавал изображение в келью на глубину многих этажей.
По меткому определению Толи Кузнецова, каждый эм был как бы радиоастрономом. Воспринимая глазами не только свет, но и радиолучи, идущие из космоса, эмы должны были видеть небо не как люди — в световых лучах, а в радиолучах.
— Не нравится мне эта суетня эмов, — сказал Каспарян.
— Может быть, они поражены все-таки сообщением о гибнущей цивилизации и хотят ей ответить, — предположил Толя.
— Спустя сто тысяч лет? — усомнился Каспарян.
— Они не могут сигнализировать с помощью своего исполинского «глаза», — сказал Арсений.
Его друзья знали, что передатчик требует в миллиарды раз большую мощность, чем приемник. Поэтому людям было легче лететь сюда, чем радировать.
Толя Кузнецов почти угадал. Эмы собирались отвечать на принятое послание, но не ядру Галактики, а всем своим небесным корреспондентам, информируя их о возможном уродливом пути развития цивилизации.
Разведчикам Земли привелось быть свидетелями сеанса космической связи.
Но напрасно Ратов рассчитывал познакомиться с радиопередатчиком невиданной мощности, сигналы которого сам принял на Земле. Передача велась непостижимо простым образом.
Эоэмм, раскачиваясь, как пингвин, повел пришельцев на берег, где впервые их встретили земляне.
— Так ли это? — говорил Каспаряи. — Если передатчик сооружен или «выращен» эмами на берегу, то почему мы не заметили его. Куда ведет нас этот саламандро-пингвин?
То, что разведчики увидели, превзошло их ожидания.
Морское побережье, сколько хватал глаз, было занято плотно стоящими один к другому эмами в белых одеждах, словно охваченными массовым психозом. Они раскачивались и дрожали, подчиняясь неслышному ритму.
Впоследствии Арсений вспоминал, что ритм всегда наилучшим образом согласовывал действия людей, будь то в танце, в хоровом пении или при строевом шаге. Ритм был объединяющим началом коллективных действий. Эмы были, пожалуй, самыми коллективными существами из всех, какие только мог себе представить Арсений или кто-либо из его друзей.
У эмов не было никаких сверхмощных радиопередатчиков. Чтобы передать сигнал в космос, они собирались огромной толпой на открытых местах планеты и в строго рассчитанный миг единовременно излучали радиосигнал многими миллиардами глаз в нужную часть небосвода. Их органы, способные к такому единовременному действию, превосходили все воображаемые искусственные аппараты.
Когда Арсений объяснил друзьям угаданный им способ радирования в космос на Реле, Толя Кузнецов пришел в восторг.
— Наваждение! Как они узнали об изобретении Архимеда?
— Почему Архимеда? — удивился Каспарян.
— А помнишь легенду, как Архимед защитил Сиракузы с моря? Он привел на берег всех женщин города с карманными зеркальцами и заставил их одновременно направить световые зайчики в одну точку на вражеском корабле. Деревянный корабль вспыхнул, и Сиракузы были спасены.
— Пожалуй, так, — согласился Арсений. — А ты, Генрих?
— Да просто потому, что не нравится мне такое их скопление!
Эмы, как в религиозном экстазе, тряслись и смотрели в звездное небо. Эоэмм, очевидно, руководил этой радиопляской.
Три чуждых пришельца, слегка расставив ноги, смотрели на удивительные совместные действия братьев по разуму.
Глава четвертая. ТЯЖЕСТЬ РАЗУМА
Совсем другим, чем Эоэмм, был Эмс… Как всегда, имя ему придумал Толя Кузнецов, решив, что этот эм «славный», в знак чего добавил букву «с».
Эмс был мягче Эоэмма, не так безапелляционен в суждениях и, пожалуй, не обладал его устремленной, несгибаемой волей. К землянам он относился радушнее.
Эмс сразу поразил друзей тем, что не переваливался при ходьбе, как пингвин, а передвигался так быстро, что звездолетчики в скафандрах едва поспевали за ним. Эмс пользовался первой живой машиной, с какой познакомились земляне. Он приподнял край своей белой хламиды, и люди увидели удивительные живые машины, прилаженные к его нижним конечностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95