Кабина для водителя была ярко освещена. Два человека, сцепившись в ней, как бешеные кошки, душили, кусали, мяли и коверкали друг друга. Толстый одолевал худого, подминая его под себя. Стараясь выбиться, худой попадал то локтем, то плечом в проемы между спицами рулевого колеса – руль вертелся, и с ним вместе вертелся грузовик, бросаясь вправо, влево, закидываясь кузовом по сторонам и с грохотом ударяясь им о деревья. Может быть, худой это делал нарочно, отвлекая от борьбы яростное внимание врага. Поэтому толстый постоянно крутил по сторонам своей рыжей, характерно-немецкой головой. Вдруг его широкая, круглая спина дугою выгнулась над рулем. Как видно, худому пришел конец. Карбышев нажал крючок револьвера. Б-бах! Машина врезалась радиатором в сосновый ствол, хряснула всеми своими членами и осела на бок. Мертвый немец отвалился от руля.
Из-под немца выскочил Федя Чирков, без царапины.
– Вот как надо, – сказал Карбышев, пряча револьвер в карман.
…От Феди Карбышев и Наркевич в первый раз услыхали про «дядю Павла». Но, кроме того, что есть «дядя Павел», не узнали ничего. Федя звал их с собой.
– И без машины дотяпаем. Главное, чтобы… не валандаться.
Но это-то именно и было невозможно. Карбышев показал на свои босые ноги. Они были так истерты и поранены, что походили на две огромные морковины. Сапоги лежали рядом на траве. Карбышев не мог смотреть на них без дрожи. Орудия пытки… «Испанские сапоги…» Было и еще одно обстоятельство. О нем путникам не хотелось говорить. Уже двое суток, как Карбышев и Наркевич ровно ничего не ели. Федя не знал об этом. А если бы знал? Главное для него заключалось сейчас в том, чтобы поскорее добраться до «дяди Павла», если не с живым фашистом, то по крайней мере с его документами и запиской Елочкина. И, жалостливо глядя на обросшее седой щетиной, измученное лицо своего спасителя, он сказал:
– Главная причина теперь, товарищи командиры, чтобы к «дяде Павлу» присватать вас. Потом, как оправитесь, выходите прямо на восьмой отсюда километр, к речке Уссе. На ней деревенька есть – Низок. С двух сторон – речка, с третьей – лес и болото. И дороги проезжей нет. Место вполне тихое. Там и передохнете. А «дядя Павел» волокитничать не станет, враз подберет…
– Ну что же, – сказал Карбышев. – Низок, так Низок… Только бы ходить научиться.
Федя встряхнулся, как курица под дождем.
– Уж это вы, товарищ командир, на баб деревенских надежду имейте. Наговорят, нашепчут, листьями обложат, свет увидите. Э-эх, ноженьки-то у вас страдают! – добавил он надтреснутым от сочувствия голосом. И, заклявшись еще раз в точности насчет встречи в Низке, двинулся в путь.
* * *
Мальчик собирал в лесу сучья. Он растянул между деревьями длинную веревку и накладывал на нее сучья ровными охапками, стараясь так аккуратно подогнать укладку, чтобы можно было всю ее сразу же увязать и, покрепче закрутив узел, взвалить на узкую, худенькую спину. Мальчик делал работу отлично, но мысли его были далеки от нее. Недавний разгром фашистской танковой колонны в Узде держал в плену его детское воображение. Хоть от деревни Низок, где жил мальчик, до Узды всего семь километров, а до сегодняшнего дня ему ни разу не случалось видеть ни одного гитлеровца – ни живого, ни мертвого. И только сегодня… Мальчик с отвращением и с ужасом все снова и снова представлял себе картину, на которую натолкнулся в этом самом лесу час назад, на дороге с Уздянки. Вдребезги разбитая грузовая машина… В кабине – толстый немец, с рыжей головой и двумя железными крестами на груди… Пуля попала ему в затылок и убила наповал. Мальчик с ужасом вспоминал эту картину. Но вызывала она в нем не одно лишь отвращение и не один ужас. Дрожащие губы мальчика чуть слышно шептали:
– Замордую цалу копу злодеев!
Чей-то голос оборвал его мысли:
– Малыш!
Он живо обернулся. На траве сидели два человека, вытянув истертые, густо покрытые красно-сизыми волдырями, волосатые голые ноги. Оба они были в военной форме. У одного – седая голова, у другого – щетина на щеках. Второй спросил:
– Как нам, малыш, до Низка добраться?
Освободиться от мыслей, вызванных тем, что он видел сегодня в лесу, мальчику было не легко.
– А я вас знаю?
– И знать тебе нас не нужно, – слабо улыбнулся небритый человек.
– Как – не нужно? Я – пионер. А тут кругом фашисты. Вон на дороге убитый с двумя крестами…
– Видел?
– Да.
– И что думаешь?
– «Дяди Павла» работа…
– Нет, – сказал небритый, с трудом поднимаясь с травы, – это мы его ночью ухлопали.
– Вы-ы-ы…
…Зыбкие кочки качаются под ногами. Из-под ног блестящими пузырями выступает вода. Мальчик ведет своих новых знакомцев в деревню Низок. Он уже рассказал, что речка Усса – сплавная река, шумная, но сейчас на ней пусто, тихо; что жители в Низке гнут колеса, выделывают овчины; что в деревне есть школа – большая, хорошая, и что сам он в этой школе учится; но только занятий в ней теперь нет; а в школе есть учитель; и всего, всего бы лучше…
Вечернее солнце висело над деревней. Ее очертания мягко расплывались в золотистом летнем паре. Облака плыли над лесом. Солнце пряталось за деревьями, и на дорогу ложилась прозрачная, сине-лиловая тень. Закат краснел, краснел, и, наконец, все небо за рекой стало багровым. На плоских муравчатых берегах, за ровными грядами огородов было пустынно и тихо. Среди этой мертвой тишины тонко звенели в неподвижном влажном воздухе какие-то невидимые волшебные струны. Не то это звенели мошки высоко над землей; не то далекий дождь проходил стороной; не то просто струился сырой теплый воздух и, двигаясь, звенел в деревьях. Где-то лаяли собаки. Но и лай этот не был похож на обыкновенный собачий лай; он тоже казался чем-то непонятным и бессмысленно маленьким. Слепые окна деревенских домиков зажигались живым и ярким огнем зари. Школа стояла на конце деревни и выделялась железной крышей. Шагах в полутораста от нее торчали кладбищенские кресты; за ними – лес, луг и снова лес…
Учителя дома не было. Хозяйка встретила гостей со смущенным и встревоженным видом, сострадательно поглядывая на их страшные ноги, но в лица почему-то смотреть избегала. В квартире спорили запахи только что вымытого пола и жареной картошки. И на стол хозяйка подала тоже картошку, а к ней – сушеных раков. Однако многодневная голодовка требовала осторожности. Путники выпили по чашке молока, а к прочему и не притронулись.
– Где же хозяин? – спросил Карбышев.
Хозяйка засуетилась, закашлялась: ответ еще не был приготовлен.
– У «дяди Павла» в лесу, – сказал пионер, приведший гостей в Низок и продолжавший незаметно стоять у дверей, – продукты понес…
Хозяйка молча вышла, чтобы постелить в классной комнате на диванах, – школа не работала, и классы были пусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Из-под немца выскочил Федя Чирков, без царапины.
– Вот как надо, – сказал Карбышев, пряча револьвер в карман.
…От Феди Карбышев и Наркевич в первый раз услыхали про «дядю Павла». Но, кроме того, что есть «дядя Павел», не узнали ничего. Федя звал их с собой.
– И без машины дотяпаем. Главное, чтобы… не валандаться.
Но это-то именно и было невозможно. Карбышев показал на свои босые ноги. Они были так истерты и поранены, что походили на две огромные морковины. Сапоги лежали рядом на траве. Карбышев не мог смотреть на них без дрожи. Орудия пытки… «Испанские сапоги…» Было и еще одно обстоятельство. О нем путникам не хотелось говорить. Уже двое суток, как Карбышев и Наркевич ровно ничего не ели. Федя не знал об этом. А если бы знал? Главное для него заключалось сейчас в том, чтобы поскорее добраться до «дяди Павла», если не с живым фашистом, то по крайней мере с его документами и запиской Елочкина. И, жалостливо глядя на обросшее седой щетиной, измученное лицо своего спасителя, он сказал:
– Главная причина теперь, товарищи командиры, чтобы к «дяде Павлу» присватать вас. Потом, как оправитесь, выходите прямо на восьмой отсюда километр, к речке Уссе. На ней деревенька есть – Низок. С двух сторон – речка, с третьей – лес и болото. И дороги проезжей нет. Место вполне тихое. Там и передохнете. А «дядя Павел» волокитничать не станет, враз подберет…
– Ну что же, – сказал Карбышев. – Низок, так Низок… Только бы ходить научиться.
Федя встряхнулся, как курица под дождем.
– Уж это вы, товарищ командир, на баб деревенских надежду имейте. Наговорят, нашепчут, листьями обложат, свет увидите. Э-эх, ноженьки-то у вас страдают! – добавил он надтреснутым от сочувствия голосом. И, заклявшись еще раз в точности насчет встречи в Низке, двинулся в путь.
* * *
Мальчик собирал в лесу сучья. Он растянул между деревьями длинную веревку и накладывал на нее сучья ровными охапками, стараясь так аккуратно подогнать укладку, чтобы можно было всю ее сразу же увязать и, покрепче закрутив узел, взвалить на узкую, худенькую спину. Мальчик делал работу отлично, но мысли его были далеки от нее. Недавний разгром фашистской танковой колонны в Узде держал в плену его детское воображение. Хоть от деревни Низок, где жил мальчик, до Узды всего семь километров, а до сегодняшнего дня ему ни разу не случалось видеть ни одного гитлеровца – ни живого, ни мертвого. И только сегодня… Мальчик с отвращением и с ужасом все снова и снова представлял себе картину, на которую натолкнулся в этом самом лесу час назад, на дороге с Уздянки. Вдребезги разбитая грузовая машина… В кабине – толстый немец, с рыжей головой и двумя железными крестами на груди… Пуля попала ему в затылок и убила наповал. Мальчик с ужасом вспоминал эту картину. Но вызывала она в нем не одно лишь отвращение и не один ужас. Дрожащие губы мальчика чуть слышно шептали:
– Замордую цалу копу злодеев!
Чей-то голос оборвал его мысли:
– Малыш!
Он живо обернулся. На траве сидели два человека, вытянув истертые, густо покрытые красно-сизыми волдырями, волосатые голые ноги. Оба они были в военной форме. У одного – седая голова, у другого – щетина на щеках. Второй спросил:
– Как нам, малыш, до Низка добраться?
Освободиться от мыслей, вызванных тем, что он видел сегодня в лесу, мальчику было не легко.
– А я вас знаю?
– И знать тебе нас не нужно, – слабо улыбнулся небритый человек.
– Как – не нужно? Я – пионер. А тут кругом фашисты. Вон на дороге убитый с двумя крестами…
– Видел?
– Да.
– И что думаешь?
– «Дяди Павла» работа…
– Нет, – сказал небритый, с трудом поднимаясь с травы, – это мы его ночью ухлопали.
– Вы-ы-ы…
…Зыбкие кочки качаются под ногами. Из-под ног блестящими пузырями выступает вода. Мальчик ведет своих новых знакомцев в деревню Низок. Он уже рассказал, что речка Усса – сплавная река, шумная, но сейчас на ней пусто, тихо; что жители в Низке гнут колеса, выделывают овчины; что в деревне есть школа – большая, хорошая, и что сам он в этой школе учится; но только занятий в ней теперь нет; а в школе есть учитель; и всего, всего бы лучше…
Вечернее солнце висело над деревней. Ее очертания мягко расплывались в золотистом летнем паре. Облака плыли над лесом. Солнце пряталось за деревьями, и на дорогу ложилась прозрачная, сине-лиловая тень. Закат краснел, краснел, и, наконец, все небо за рекой стало багровым. На плоских муравчатых берегах, за ровными грядами огородов было пустынно и тихо. Среди этой мертвой тишины тонко звенели в неподвижном влажном воздухе какие-то невидимые волшебные струны. Не то это звенели мошки высоко над землей; не то далекий дождь проходил стороной; не то просто струился сырой теплый воздух и, двигаясь, звенел в деревьях. Где-то лаяли собаки. Но и лай этот не был похож на обыкновенный собачий лай; он тоже казался чем-то непонятным и бессмысленно маленьким. Слепые окна деревенских домиков зажигались живым и ярким огнем зари. Школа стояла на конце деревни и выделялась железной крышей. Шагах в полутораста от нее торчали кладбищенские кресты; за ними – лес, луг и снова лес…
Учителя дома не было. Хозяйка встретила гостей со смущенным и встревоженным видом, сострадательно поглядывая на их страшные ноги, но в лица почему-то смотреть избегала. В квартире спорили запахи только что вымытого пола и жареной картошки. И на стол хозяйка подала тоже картошку, а к ней – сушеных раков. Однако многодневная голодовка требовала осторожности. Путники выпили по чашке молока, а к прочему и не притронулись.
– Где же хозяин? – спросил Карбышев.
Хозяйка засуетилась, закашлялась: ответ еще не был приготовлен.
– У «дяди Павла» в лесу, – сказал пионер, приведший гостей в Низок и продолжавший незаметно стоять у дверей, – продукты понес…
Хозяйка молча вышла, чтобы постелить в классной комнате на диванах, – школа не работала, и классы были пусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67