Двое помощников в замешательстве обернулись, и я послал в их сторону еще пару выстрелов. Их замешательство сменилось паникой, они покинули пост и пустились бегом по палубе и нырнули в открытый люк.
Я перевел мушку выше – к капитанскому мостику. Три выстрела в собравшихся там матросов и офицеров разбудили приятный для моих ушей хор воплей, и мостик опустел, как по мановению волшебной палочки. Моторная лодка с беглецами подошла к судну, и я еще тремя выстрелами заставил матросов поторопиться подняться на борт и укрыться в каюте. Они даже не удосужились привязать лодку, и она отплыла в сторону от судна.
Я сменил магазин, а затем, хорошенько прицелившись, послал по пуле в каждый обращенный ко мне иллюминатор. После каждого выстрела до меня доносился треск разбиваемого стекла.
Терпение командующего Сулеймана Дада, по видимому, подошло к концу. Я услышал как ожила лебедка, и якорная цепь поползла вверх из воды, наматываясь на ворот. С нее сбегали сверкающие потоки воды, и в тот момент, когда якорь вырвался на поверхность, моторы судна заурчали, вспенив воду из-под кормы, и оно развернулось в сторону выхода из лагуны.
На всякий случай я еще вел по нему огонь, когда судно Дада проходило мимо моего укрытия – мне не хотелось, чтобы оно изменило свое намерение покинуть остров.
Мостик был заслонен грязным холщовым экраном от ветра, но я знал, что за ним, не поднимая головы, лежит рулевой. Я посылал сквозь холстину выстрел за выстрелом, пытаясь обнаружить его. Так как это не принесло очевидных результатов, я вновь переключил внимание на иллюминаторы, в надежде вызвать веселый рикошет внутри трюма.
Судно быстро набирало скорость, пока не поплыло, покачивая боками, как старая леди, спешащая на автобус. Оно обогнуло мыс, и я встал, отряхивая песок. Затем я перезарядил ружье и пустился рысцой через пальмовую рощу.
К тому времени, когда я достиг северной оконечности острова и довольно высоко взобрался на склон, чтобы посмотреть на глубоководный пролив, кораблик уже успел отплыть на целую милю, твердо держа курс на видневшийся вдали берег Африки – крошечный белый силуэты на фоне зеленых красок моря и более резкой голубизны неба.
Я сунул карабин под мышку и нашел удобное место, откуда мог наблюдать движение судна. По моим часам было десять минут одиннадцатого, и я начал беспокоиться, как бы ящик со взрывчаткой, привязанной под кормой, не оторвало течением и не смыло винтами.
Спасательное судно как раз проходило между подводными внешними рифами, перед тем, как выйти в открытые прибрежные воды. Вода над рифами мерно вздымалась, будто какое-то чудовище, лежа на дне, выдыхало на поверхность белую пену.
Крошечное белое пятнышко судна казалось призрачным и воздушным в бескрайних просторах моря и неба, и вскоре оно сольется с белой рябью, поднятой ветром и течением на морской глади.
Оно взорвалось как-то без эффекта – расстояние смягчило жестокую картину, а звук слился с гудением ветра. Просто внезапно взметнулся невысокий столб воды, и поглотил крохотное суденышко. Он был похож на страусиное перо, мягкое и колышащееся на ветру. Оно согнулось, достигнув полной высоты, а затем, потеряв форму, растеклось по неровной поверхности моря. Звук донесся спустя несколько секунд, будто приглушенный раскат грома пощекотал мои все еще чувствительные перепонки, и мне показалось, что дуновение ветра по лицу было докатившейся до меня слабой воздушной волной.
Когда пена рассеялась, пролив вновь был пустынен, от крошечного судна не осталось и следа, а там, где оно недавно прошло, была лишь поднятая ветром рябь.
Я знал, что вместе с приливом нагрянут отвратительные альбакорские акулы. Они живо учуют в воде кровь и куски мяса, и вряд ли те, кто чудом остался жив, смогут избежать встречи с тупыми прожорливыми убийцами. Особенно повезет тем рыбкам, что наткнутся на Сулеймана Дада, думал я, если, конечно, они не узнают в нем родственную душу и окажут ему профессиональную привилегию. Это была невеселая шутка, и удовольствие от нее улетучилось мигом. Я встал и начал спускаться к пещере.
Я обнаружил аптечку. Она была взломана, а содержимое ее раскидано во время вчерашнего грабежа, но я собрал достаточно материала, чтобы промыть и перебинтовать пальцы Шерри. У нее вырвали три ногтя, и я опасался, как бы не были повреждены их корни – иначе ногти не отрастут вновь. Но когда Шерри высказала те же опасения, я отмел их безоговорочно.
Как только я перевязал ей раны, я заставил ее проглотить пару обезболивающих таблеток и приготовил ей постель в темном дальнем правом углу пещеры.
– Отдыхай, – сказал я ей, опустившись на колени, чтобы нежно поцеловать. – Постарайся уснуть. Я приду за тобой, когда мы будем готовы отплыть.
Чабби уже занимался необходимыми приготовлениями. Он проверил вельбот, и нашел его в хорошем состоянии, не считая нескольких дыр от шрапнели. Мы заделали их замазкой Прэтли из походного набора и оставили вельбот на пляже.
Яма, в которой был зарыт сундук, стала братской могилой мужчинам и женщине, лежащим мертвыми вокруг нее. Мы уложили их, как сардины в банку, и присыпали рыхлым песком.
Затем мы выкопали золотую голову из ее собственной ямы. Сверкающий глаз все так же сидел посередине лба. Шатаясь под тяжестью ноши, мы перенесли ее в вельбот и положили на надувные полиэтиленовые подушки. Пластиковые пакеты с сапфирами и изумрудами я засунул себе в рюкзак, который положил возле головы.
После этого мы вернулись к пещере и забрали оттуда остатки оборудования и продовольствия – канистры с водой и горючим, акваланги и компостер. День уже клонился к вечеру, когда мы наконец все погрузили в вельбот, и я почувствовал усталость. Я положил карабин поверх кипы груза и шагнул назад.
– О’кей, Чабби? – спросил я, закуривая сигарету, и мы сделали первый перерыв. – Кажется, уже можно отплывать.
Чабби сделал затяжку, выпустил длинное облако синего дыма и сплюнул в песок.
– Только схожу наверх и принесу Анджело. – пробормотал он, а когда я уставился на него, продолжал: – Не могу оставлять там парня. Здесь ему так одиноко. Он бы захотел быть вместе со своими в христианской могиле.
Так что я отправился назад к пещере, чтобы привести Шерри, а Чабби выбрал рулон брезента и скрылся в надвигающихся сумерках.
Я разбудил Шерри и проследил, чтобы она потеплее оделась в один из своих свитеров. Затем я дал ей еще две таблетки кодеина и повел к пляжу. Было уже темно. В одной руке я сжимал фонарик, а другой придерживал Шерри. Мы подошли к пляжу и я на минуту остановился в раздумье. Мне казалось, что-то было не так, и я посветил фонариком на сваленный в лодке груз. Я тут же понял, в чем дело, и мгновенно почувствовал спазм в животе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Я перевел мушку выше – к капитанскому мостику. Три выстрела в собравшихся там матросов и офицеров разбудили приятный для моих ушей хор воплей, и мостик опустел, как по мановению волшебной палочки. Моторная лодка с беглецами подошла к судну, и я еще тремя выстрелами заставил матросов поторопиться подняться на борт и укрыться в каюте. Они даже не удосужились привязать лодку, и она отплыла в сторону от судна.
Я сменил магазин, а затем, хорошенько прицелившись, послал по пуле в каждый обращенный ко мне иллюминатор. После каждого выстрела до меня доносился треск разбиваемого стекла.
Терпение командующего Сулеймана Дада, по видимому, подошло к концу. Я услышал как ожила лебедка, и якорная цепь поползла вверх из воды, наматываясь на ворот. С нее сбегали сверкающие потоки воды, и в тот момент, когда якорь вырвался на поверхность, моторы судна заурчали, вспенив воду из-под кормы, и оно развернулось в сторону выхода из лагуны.
На всякий случай я еще вел по нему огонь, когда судно Дада проходило мимо моего укрытия – мне не хотелось, чтобы оно изменило свое намерение покинуть остров.
Мостик был заслонен грязным холщовым экраном от ветра, но я знал, что за ним, не поднимая головы, лежит рулевой. Я посылал сквозь холстину выстрел за выстрелом, пытаясь обнаружить его. Так как это не принесло очевидных результатов, я вновь переключил внимание на иллюминаторы, в надежде вызвать веселый рикошет внутри трюма.
Судно быстро набирало скорость, пока не поплыло, покачивая боками, как старая леди, спешащая на автобус. Оно обогнуло мыс, и я встал, отряхивая песок. Затем я перезарядил ружье и пустился рысцой через пальмовую рощу.
К тому времени, когда я достиг северной оконечности острова и довольно высоко взобрался на склон, чтобы посмотреть на глубоководный пролив, кораблик уже успел отплыть на целую милю, твердо держа курс на видневшийся вдали берег Африки – крошечный белый силуэты на фоне зеленых красок моря и более резкой голубизны неба.
Я сунул карабин под мышку и нашел удобное место, откуда мог наблюдать движение судна. По моим часам было десять минут одиннадцатого, и я начал беспокоиться, как бы ящик со взрывчаткой, привязанной под кормой, не оторвало течением и не смыло винтами.
Спасательное судно как раз проходило между подводными внешними рифами, перед тем, как выйти в открытые прибрежные воды. Вода над рифами мерно вздымалась, будто какое-то чудовище, лежа на дне, выдыхало на поверхность белую пену.
Крошечное белое пятнышко судна казалось призрачным и воздушным в бескрайних просторах моря и неба, и вскоре оно сольется с белой рябью, поднятой ветром и течением на морской глади.
Оно взорвалось как-то без эффекта – расстояние смягчило жестокую картину, а звук слился с гудением ветра. Просто внезапно взметнулся невысокий столб воды, и поглотил крохотное суденышко. Он был похож на страусиное перо, мягкое и колышащееся на ветру. Оно согнулось, достигнув полной высоты, а затем, потеряв форму, растеклось по неровной поверхности моря. Звук донесся спустя несколько секунд, будто приглушенный раскат грома пощекотал мои все еще чувствительные перепонки, и мне показалось, что дуновение ветра по лицу было докатившейся до меня слабой воздушной волной.
Когда пена рассеялась, пролив вновь был пустынен, от крошечного судна не осталось и следа, а там, где оно недавно прошло, была лишь поднятая ветром рябь.
Я знал, что вместе с приливом нагрянут отвратительные альбакорские акулы. Они живо учуют в воде кровь и куски мяса, и вряд ли те, кто чудом остался жив, смогут избежать встречи с тупыми прожорливыми убийцами. Особенно повезет тем рыбкам, что наткнутся на Сулеймана Дада, думал я, если, конечно, они не узнают в нем родственную душу и окажут ему профессиональную привилегию. Это была невеселая шутка, и удовольствие от нее улетучилось мигом. Я встал и начал спускаться к пещере.
Я обнаружил аптечку. Она была взломана, а содержимое ее раскидано во время вчерашнего грабежа, но я собрал достаточно материала, чтобы промыть и перебинтовать пальцы Шерри. У нее вырвали три ногтя, и я опасался, как бы не были повреждены их корни – иначе ногти не отрастут вновь. Но когда Шерри высказала те же опасения, я отмел их безоговорочно.
Как только я перевязал ей раны, я заставил ее проглотить пару обезболивающих таблеток и приготовил ей постель в темном дальнем правом углу пещеры.
– Отдыхай, – сказал я ей, опустившись на колени, чтобы нежно поцеловать. – Постарайся уснуть. Я приду за тобой, когда мы будем готовы отплыть.
Чабби уже занимался необходимыми приготовлениями. Он проверил вельбот, и нашел его в хорошем состоянии, не считая нескольких дыр от шрапнели. Мы заделали их замазкой Прэтли из походного набора и оставили вельбот на пляже.
Яма, в которой был зарыт сундук, стала братской могилой мужчинам и женщине, лежащим мертвыми вокруг нее. Мы уложили их, как сардины в банку, и присыпали рыхлым песком.
Затем мы выкопали золотую голову из ее собственной ямы. Сверкающий глаз все так же сидел посередине лба. Шатаясь под тяжестью ноши, мы перенесли ее в вельбот и положили на надувные полиэтиленовые подушки. Пластиковые пакеты с сапфирами и изумрудами я засунул себе в рюкзак, который положил возле головы.
После этого мы вернулись к пещере и забрали оттуда остатки оборудования и продовольствия – канистры с водой и горючим, акваланги и компостер. День уже клонился к вечеру, когда мы наконец все погрузили в вельбот, и я почувствовал усталость. Я положил карабин поверх кипы груза и шагнул назад.
– О’кей, Чабби? – спросил я, закуривая сигарету, и мы сделали первый перерыв. – Кажется, уже можно отплывать.
Чабби сделал затяжку, выпустил длинное облако синего дыма и сплюнул в песок.
– Только схожу наверх и принесу Анджело. – пробормотал он, а когда я уставился на него, продолжал: – Не могу оставлять там парня. Здесь ему так одиноко. Он бы захотел быть вместе со своими в христианской могиле.
Так что я отправился назад к пещере, чтобы привести Шерри, а Чабби выбрал рулон брезента и скрылся в надвигающихся сумерках.
Я разбудил Шерри и проследил, чтобы она потеплее оделась в один из своих свитеров. Затем я дал ей еще две таблетки кодеина и повел к пляжу. Было уже темно. В одной руке я сжимал фонарик, а другой придерживал Шерри. Мы подошли к пляжу и я на минуту остановился в раздумье. Мне казалось, что-то было не так, и я посветил фонариком на сваленный в лодке груз. Я тут же понял, в чем дело, и мгновенно почувствовал спазм в животе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99