Они подошли к дверям. Максаков достал ключи и выключил свет.
— Кто прав?
— Оба. Я пошел одеваться.
В темноте кабинета зазвонил телефон. Тоненько, жалобно и призывно. Он подумал и, не зажигая света, вернулся к столу. Хотелось, чтобы это была Татьяна. От окна нещадно сквозило. У пожарников зашипел мегафон:
— Дежурному наряду пройти на ужин.
— Алло?
— Мишка, это я! — Голос Радимовой частично заглушала орущая музыка. — Слушай! Такие отличные ребята! Мы все решили! Сейчас с ними в боулинг играем, а на одиннадцать баня заказана. Может, приедешь?!
Он усмехнулся.
— Не могу. Я же дежурю.
— Вот дура! Забыла! Как виски?
— Не пробовал еще.
— Попробуй.
— Обязательно. Пока.
В освещенном из коридора проеме двери возник Гималаев в куртке.
— Ты здесь?
— Да.
— Чего в темноте?
— Судьба такая. Готов? Поехали.
На улице упругий морозный ветер перемещал по воздуху огромные кубы осязаемого черного пространства. Максакову на секунду показалось, что темнота вот-вот рухнет на город и раздавит усталые промерзшие здания, пустые улицы и прячущихся по квартирам людей. Он тряхнул головой, отгоняя психоделические картинки, и снова почувствовал навязчивую, как комариный писк, тревогу. По пути к машине радовало, что за спиной идут его ребята. Мороз нарастал. Приближающаяся ночь пока безуспешно билась о желтые квадраты окон.
14
— Худо, что снега нет, — сказал Дударев, — от него светлее.
Максаков согласно кивнул.
— А днем-то как валило.
— Одно слово — Питер.
— Михаил Алексеич, налево сворачивайте!
«Малую землю» — территорию, зажатую между Лиговкой, путями Московского вокзала и Обводным каналом, даже днем трудно было назвать освещенной и оживленной. Сейчас же у него создавалось впечатление, что он находится в Петрограде времен гражданской войны. Казалось, что на дворе не полвосьмого вечера, а часа три ночи. Фары выхватывали из мрака серые, крошащиеся стены зданий и тонущие во тьме пасти подворотен. Женщина с двумя огромными догами на поводках прикрыла глаза рукой. Стая малолеток, собравшись в кружок проводила недобрыми взглядами. Максаков свернул с Черняховки на Роменскую и дал газу. Днепропетровская шла практически вдоль железной дороги и выходила к Обводному. Нормального человека занести туда с наступлением темноты мог лишь приступ безумия. Седьмой дом легко нашли по горящим фарам многочисленных автомашин возле него. Патрулька, кримлаборатория, «форд» Грача. Максаков аккуратно притер «копейку» радом. Дом вплотную примыкал к стене, ограждающей железку, и двора у него не было. Он удивился, откуда в этом однокорпусном четырехэтажном строении может взяться восемьдесят третья квартира, но, посветив фонарем, обнаружил, что отсчет начинается с семьдесят третьей. Из «УАЗика» вылез милиционер, с подозрением оглядел его «жигуленок».
— Вы кто?
На всякий случай он держался на расстоянии.
— Максаков, ответственный по РУВД, с «убойщиками».
— А-а, — произнес постовой с облегчением и сделал несколько шагов навстречу. — Третий этаж.
Лестница неожиданно оказалась вполне приличной, даже не очень грязной и со светом. Квартиры, судя по дверям, — отдельными и не гопническими.
— Ведомственный дом, — правильно истолковал озадаченное выражение максаковского лица Денис Дронов, — от железки. Работники «Московской-Товарной». Я эту землю обслуживал.
На третьем этаже явственно ощущался запах пожара: несло горелым пластиком, остро пощипывало ноздри гарью. На площадке перед квартирой уже топтался Шохин. От его блаженного полчаса назад выражения лица не осталось и следа.
— Не везет тебе сегодня.
— Да уж.
— Кто внутри?
— Прокуратура, Грач, криминалисты.
Максаков посмотрел на грубо взломанную дверь.
— Кто обнаружил?
— Пожарники. Задымление началось, и соседи их вызвали.
— Дверь — их работа?
— Да, захлопнута была.
— Пошли посмотрим. — Максаков кивнул Игорю. — Вадик, организуй обход.
— Конечно, как обход — Вадик, а как…
Квартира была аккуратной, чистой, среднего достатка. Не новая, но хорошая мебель, ровно побеленные потолки, ковры на полу. Прихожая, коридорчик, три комнаты. В гостиной сразу бросались в глаза пустая тумба из-под телевизора с чистым от налета пыли квадратом, открытые дверцы стенки, разбросанные по полу вещи. На диване сидел Грач с каким-то слегка потерянным лицом. Максаков вопросительно посмотрел на него. Тот молча махнул рукой дальше по коридору. Впереди моргали фотовспышки криминалистов. Мрачный начальник ЭКО Резцов молча протянул руку.
— Долго еще?
— Минут десять.
— Следак здесь?
— На кухне.
У зажженной газовой плиты невозмутимо курил Володька Французов.
— Ты откуда?
Француз скривился.
— От верблюда. Ефремов уехал в ИВС, когда освободится — неизвестно. Константиныч попросил меня съездить. Ну не подставлять же его.
Новый заместитель прокурора по следствию Олег Константинович Пошехов действительно пока производил благоприятное впечатление. Максаков отметил, что от дневной выпивки у Володьки остался лишь смешанный с табаком запах спиртного.
— Ты вовремя остановился.
— Деньги кончились. У тебя жвачки нет?
— Нет, но там, на лестнице — Маринка, а у нее всегда есть.
— Отлично, а то во рту как будто кошки нагадили.
— Настроение как?
— А ты сам как думаешь?
В дверь просунул голову Резцов:
— Мы закончили.
В комнате сначала явно была детская. По мере взросления своего хозяина она тоже взрослела, оставляя в тоже время маленькие свидетельства прошлого. Плюшевый тигренок в углу дивана. Набор резиновых индейцев на секретере. Запыленная модель самолета на подоконнике. На стенах висели плакаты рок-групп, футболистов и голливудских актеров. Под ними фотографии: улыбающийся школьник с огромным букетом; он же, но старше, машет рукой с велосипеда; худенький загорелый подросток с футбольным мячом, и другие. Некоторых из них коснулись языки пламени, но большинство осталось целыми. На них было трудно узнать того, кто лежал на обгоревшем диване, закиданный тряпками и бумагами. Огонь не тронул лицо, но изумленно-обиженное его выражение настолько разительно отличалось от улыбок на фото, что Максаков поначалу решил, что это разные люди.
— Медик-то будет уже? — Французов поставил «дипломат» на стул. — Странно горело как-то.
— Пожарные говорят, что поджог неумелый, — пояснил Резцов, — пламя изменило направление и перекинулось на коробки под секретером, а там пластмасса, так что задымило на весь дом.
— И слава Богу, а то выгорело бы все. — Максков наклонился над трупом, подумав, что, может, было бы и к лучшему: причина смерти неустановлена и можно все списать на пожар. Кощунство, конечно, но всем проще. Даже родственникам. Несчастный случай воспринимается легче, чем убийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37