Женщины, которых избирали жрицами Лесной обители, Священной рощи Вернеметона, помимо прочих достоинств должны были обладать привлекательной внешностью. Арданос не понимал этого. Если бы речь шла о боге, особенно о каком-нибудь ничтожном боге римлян, это было бы вполне объяснимо. Но почему богиня хочет, чтобы ей служили красавицы? – это совсем не соответствовало представлениям Арданоса о женщинах.
Арданос молчал, однако не потому, что его смущало присутствие огромного детины по имени Хау, который стоял у входа с дубинкой в руках и готов был размозжить череп любому мужчине – даже самому архидруиду, – если бы заметил малейший намек на оскорбительное отношение к Верховной Жрице или услышал неуважительную речь, обращенную к его госпоже. Арданос, разумеется, ни о чем подобном не помышлял. Хау обеспечивал безопасность Лианнон, и это позволяло ей безбоязненно принимать посетителей, что было запрещено другим жрицам.
Арданос не кривил душой перед самим собой, понимая, что выглядит далеко не преподобным старцем, каким должен быть архидруид, что не похож он на Мерлина Британского. Но он успокаивал себя тем, что и Лианнон уже не казалась живым воплощением Святой Богини Мудрости и Вдохновения. Она была доброй и мягкой женщиной, аскетический образ жизни придал ее чертам благородную одухотворенность, однако старость уже коснулась ее; Арданос знал, что Лианнон седеет, хотя в ее светлых от природы волосах невозможно было разглядеть ни единой серебряной ниточки. Темно-синее обрядовое одеяние некрасиво топорщилось. Некогда прямые плечи поникли от усталости. Глядя на эту увядающую красоту, Арданос с новой силой ощутил, как давит на него груз собственных лет.
В последние годы Лианнон, понимая, что стареет, стала покрывать голову платком, как и многие замужние и пожилые женщины, и только во время обрядовых церемоний она появлялась с распущенными волосами. Но как бы там ни было, размышлял Арданос, вот уже двадцать лет – а он знает ее почти все эти годы – лицо и образ этой женщины являются для всех символом их веры, и через нее люди познают откровения богов, – во всяком случае, суть этих откровений в толковании жрецов Оракула.
Может, поэтому и казалось, что лицо этой стареющей женщины отмечено знаком божественности, наделено одухотворенностью, которая окутывает ее, словно сладостный аромат. Возможно, эта божественность появилась в ней оттого, что люди и в самом деле считали ее Великой Богиней. В представлении народа она была не просто символом исповедуемой ими веры, – их по-детски неискушенные умы поклонялись этой женщине, словно она и есть сошедшая к ним с небес Великая Богиня – Великая Девоматерь всех племен, живой образ Владычицы Земли.
Лианнон подняла голову.
– Арданос, ты уже так долго смотришь на меня; за это время можно было бы подоить корову! Ты пришел сюда, чтобы сообщить мне что-то или о чем-то просить? Выкладывай, не стесняйся! Худшее, что тебя ожидает, – это мой отказ. А разве я когда-нибудь могла сказать тебе «нет»?
«И это я слышу из уст богини», – усмехнулся про себя Арданос, и это циничное замечание, не произнесенное вслух, отвлекло его от безрадостных мыслей.
– Не гневись на меня, Святая Мать, – мягко проговорил он. – Я просто задумался.
Друид снова поднялся и в волнении прошелся по комнате, чем вызвал удивление на лице жрицы.
– Лианнон, – неожиданно произнес он, – у меня тревожно на душе. В Деве я слышал, что римские легионы, возможно, скоро уйдут из Британии. И этот слух подтвердил человек, который является сыном самого префекта. Я слышу подобные разговоры уже в третий раз. Конечно, всегда найдется кучка борцов, готовых кричать: «Долой римлян», но…
– И многие из тех, кто с радостью распространяет молву и призывает к изгнанию римлян, ожидают – или, во всяком случае, надеются, – что мы поднимемся и поддержим их клич. Я не верю этим слухам, – бесстрастно сказала Лианнон. – А если это все же произойдет, что ж, скучать по римлянам мы не станем. Разве не об этом мы молимся с тех самых пор, когда Карантака, закованного в цепи, провели по улицам Рима?
– А представляешь ли ты, какой будет хаос? – спросил Арданос. – Ведь те, кто сегодня кричит: «Долой римлян»… – Ему очень понравилось пришедшее на ум образное выражение…
– …ни в коей мере не отдают себе отчета в том, что произойдет, если их желание осуществится, – закончила за друида Лианнон.
«Как хорошо она изучила меня, – думал Арданос. – Вот и сейчас мы читаем мысли друг друга». Но ему не хотелось договаривать до конца эту мысль.
– Такие люди существуют в Британии с тех самых пор, когда Цезарь ступил на остров в поисках славы, которая была нужна ему, чтобы править Римом! И сейчас они считают, что мы, обитатели Священной рощи, должны поддержать их, – продолжал Арданос. – И если мы будем молчать, нас не поймут. В данный момент я обеспокоен тем, что праздник костров обернется бунтом.
– Нет, думаю, Белтейн пройдет спокойно, – возразила Лианнон. – Люди приходят поиграть, повеселиться вокруг костров, да и вообще поразвлечься. Вот если бы это был Самейн…
– Недавно наших людей опять угнали на работы, и ситуация из-за этого резко обострилась, – сообщил Арданос. – У Бендейджида забрали тридцать человек, всех рабов, которым дали вольную, когда сам он был объявлен вне закона, и одного из самых преданных ему людей. Вне закона! – Друид невесело рассмеялся. – Он даже не понимает, как ему повезло; его просто выслали за двадцать миль от Девы! А он ведь еще точно не знает, сколько его людей угнали. Вот когда все выяснится… Что ж, мне не впервой слышать от него оскорбления – «предатель» или и того хуже; но его брань меня не волнует.
– У нас есть разрешение на проведение праздника костров – я лично ездил к Мацеллию Северу и просил у него позволения устроить мирный праздник в честь Цереры, как мы это делали последние семь-восемь лет. Он доверяет мне, и только поэтому римляне решили не направлять к нам легионеров, на тот случай, если народ выйдет из повиновения и, скажем так, пожелает вместо Цереры почтить Марса.
Лианнон тяжело вздохнула. Арданос понял, что она вспомнила те кровавые дни, когда Боудикка приносила в жертву Великой Богине мужчин, вымаливая победу над врагом. В те дни они были еще очень молоды и верили, что былую славу можно легко вернуть, если просто взять в руки острый меч и бесстрашно ринуться в бой.
– Если начнутся волнения, – снова заговорил Арданос, – или хотя бы прозвучат призывы к борьбе против Рима, ты не хуже меня понимаешь, что придут легионеры и потопят всех нас в крови. Но откуда мне было знать, что римляне забрали у нас тридцать здоровых мужчин, которые должны теперь гнить на этих зловонных мендипских рудниках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158