– Там, – неопределенно махнул я рукой. – До встречи!
Ватага радостно загалдела, и я поспешил покинуть ребят. Юлию, как оказалось, они не видели, а сообщать о том, что я ее ищу, не было смысла. По крайней мере, сейчас.
Может быть, моей прекрасной путешественнице захотелось с рыбаками в море? Я видел, как готовилось к отплытию рыбацкое судно. Неужели Юлия там?
Что есть духу я побежал к пристани. К счастью, судно еще не отчалило, и я успел расспросить капитана – крепыша средних лет, с добрыми, как у моржа, глазами. Нет, сказал он, девушки на судне нет. Он посоветовал поискать на развалинах. Час назад там опустился звездолет – какая-то экспедиция…
Благодарю капитана и бегу дальше. Вскоре за холмами увидел иглу звездолета и почему-то сразу уверился: Юлия здесь. И даже успокоился. Сбавил шаг и стал внимательно осматриваться.
В этих местах я уже бывал, когда наша археологическая группа определяла места предстоящих работ. Здесь решили проводить раскопки во вторую очередь – руины хотя и высокие, их площадь намного меньше городища с другой стороны бухты.
Дул ветерок, и, казалось, стены с пронзительным посвистом гудели. По тропе, на которую я вышел, взад-вперед метался пыльный вихрь. Руины заросли чахлым кустарником и травой. Пусто, тоскливо, никаких признаков пребывания живых существ…
Вдруг откуда-то справа донесся энергичный мужской голос:
– …несколько мазков… будете свободны…
Я замер. Стараясь не шуршать травой, свернул на голос и заглянул в пустой оконный проем.
Шагах в десяти, отделенный от меня щербатой полуразвалившейся стеной, стоял молодой смуглолицый человек. Перед ним на высоких ножках высился раскрытый этюдник, а в руках – кисть и палитра. Кисть возбужденно летала с палитры на полотно, оставляла красочный след, замирала и опять устремлялась на холст.
Художник чуть подался влево, оценивающе замер, и мне открылось полотно. На фоне развалин – теперь это были какие-то другие, жуткие развалины, преображенные видением художника, – была нарисована девушка с гордым красивым лицом и ясным взглядом. И не столько в лице заключалась таинственная притягательность, сколько во всем облике девушки – в повороте головы, движении рук, осанке… Конечно, это была Юлия. Талантливая кисть еще больше подчеркнула ее необыкновенные черты, и они обрели на полотне новый неожиданный смысл. Это была не только Юлия – земное существо со своей неповторимой индивидуальностью. Это был символ неувядающей красоты, вечного торжества жизни на руинах истории…
Художник будто очнулся, тронул где-то сбоку холста кистью и устало произнес:
– Кажется, все… Спасибо. Можете посмотреть.
В поле моего зрения появилась Юлия.
– Неужели это я? – спросила она каким-то ровным бесцветным голосом. – Не может быть.
– Да, это вы, – ответил счастливый художник.
Юлия повернулась к нему, обхватила ладонями курчавую голову и, как мне опять показалось, равнодушно поцеловала…
Я отвернулся. И сразу зашагал назад. Все во мне бушевало, и ничего я не мог понять… Пожалуй, я совсем не чувствовал, куда и зачем шел. Я неистово размышлял: что же произошло с Юлией? Она всегда такая или что-то на нее повлияло?
Видно, немало времени прошло, прежде чем я обнаружил себя на археологической площадке. Взялся за лопату. Отбрасывая сыпучий грунт, думал, думал и думал…
Вдруг голос Юлии:
– Максим Николаевич!
Я распрямился и смахнул со лба пот. Увидел Юлию. Она и чернявый художник держались за руки и улыбались.
Как рукой сняло мое смятение – в самом деле, что это я? Я помахал им и тоже улыбнулся.
– Есть лопаты? – спросил художник.
– Там, в домике, – ответил я, и художник быстро стал подниматься наверх.
– А я зря времени не теряла, – сказала Юлия. – Но пока секрет.
Что-то заметив во мне, она нахмурилась.
– Вы сердитесь? Пожалуйста, не нужно. Я встретила столько интересных, замечательных людей. Один лучше другого.
– Я не сержусь, – сдержанно сказал я, заметив и на этот раз пустоту в голосе девушки.
Художник сбежал к нам и с ходу принялся отбрасывать грунт.
– Так нельзя, – остановила его Юлия. – Прежде познакомьтесь.
– Улугбек Назаров, – назвал себя художник.
Это имя мне было хорошо знакомо – его полотна я не раз встречал на выставках. Я назвал себя, и мы крепко стиснули друг другу руки.
– Улугбек! – удивленно сказала Юлия. – А где же лопата для меня?
– Там больше нет, – смущенно отозвался художник.
– Вы пока отдыхайте, – предложил я девушке.
– Хорошо, – согласилась Юлия. – Я кого-нибудь сменю.
Девушка присела на насыпи, и мы одновременно задвигали лопатами. Даже легкая пыль поднялась. Появлялись все новые и новые ступени, и мы спускались все ниже. Вдруг наткнулись на дверь. На металлической обшивке – несложный орнамент, в центре – массивное кольцо. Аккуратно расчистили порожек, освободили от песка щели. Я потянул за кольцо, и… дверь со скрипом отворилась!
Внутри было темно, и в лучах света мне показалось – я различаю стол, что-то наподобие книжного шкафа, на полу какие-то листки…
Шагнул через порог. Следом за мной – Улугбек.
Неожиданно верх стал рушиться. Меня сильно стукнуло, я упал и потерял сознание…
Очнулся в ракетоплане. Слышу голоса и понимаю – мы куда-то летим. Открыл глаза и увидел близко лицо Юлии.
Ничего не могу вспомнить…
Юлия ровно говорит:
– Вы молодец, Максим Николаевич. Все в порядке. Арсений нам очень помог.
«Арсений? Какой Арсений?» – стал мучительно вспоминать я и опять потерял сознание.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЖАННА ВАСИЛЬЕВНА
Я не спеша поднимаюсь на второй этаж и прислушиваюсь, как шуршат ступеньки мягким ковровым ворсом. Сколько раз восхожу, столько и слушаю. Такое ощущение – будто здесь, среди ковров, зелени и картин, я нахожусь впервые. В коридорах тишина студенты на своих местах, ждут начала лекций.
Почти невесомая дверь открывается сразу. Первокурсники встают, приветствуют. И я думаю о том, что почему-то больше всего люблю эту аудиторию. А ведь обыкновенная учебная комната, как сотни других. Стены окрашены в ровный светло-зеленый цвет. На окнах – голубые всплески колокольчиков. С улицы, сквозь листву кленов, пробиваются солнечные лучи. Они, как воробьи, скачут повсюду, трепещут, а в полдень, когда солнце поднимается высоко, нехотя блекнут, исчезают.
Но конечно же, дело не в уюте, не в особой, располагающей обстановке. Первопричина в моих воспитанниках. И в тех, что сидели здесь когда-то за учебными столами, а теперь перешли на следующий курс или трудятся в разных концах света; и в тех, чьи лица я внимательно разглядываю сейчас…
С самого утра меня одолевали тревожные чувства. Но едва я вошла и поздоровалась с ребятами, тревога погасла, на какое-то время я о ней забыла, переключилась на беседу, и занятия пошли своим чередом…
– Когда я направлялась к вам, – начала говорить я, – и думала о том, как лучше объяснить цель учебы и всей вашей будущей трудовой деятельности, вдруг вспомнила рассказ одного забытого писателя прошлого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38