– Эти люди занимаются гуманитарными науками, мой дорогой Чезлин.
Искусством.
– Они – паразиты, завладевшие обещанными мне субсидиями... Это просто издевательство! Для чего им такие средства, что они будут с ними делать?
– Университету просто необходим новый мало-мальски приличный театр у нас довольно хорошая репутация в Галактике благодаря нашей работе, как вы знаете.
– А почему не смотреть, как все, телевизор?
Харкурт с досадой улыбнулся:
– Телевидение – дело коммерческое. А здесь мы имеем дело с театром с высоким искусством.
Рэндолф только сейчас начал оценивать, какое огромное несчастье обрушилось на него. Подняв для убедительности худенький палец, он говорил:
– Никакой театр – даже самый необыкновенный и экзотический – не стоит того, чтобы в него вкладывать так много денег. Работа же на Поучалин-9 стоит больших затрат, потому что эти затраты окупятся! Лучшей планеты для научной работы нельзя придумать – планета простейшая, абсолютно стерильная, на ней нет ни одной живой клетки. Каждый израсходованный на мои эксперименты пенни из фонда будет потрачен не зря, когда я получу положительные результаты. Но я вынужден оставаться здесь, потому что средства отдаются какому-то жалкому театру...
– Нехорошо...
– О, я знаю причину. Потратить фонд здесь, непосредственно в университете, чтобы было что демонстрировать и чем хвастать.
– Фонд пойдет не только на театр. У Элен Чейз есть возможность купить для университета самую замечательную коллекцию рукописей Бернарда Шоу с его заметками на полях, со всякими интересными подробностями, а также несколько документов, вызывающих споры и дебаты.
– Дебаты. Хорошо сказано, – в словах Рэндолфа было столько горечи, что это резануло Харкурта.
– Профессор Чейз работает над доказательством своей теории о том, что Джордж Бернард Шоу и Герберт Джордж Уэллс – один и тот же человек. Одно имя служило псевдонимом для другого. Если ей удастся доказать, что Уэллс псевдоним, которым пользовался Шоу, то она, как поклонница Бернарда Шоу, разобьет наголову почитателей Уэллса. Успех профессора Чейз будет величайшим триумфом, так как многие пытались найти подтверждение того, что либо Уэллс писал произведения, которые присваивал себе Шоу, либо, наоборот, работы, принадлежавшие перу Шоу, Уэллс выдавал за свои.
Выслушав пространные объяснения Харкурта, Рэндолф совершенно потерял над собой контроль – доведенный до бешенства, он резко опустил свои маленькие ноги в мягкий ковер, встал и начал угрожающе, как безумный, бегать по комнате.
– Но кому это интересно, кому это нужно? – он требовал ответа, зло размахивая крошечной рукой. – Эти люди – или один человек – умерли тысячи лет тому назад. Они жили, насколько я помню, в средневековье. У них, возможно, не было даже пишущих машинок и шариковых ручек для работы. Они что, высекали свои шедевры из камня?
– Мне очень жаль, Чезлин, – Харкурт тоже встал, но из осторожности не подходил близко к маленькому человечку – приходя в агрессивное состояние, Рэндолф забывал сам себя.
– Чертовски жаль, – повторил вице-президент. Он сделал свое дело загубил труд всей жизни человека. – Я, пожалуй, пойду. Вы будете...
– Я буду бороться, конечно! Заниматься всякой чепухой вроде изучения стиля Шоу, тогда как целый безмолвный мир ждет меня, чтобы я вдохнул в него жизнь! Когда я так близок к доказательству того, что человек простой смертный человек – может сам создавать чудо жизни!
Наблюдая за профессором, Дудли Харкурт подумал: впереди – грандиозная битва.
– Всю свою жизнь я жил этой большой мечтой, в этом была цель моего существования, – Рэндолф все больше и больше понимал, что разразилась катастрофа. – За последние десять лет были закончены только подготовительные работы. Если они отберут у меня фонд Максвелла, они не только уничтожат труд десяти лет – они погубят всю мою жизнь!
Неожиданно открылась дверь, и появилась физиономия, очень сильно кого-то напоминавшая. Харкурт не узнал объявившегося молодого человека, а Рэндолф, поглощенный своими мрачными мыслями, просто ничего не видел.
– Что угодно? – вежливо спросил Харкурт. – Это кабинет профессора Рэндолфа. Чем могу быть полезен?
Молодой человек улыбнулся, что совершенно не произвело впечатления на Харкурта. Улыбка пришедшего была притворной, было похоже, что ему хотелось показать свои ровные белые зубы.
– Я думаю, ничем. Я уже сам вижу профессора Рэндолфа. Эй, дядя! Это я – Терри Мэллоу.
Услышав знакомый голос, Рэндолф сначала повернул массивную голову, а потом развернул и все свое сухопарое тело. Все еще занятый неприятными думами, он уставился в идентичное лицо – и, наконец, поняв, кого он видит, быстро двинулся ему навстречу, чтобы заключить парня в свои объятия.
– Теренс Мэллоу, – с удивлением сказал профессор и, вдруг забыв о своих собственных затруднениях, добавил:
– А мне говорили, что ты погиб.
Глава 2
Черные узорчатые стрелки часов показывали, что до полуночи осталось пятнадцать минут.
Прошло уже много времени, как вице-президент Дудли Харкурт ушел от профессора Чезлина Рэндолфа. Профессор сидел глубоко в своем кресле с подушечкой для головы, опять охваченный грустными мыслями. На краешке стола, прямо под рукой, стоял стакан с виски. По другую сторону стола небрежно сидел его племянник – Теренс Мэллоу, курил сигарету и, наблюдая за своим знаменитым дядей, размышлял над тем, как в очередной раз попросить у него денег.
Они уже долго молчали, и, хотя Мэллоу ясно видел, что со стариком что-то стряслось, молчание стало казаться ему гнетущим и способным разбить все планы, с которыми он сюда явился.
– Послушай, дядя, – рискнул заговорить Терри и тут же замолчал, раздосадованный на себя за то, что произнес это как-то очень уж по-детски.
Как никак, он был уже взрослым человеком – капитан-лейтенантом Военно-космического флота Земли, а вернее – бывшим капитан-лейтенантом.
В голове Мэллоу всколыхнулись неприятные воспоминания о недавних событиях. Но он быстро успокоился и сказал:
– Извини, что я появился так неожиданно, без предупреждения. Но я только вчера прибыл с Ригеля-5, да еще самолет прилетел в аэропорт с опозданием...
Рэндолф не слушал.
Мэллоу погасил окурок сигареты и потянулся к сигарам, слегка шурша синтетической велюровой тканью прекрасно сидевшего на нем пиджака. Дядя Чезлин любил самые лучшие сигары и не скупился на их покупку. Если он, бедный и уволенный со службы бывший флотский офицер, – решил Мэллоу собирается чего-то добиться от дяди, то нечего изображать себя независимым и благополучным.
Зажигая сигару, Мэллоу снова изучал лицо дяди. Что-то вывело старика из равновесия. Маленькое морщинистое лицо еще больше сморщилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40