– Здесь лежит наше дитя. Я ведь так хорошо изучил твое тело, я должен был это заметить!
– Пирс. – Она погладила его по щеке и прикоснулась к его губам нежными пальцами. – Люби меня. Сейчас. Люби меня всю ночь напролет, чтобы я помнила твою всепокоряющую мужественность, когда ты уедешь. О, Пирс, после этой ночи столько времени пройдет до того, как мы снова будем вместе. Я буду скучать по тебе.
– Еще не время – прошептал он. – Я же не уехал. Все еще не придя в себя от этой чудесной новости, он притянул ее к себе крепче и прижался к ее губам. Она сразу же приоткрыла свой розовый, похожий на жемчужную раковину рот, пока он не отдался во власть страсти, пламенем пробежавшей между ними. Когда ее пальцы коснулись его мужского естества, он отвел их, и подняв ее руки и бережно заведя ей за голову, придержал.
– Нет, – произнес он, – не трогай меня. Попозже делай со мной, что захочешь, но этот первый раз все очарование любви я приношу тебе. – Не опуская рук из-за головы, он поцеловал по очереди обе ее ладошки, мелкими поцелуями покрыл внутреннюю сторону рук. Он почти добрался до подмышек, когда она воскликнула, вырываясь:
– Пирс, я хочу тебя обнять.
– Оставайся так, – приказал он. – Или мне придется наказать тебя. – Он завершил эту угрозу долгим нежным поцелуем в губы, заставив ее замолчать. Через несколько мгновений он достиг ее плеч, шеи, груди, осыпая поцелуями ее пылающее тело. Извиваясь под его руками, она умоляла его:
– Пирс, позволь мне касаться тебя.
– Позже, – не сдавался Пирс, зная, что, если она тронет его хоть одним пальцем, он взорвется тут же, так как все, что он делал, чтобы возбудить ее, возбуждало и его. В эту благословенную ночь больше, чем во все другие, он хотел, чтобы она получила несказанное наслаждение. Он провел губами вниз по ее животу, бережно лаская ее и теперь уже ясно сознавая, что под ее кожей цвета слоновой кости дышит их дитя. Они любили друг друга, сознавая, что между ними происходит нечто прекрасное и священное и что это угодно небесам.
– Ненаглядная, драгоценная моя, – шептал он, переполненный нежностью, зная, что его слова относятся и к матери, и к будущему ребенку.
Он спустился ниже в своем поклонении ее несравненному телу, и бедра ее медленно разомкнулись. Он целовал ее продолговатые колени, потом поцелуями осыпал нежную внутреннюю сторону бедра и поросли темных кудрей, закрывавших вход в рай для мужчины.
– Пожалуйста, ну пожалуйста. – Она тянулась навстречу ему. Глаза ее были закрыты, губы трепетали от ожидания, а на лице застыло выражение блаженства. Пирсу передалось это ощущение. Его тело не могло больше ждать. Оно стало литым, как сталь для клинков. Никогда еще не испытывал он такого жгучего желания; если он будет сдерживаться, то лишь навредит себе и близкой к состоянию экстаза Йоланде.
Пока он размышлял, Йоланда уже испытывала миг наивысшего блаженства, дарованного Женщине и Мужчине. Пирс уловил этот миг, чтобы проникнуть в ее лоно. Глаза ее широко распахнулись от мощи его сладостного вторжения. И в это мгновение Пирс признался в том, что зрело уже давно.
– Я… люблю… тебя, – простонал он. И выговорить эти слова было для него даже физически больно. Произнести во второй раз оказалось легче: – Йоланда, я люблю тебя.
– О, Пирс. – Она готова была зарыдать, услышав слова, о которых так мечтала и молилась.
Оба они не могли произнести ни звука. Вал страсти и упоения унес их за пределы будней в царство разделенной человеческой любви. За всю свою жизнь Пирс ничего подобного не испытывал. Это был дар Йоланды, ее великого сердца, несущего радость и счастье.
– Я очень люблю тебя, – повторил он ей на следующее утро. – Я давно должен был сказать тебе это. Задолго до прошлой ночи. Ты мое сердце и моя жизнь. Если с тобой что-то случится, я умру.
– Постараюсь быть осторожной. Буду делать все, что велит мне повитуха. – Она откинулась на подушки, наблюдая, как Пирс аппетитно потягивается, собираясь вставать. – Неужели ты должен ехать так скоро? Может, мы успеем в последний раз предаться любви, забыв обо всем на свете?
– Даже если бы еще было время, – улыбнулся он, глядя сверху вниз на нее, – сомневаюсь, что у меня хватило бы на это сил. После минувшей ночи я совершенно опустошен. Ты, моя дорогая жена, обладаешь на редкость пылким и своеобразным воображением. – Он замолчал, вспоминая что-то очень интимное, исходящее от Йоланды.
– Это ты вымотал меня, – возразила Йоланда, уютно устроившись в его объятиях. – Я никогда не переставала надеяться, что ты полюбишь меня. Знать, что это произошло!.. Это сделало нашу прошлую ночь незабываемо прекрасной. Ты был просто великолепен, настоящий лев. – Она провела по нему рукой вниз, и, к своему изумлению, Пирс почувствовал, что плоть его твердеет.
– Вот видишь, – прошептала она. – Это все-таки возможно. Тебя нужно было лишь немного возбудить.
– Йоланда… – Но губы ее нашли его рот, заставив замереть слова предосторожности. Пирс не смог устоять. Желание разыгралось с новой силой. Ее нежные теплые груди скользили по его могучей груди, возбуждая все больше и больше. Он опять проник в ее заповедное лоно, отдавая возлюбленной жене всю огненную страсть своей цветущей молодости. Ее прелестное лицо светилось. Она принадлежала ему – и это было восхитительно!
– Я люблю тебя, – шептал он снова и снова, и признания Пирса звучали над ними как заклинание, как дыхание самой жизни. – О, Йоланда, я люблю тебя, люблю тебя…
Ребенок Йоланды родился на Крещение. Дочка, такая же изящная, хрупкая и очаровательная, как ее мать, с шапочкой гладких черных волосиков, как у отца.
– Тебе следовало назвать ее Эпифанией в честь Крещения Христова, – сказал Георгий Антиохийский, поспешивший приехать к ним сразу, как только узнал, что у Йоланды начались роды. Он провел в ожидании всю ночь бок о бок с Пирсом и Эланом. – Раз уже ты попросил меня быть крестным, отцом, я должен участвовать в выборе имени.
– И я должен, если я тоже буду крестным отцом, – ревниво заявил Элан, глядя на крошечное существо, уютно лежавшее на руках матери. Он слегка коснулся пальцем ее маленькой ручки, и она открылась и закрылась, словно розовая морская звездочка. – Как ты хочешь зваться, малышка?
– Элан, ты мог бы назвать ее Марией в честь Пресвятой Богородицы, – предложил отец Эмброуз.
– Мы с Йоландой думали назвать ее Самирой, – сказал Пирс.
– Но разве это не мусульманское имя? – покачал головой Эмброуз. – Хотя, думаю, оно подойдет для ребенка, родившегося на Сицилии. С условием, что у нее будет еще и христианское имя.
– Я доставлю удовольствие всем вам. – Йоланда была так же бледна, как простыня, и под глазами у нее были темные круги после долгого испытания. Но улыбка ослепительно сверкала, и лицо светилось счастьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Пирс. – Она погладила его по щеке и прикоснулась к его губам нежными пальцами. – Люби меня. Сейчас. Люби меня всю ночь напролет, чтобы я помнила твою всепокоряющую мужественность, когда ты уедешь. О, Пирс, после этой ночи столько времени пройдет до того, как мы снова будем вместе. Я буду скучать по тебе.
– Еще не время – прошептал он. – Я же не уехал. Все еще не придя в себя от этой чудесной новости, он притянул ее к себе крепче и прижался к ее губам. Она сразу же приоткрыла свой розовый, похожий на жемчужную раковину рот, пока он не отдался во власть страсти, пламенем пробежавшей между ними. Когда ее пальцы коснулись его мужского естества, он отвел их, и подняв ее руки и бережно заведя ей за голову, придержал.
– Нет, – произнес он, – не трогай меня. Попозже делай со мной, что захочешь, но этот первый раз все очарование любви я приношу тебе. – Не опуская рук из-за головы, он поцеловал по очереди обе ее ладошки, мелкими поцелуями покрыл внутреннюю сторону рук. Он почти добрался до подмышек, когда она воскликнула, вырываясь:
– Пирс, я хочу тебя обнять.
– Оставайся так, – приказал он. – Или мне придется наказать тебя. – Он завершил эту угрозу долгим нежным поцелуем в губы, заставив ее замолчать. Через несколько мгновений он достиг ее плеч, шеи, груди, осыпая поцелуями ее пылающее тело. Извиваясь под его руками, она умоляла его:
– Пирс, позволь мне касаться тебя.
– Позже, – не сдавался Пирс, зная, что, если она тронет его хоть одним пальцем, он взорвется тут же, так как все, что он делал, чтобы возбудить ее, возбуждало и его. В эту благословенную ночь больше, чем во все другие, он хотел, чтобы она получила несказанное наслаждение. Он провел губами вниз по ее животу, бережно лаская ее и теперь уже ясно сознавая, что под ее кожей цвета слоновой кости дышит их дитя. Они любили друг друга, сознавая, что между ними происходит нечто прекрасное и священное и что это угодно небесам.
– Ненаглядная, драгоценная моя, – шептал он, переполненный нежностью, зная, что его слова относятся и к матери, и к будущему ребенку.
Он спустился ниже в своем поклонении ее несравненному телу, и бедра ее медленно разомкнулись. Он целовал ее продолговатые колени, потом поцелуями осыпал нежную внутреннюю сторону бедра и поросли темных кудрей, закрывавших вход в рай для мужчины.
– Пожалуйста, ну пожалуйста. – Она тянулась навстречу ему. Глаза ее были закрыты, губы трепетали от ожидания, а на лице застыло выражение блаженства. Пирсу передалось это ощущение. Его тело не могло больше ждать. Оно стало литым, как сталь для клинков. Никогда еще не испытывал он такого жгучего желания; если он будет сдерживаться, то лишь навредит себе и близкой к состоянию экстаза Йоланде.
Пока он размышлял, Йоланда уже испытывала миг наивысшего блаженства, дарованного Женщине и Мужчине. Пирс уловил этот миг, чтобы проникнуть в ее лоно. Глаза ее широко распахнулись от мощи его сладостного вторжения. И в это мгновение Пирс признался в том, что зрело уже давно.
– Я… люблю… тебя, – простонал он. И выговорить эти слова было для него даже физически больно. Произнести во второй раз оказалось легче: – Йоланда, я люблю тебя.
– О, Пирс. – Она готова была зарыдать, услышав слова, о которых так мечтала и молилась.
Оба они не могли произнести ни звука. Вал страсти и упоения унес их за пределы будней в царство разделенной человеческой любви. За всю свою жизнь Пирс ничего подобного не испытывал. Это был дар Йоланды, ее великого сердца, несущего радость и счастье.
– Я очень люблю тебя, – повторил он ей на следующее утро. – Я давно должен был сказать тебе это. Задолго до прошлой ночи. Ты мое сердце и моя жизнь. Если с тобой что-то случится, я умру.
– Постараюсь быть осторожной. Буду делать все, что велит мне повитуха. – Она откинулась на подушки, наблюдая, как Пирс аппетитно потягивается, собираясь вставать. – Неужели ты должен ехать так скоро? Может, мы успеем в последний раз предаться любви, забыв обо всем на свете?
– Даже если бы еще было время, – улыбнулся он, глядя сверху вниз на нее, – сомневаюсь, что у меня хватило бы на это сил. После минувшей ночи я совершенно опустошен. Ты, моя дорогая жена, обладаешь на редкость пылким и своеобразным воображением. – Он замолчал, вспоминая что-то очень интимное, исходящее от Йоланды.
– Это ты вымотал меня, – возразила Йоланда, уютно устроившись в его объятиях. – Я никогда не переставала надеяться, что ты полюбишь меня. Знать, что это произошло!.. Это сделало нашу прошлую ночь незабываемо прекрасной. Ты был просто великолепен, настоящий лев. – Она провела по нему рукой вниз, и, к своему изумлению, Пирс почувствовал, что плоть его твердеет.
– Вот видишь, – прошептала она. – Это все-таки возможно. Тебя нужно было лишь немного возбудить.
– Йоланда… – Но губы ее нашли его рот, заставив замереть слова предосторожности. Пирс не смог устоять. Желание разыгралось с новой силой. Ее нежные теплые груди скользили по его могучей груди, возбуждая все больше и больше. Он опять проник в ее заповедное лоно, отдавая возлюбленной жене всю огненную страсть своей цветущей молодости. Ее прелестное лицо светилось. Она принадлежала ему – и это было восхитительно!
– Я люблю тебя, – шептал он снова и снова, и признания Пирса звучали над ними как заклинание, как дыхание самой жизни. – О, Йоланда, я люблю тебя, люблю тебя…
Ребенок Йоланды родился на Крещение. Дочка, такая же изящная, хрупкая и очаровательная, как ее мать, с шапочкой гладких черных волосиков, как у отца.
– Тебе следовало назвать ее Эпифанией в честь Крещения Христова, – сказал Георгий Антиохийский, поспешивший приехать к ним сразу, как только узнал, что у Йоланды начались роды. Он провел в ожидании всю ночь бок о бок с Пирсом и Эланом. – Раз уже ты попросил меня быть крестным, отцом, я должен участвовать в выборе имени.
– И я должен, если я тоже буду крестным отцом, – ревниво заявил Элан, глядя на крошечное существо, уютно лежавшее на руках матери. Он слегка коснулся пальцем ее маленькой ручки, и она открылась и закрылась, словно розовая морская звездочка. – Как ты хочешь зваться, малышка?
– Элан, ты мог бы назвать ее Марией в честь Пресвятой Богородицы, – предложил отец Эмброуз.
– Мы с Йоландой думали назвать ее Самирой, – сказал Пирс.
– Но разве это не мусульманское имя? – покачал головой Эмброуз. – Хотя, думаю, оно подойдет для ребенка, родившегося на Сицилии. С условием, что у нее будет еще и христианское имя.
– Я доставлю удовольствие всем вам. – Йоланда была так же бледна, как простыня, и под глазами у нее были темные круги после долгого испытания. Но улыбка ослепительно сверкала, и лицо светилось счастьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87