Плечи у нее были прямыми, гармонировавшими с решительным упрямым подбородком. А груди высокие и круглые, с розовыми кончиками, которые тут же твердели и поднимались, стоило ему прикоснуться пальцем сначала к одному, а затем к другому бутону. Талия у нее была узкой, а бедра… ах, он знал, какие у нее бедра: он прикасался к ним несколько недель тому назад и ласкал там, куда сейчас имел полное право положить свою руку.
Она ничего не говорила, пока он глядел на нее. Только тихо стояла, облизывая язычком пересохшие губы, полная ожиданий.
– Ты все еще одета. – Он коснулся жемчужного ожерелья. – Твоя кожа светится блеском самой жизни, ярче этих жалких побрякушек.
Расстегнув застежку, он снял длинную сияющую нить с ее шеи, затем протянул к ней ладони, чтобы она могла положить в них вынутые из ушей серьги. Он опустил драгоценности на столик, а когда снова повернулся к ней, ее руки уже дергали за ленточки в волосах.
– Нет, позволь мне, – сказал он, отведя ее пальцы. – Я хотел этого с первого вечера нашей встречи.
– Неужели? – Она нагнула голову, позволяя ему тянуть за петельку ленты, вытащить шпильки, пока волосы ее не распустились и не рассыпались до бедер. – Я этого не знала.
– Вот это я и хотел увидеть. – Он стоял с серебряными ленточками, запутавшимися в его пальцах, и неотрывно смотрел на нее. – Боже мой, как ты прекрасна, словно богиня, сошедшая с небес.
Швырнув ленточки на стол, он подхватил ее на руки и, высоко подняв, отнес в постель. Сорвав с себя одежду, он быстро скользнул к ней. Натягивая простыню, он увидел, что она, широко открыв глаза, смотрит на его напрягшуюся мужскую плоть.
– Я видела статуи, но никогда раньше не смотрела на живого мужчину, – сказала она, снова проводя язычком по губам. – Такое сильное напряжение, наверное, очень болезненно для тебя?
– Терпимо, – сухо ответил он. – По крайней мере некоторое время.
– Ты должен научить меня, как мне облегчить твое мученье.
– Я рад, что ты больше не боишься. – Он не мог удержаться от смеха, глядя на то, как она сострадает ему. – Но я не отношусь к твоим больным животным, и это… неудобство… по-особому приятно. Не удивляйся так, дорогая моя. Зная тебя, не сомневаюсь, что ты сумеешь сделать мне приятное. Я даю тебе полную свободу.
Она послушно встала на колени возле него. Ее роскошные волосы закрывали почти всю верхнюю часть тела, за исключением одного плеча и маленькой безупречной груди, проглядывающей сквозь их блестящую темную волну. Пирс прижал ее руку к своему мужскому естеству, предоставляя ей следовать зову своих чувств.
Сначала она была робка, но потом быстро освоилась. Ее пальцы гладили его так же нежно и бережно, как когда-то птичку со сломанным крылышком. Вскоре эти старания так поглотили ее, что она перестала видеть все вокруг. Дыхание ее участилось, и кончик языка был прикушен жемчужными зубками.
– Хватит, – приказал Пирс, зная, что больше не сможет вынести этой сладостной муки.
– Я сделала что-то не так? – растерянно проговорила она, словно очнувшись от сна.
– Нет, именно потому, что ты все делаешь прекрасно, мне так хорошо. Теперь моя очередь доставить тебе удовольствие.
Целовать ее пылающие губы было наслаждением, ее тонкая гладкая кожа отзывалась на его ласки так чутко, как самый требовательный мужчина мог только мечтать. Когда он целовал ее груди, она умиротворенно вздохнула и закрыла глаза.
– Как тогда на холме, – проворковала она, – но без одежды гораздо приятнее.
– Приятнее всего то, что не надо останавливаться, – отозвался он, соскальзывая вниз по ее телу. Право же, сейчас он не мог остановиться… Даже если бы она умоляла его повременить, даже если бы кто-нибудь чужой вошел в спальню и угрожал его жизни. Его железная выдержка изменяла ему. Он мог думать только о нежном податливом теле Йоланды и неукротимом желании обладать им.
Он придвинулся к ней, проникая в нее все глубже и глубже. Преграда непорочности, как он и ожидал, была нетронутой, не нарушенной его предыдущим вторжением. Она оказалась хрупким препятствием, и его неумолимое давление вызвало у Йоланды лишь слабый стон. Он легко преодолел сопротивление плоти и погрузился в ее сладостное трепещущее тепло. Она инстинктивно шевельнула бедрами, втягивая его в себя, и это ощущение было таким восхитительно чувственным, что Пирс подумал: все закончится прямо сейчас, одним жарким порывом. Он отклонился назад, осторожно вышел из нее, предостерегая себя от слишком агрессивных действий. Ему не хотелось ее пугать. Пирс хотел, чтобы она получала удовольствие от их интимной близости. Стиснув зубы, он заставил себя выждать, пока ее руки не обвили его и не заскользили вверх по спине в томительной ласке. Затем он снова бережно вошел в нее и услышал ответный вздох.
– Как это странно и прекрасно, – прошептала она. – Я люблю тебя, Пирс.
Ее нежный голос тронул его. Он уже не мог остановить то, что последовало за ее словами. Это было выше его сил. Сильным толчком он вошел в нее так глубоко, как только мог. И когда она двинулась навстречу, радостно принимая его, он излил в нее все нетерпеливое ожидание этой ночи. Всю невысказанную тоску по утраченной родине, злость и отвращение к войне. Воспоминания о разорванных телах, отсеченных руках и ногах, загубленных молодых жизнях, наконец, мучительное чувство вины за то, что сам он уцелел в этой бойне почти без серьезных ран. Вместе со своим семенем он излил в Йоланду всю сердечную боль, тщательно скрываемое одиночество и тоску жаждущей тепла души. И Йоланда приняла все это, преобразила в нечто несказанное и вернула ему с бесконечной любовью.
Он услышал ее вскрик и почувствовал, что Йоланда в состоянии блаженного экстаза. Спустя мгновенье он сам соскользнул в бездну вне времени и пространства. Мощная волна утоленного желания унесла их с Йоландой в тихую гавань человеческого счастья.
Когда Пирс снова пришел в себя, он лежал рядом с ней и она кончиками пальцев нежно гладила его лицо, вытирая слезы, которые продолжали струиться по его щекам.
– Я и представить себе не мог, каким ты окажешься сокровищем, – прошептал он.
– Я люблю тебя, Пирс. – Эти простые слова растопили его, казалось, недоступное сердце. Он знал, что может доверить этой благородной женщине свои самые сокровенные тайны.
– За исключением Элана, покойного бедняги Криспина и отца Эмброуза, я никогда никого не любил, – признался он. – Я был третьим сыном, обузой для своих родителей, не скрывавших, что предпочитают моих старших братьев. Когда я был маленьким, мать была так холодна со мной, что я рано стал пессимистом и не ждал от женщин искреннего чувства и преданности.
– Ты можешь во всем положиться на меня, – сказала она, и глаза ее блеснули непролившимися слезами, подобными тем, что стояли в его глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Она ничего не говорила, пока он глядел на нее. Только тихо стояла, облизывая язычком пересохшие губы, полная ожиданий.
– Ты все еще одета. – Он коснулся жемчужного ожерелья. – Твоя кожа светится блеском самой жизни, ярче этих жалких побрякушек.
Расстегнув застежку, он снял длинную сияющую нить с ее шеи, затем протянул к ней ладони, чтобы она могла положить в них вынутые из ушей серьги. Он опустил драгоценности на столик, а когда снова повернулся к ней, ее руки уже дергали за ленточки в волосах.
– Нет, позволь мне, – сказал он, отведя ее пальцы. – Я хотел этого с первого вечера нашей встречи.
– Неужели? – Она нагнула голову, позволяя ему тянуть за петельку ленты, вытащить шпильки, пока волосы ее не распустились и не рассыпались до бедер. – Я этого не знала.
– Вот это я и хотел увидеть. – Он стоял с серебряными ленточками, запутавшимися в его пальцах, и неотрывно смотрел на нее. – Боже мой, как ты прекрасна, словно богиня, сошедшая с небес.
Швырнув ленточки на стол, он подхватил ее на руки и, высоко подняв, отнес в постель. Сорвав с себя одежду, он быстро скользнул к ней. Натягивая простыню, он увидел, что она, широко открыв глаза, смотрит на его напрягшуюся мужскую плоть.
– Я видела статуи, но никогда раньше не смотрела на живого мужчину, – сказала она, снова проводя язычком по губам. – Такое сильное напряжение, наверное, очень болезненно для тебя?
– Терпимо, – сухо ответил он. – По крайней мере некоторое время.
– Ты должен научить меня, как мне облегчить твое мученье.
– Я рад, что ты больше не боишься. – Он не мог удержаться от смеха, глядя на то, как она сострадает ему. – Но я не отношусь к твоим больным животным, и это… неудобство… по-особому приятно. Не удивляйся так, дорогая моя. Зная тебя, не сомневаюсь, что ты сумеешь сделать мне приятное. Я даю тебе полную свободу.
Она послушно встала на колени возле него. Ее роскошные волосы закрывали почти всю верхнюю часть тела, за исключением одного плеча и маленькой безупречной груди, проглядывающей сквозь их блестящую темную волну. Пирс прижал ее руку к своему мужскому естеству, предоставляя ей следовать зову своих чувств.
Сначала она была робка, но потом быстро освоилась. Ее пальцы гладили его так же нежно и бережно, как когда-то птичку со сломанным крылышком. Вскоре эти старания так поглотили ее, что она перестала видеть все вокруг. Дыхание ее участилось, и кончик языка был прикушен жемчужными зубками.
– Хватит, – приказал Пирс, зная, что больше не сможет вынести этой сладостной муки.
– Я сделала что-то не так? – растерянно проговорила она, словно очнувшись от сна.
– Нет, именно потому, что ты все делаешь прекрасно, мне так хорошо. Теперь моя очередь доставить тебе удовольствие.
Целовать ее пылающие губы было наслаждением, ее тонкая гладкая кожа отзывалась на его ласки так чутко, как самый требовательный мужчина мог только мечтать. Когда он целовал ее груди, она умиротворенно вздохнула и закрыла глаза.
– Как тогда на холме, – проворковала она, – но без одежды гораздо приятнее.
– Приятнее всего то, что не надо останавливаться, – отозвался он, соскальзывая вниз по ее телу. Право же, сейчас он не мог остановиться… Даже если бы она умоляла его повременить, даже если бы кто-нибудь чужой вошел в спальню и угрожал его жизни. Его железная выдержка изменяла ему. Он мог думать только о нежном податливом теле Йоланды и неукротимом желании обладать им.
Он придвинулся к ней, проникая в нее все глубже и глубже. Преграда непорочности, как он и ожидал, была нетронутой, не нарушенной его предыдущим вторжением. Она оказалась хрупким препятствием, и его неумолимое давление вызвало у Йоланды лишь слабый стон. Он легко преодолел сопротивление плоти и погрузился в ее сладостное трепещущее тепло. Она инстинктивно шевельнула бедрами, втягивая его в себя, и это ощущение было таким восхитительно чувственным, что Пирс подумал: все закончится прямо сейчас, одним жарким порывом. Он отклонился назад, осторожно вышел из нее, предостерегая себя от слишком агрессивных действий. Ему не хотелось ее пугать. Пирс хотел, чтобы она получала удовольствие от их интимной близости. Стиснув зубы, он заставил себя выждать, пока ее руки не обвили его и не заскользили вверх по спине в томительной ласке. Затем он снова бережно вошел в нее и услышал ответный вздох.
– Как это странно и прекрасно, – прошептала она. – Я люблю тебя, Пирс.
Ее нежный голос тронул его. Он уже не мог остановить то, что последовало за ее словами. Это было выше его сил. Сильным толчком он вошел в нее так глубоко, как только мог. И когда она двинулась навстречу, радостно принимая его, он излил в нее все нетерпеливое ожидание этой ночи. Всю невысказанную тоску по утраченной родине, злость и отвращение к войне. Воспоминания о разорванных телах, отсеченных руках и ногах, загубленных молодых жизнях, наконец, мучительное чувство вины за то, что сам он уцелел в этой бойне почти без серьезных ран. Вместе со своим семенем он излил в Йоланду всю сердечную боль, тщательно скрываемое одиночество и тоску жаждущей тепла души. И Йоланда приняла все это, преобразила в нечто несказанное и вернула ему с бесконечной любовью.
Он услышал ее вскрик и почувствовал, что Йоланда в состоянии блаженного экстаза. Спустя мгновенье он сам соскользнул в бездну вне времени и пространства. Мощная волна утоленного желания унесла их с Йоландой в тихую гавань человеческого счастья.
Когда Пирс снова пришел в себя, он лежал рядом с ней и она кончиками пальцев нежно гладила его лицо, вытирая слезы, которые продолжали струиться по его щекам.
– Я и представить себе не мог, каким ты окажешься сокровищем, – прошептал он.
– Я люблю тебя, Пирс. – Эти простые слова растопили его, казалось, недоступное сердце. Он знал, что может доверить этой благородной женщине свои самые сокровенные тайны.
– За исключением Элана, покойного бедняги Криспина и отца Эмброуза, я никогда никого не любил, – признался он. – Я был третьим сыном, обузой для своих родителей, не скрывавших, что предпочитают моих старших братьев. Когда я был маленьким, мать была так холодна со мной, что я рано стал пессимистом и не ждал от женщин искреннего чувства и преданности.
– Ты можешь во всем положиться на меня, – сказала она, и глаза ее блеснули непролившимися слезами, подобными тем, что стояли в его глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87