Какое, должно быть, счастье служить Господу под ее опекой!
— Да, — говорит Хезер; она слегка озадачена. Женщине на вид около тридцати: темные, коротко стриженные волосы, синяя плиссированная юбка, белая блузка. Хезер знает, что кое-какие секты не исключают ношение мирского платья. Интересно, эта женщина тоже монахиня? О чем Хезер и спрашивает незнакомку.
— Нет! — смеясь, отвечает та. — Не монахиня. Но я тоже служу Иисусу Христу. Я из местного филиала «Десятого крестового». Говорит неторопливо, спокойно, уверенно.
— Из «Десятого крестового»? — переспрашивает Хезер.
Вот как все это началось.
Ей во что бы то ни стало хотелось уехать из Бостона, который всегда будет напоминать о доме. О том, чтоб жить у отца в Вашингтоне, и речи быть не могло. И Хезер приняла предложение женщины съездить на выходные за город, на ферму, арендуемую «Десятым крестовым» в Лексингтоне, в штате Массачусетс.
Вернувшись, провела пару дней в Бостоне в состоянии какой-то полупрострации, в голове путано роились лексингтонские впечатления. Это сообщество провозглашает служение Господу, но не тупо, как тягловые лошади, а умно и разнообразно отдавая ему все свои таланты, почитая и любя Господа не менее ревностно. Годы, проведенные в монастыре Матери Терезы, стали меркнуть в ее сознании перед идеалами «Десятого крестового».
Филип проспал до вечера. Проснулся разом, рывком сел, напряженно прислушиваясь. Наконец сообразил, где находится, успокоился. Встал, подошел к окошку с видом на Телеграфный холм. Солнце садилось с противоположной стороны, но его лучи еще щедро заливали террасную панораму спускавшихся по склону вниз домиков, они яркими красками горели в закатном свете. На город у подножия холма уже надвинулись сумерки, от Койт-башни через весь Парк Первопроходцев пролегли темные тени. Между парком и башней раскинулся квартал Норт-бич; и Филипу даже показалось, что он ощущает на языке вкус свежевыпеченных канноли и панеттоне, сладких круглых булочек с изюмом и цукатом, к которым так пристрастился, готовя здесь репортаж о жизни итало-мексикано-бакских кварталов. И подумал — как давно все это было, кто мог знать тогда, что потом…
С сумрачным видом Филип отошел от окна. До него долетали какие-то приглушенные голоса. Он прошел через столовую, заглянул в крохотную выгородку-кухню. Сары нет, но на столике сумки с продуктами. Наверно, в магазин выходила.
Голоса доносились из дальней спальни, Филип прошел полутемным коридорчиком вглубь дома, остановился у двери комнаты, где оставил Хезер, прислушался. Услышал тихий, баюкающий голос Сары. Филип приоткрыл дверь, заглянул. Лампа не зажжена, только справа светлеет квадрат зашторенного окна. Сара сидит на кровати Хезер, в полумраке ярко горит индикатор кассетника. На скрип двери Сара подняла голову. Приложила палец к губам, давая Филипу знак молчать, тихонько поднялась, как будто от постели убаюканного дитя. На цыпочках пошла к двери. Филип отступил в коридор, она вышла за ним, плотно прикрыла за собой дверь, двинулась по коридорчику. Филип следом. Сара вошла в кухню, села на стул, вздохнула с облегчением. Нажала клавишу магнитофона, вынула и положила перед собой на стол маленькую черную кассету.
— Что ты там делала, откуда магнитофон? — шепотом спросил Филип — Примерно через час, как вы заснули, она начала приходить в себя, — спокойно сказала Сара, — выходить из беспамятства или шока… Я заглянула справиться, как она, смотрю — дышит совсем иначе, как в обычном сне. И вдруг стала что-то говорить…
— Она, случалось, разговаривала во сне…
— Нет, не то… Не бессвязно, она говорила складно. Произносила какие-то слова, называла имена. Не просто так… Я вышла, купила магнитофон в магазинчике, который заприметила на углу, ну и кстати всякой снеди.
Филипу стало не по себе, он заерзал на стуле: как это можно записывать на магнитофон сонный лепет Хезер…
— Не знаю, — наконец решился он. — Не думаю, что… Нехорошо как-то… Зачем это?
— У нас нет выбора! — ответила Сара. — Мы потеряли ориентир, вдобавок, мне кажется, теряем время. А то, что знает она, нам может помочь. Очень!
Филип покачал головой.
— Так не годится! Хезер всего лишь невинная жертва. Всему виной ее податливая психика. Они заманили ее, и у нее произошел какой-то сдвиг.
— А по-моему, все иначе! — сказала Сара. — Тут не обычная сектантская методика, тут другое. Во-первых, что-то не слыхала, чтоб секты умыкали людей силой. Вспомните, как Хезер выкрали у вас в Нью-Йорке и потом в каких условиях держали ее в НСС! Нет, Филип, ваша знакомая представляет для «Десятого крестового» какой-то особый интерес. Она им зачем-то нужна. Я не успела вам сказать, Фримен практически подтвердил, что моего отца шантажировали. Сказал, что отец… что мой отец…
Голос ее сорвался, Сара умолкла.
Филип мягко взял ее за руку.
— Не надо…
Сара тряхнула головой, еле сдерживая слезы.
— Нет, нет, ничего… — стараясь овладеть собой, она набрала в грудь побольше воздуха. — Фримен сказал, что мой отец гомосексуалист, извращенец. Я не верю ему! Я знаю, что отец ему мешал. Может, и с Хезер нечто подобное? Ведь вы говорили, ее отец генерал?
— Да, Объединенный комитет начальников штабов, — кивнул Филип. — Возглавляет финансовую комиссию министерства обороны.
— А мой был сенатор, член десятка различных комиссий, в частности, сенатской — по исследованию возможностей налогообложения всякой околоцерковной деятельности. Что, если «Десятый крестовый» намерен использовать Хезер как средство воздействия на ее собственного отца?
— Это бред, чистейший бред! — пробормотал Филип. Ему нестерпимо захотелось курить, похлопал себя по карману рубахи.
— Я купила, — сказала Сара. Встала, подошла к сумкам на столике, вынула пачку сигарет и спички. Кинула на стол Филипу, снова села. «Честерфильд»! Филип закурил, глубоко затягиваясь, выпустил густое облачко дыма. Сара поморщилась.
— Вы прелесть! — сказал Филип, делая очередную затяжку.
— Не прелесть, а самоубийца! — фыркнула Сара. — Так на чем мы остановились?
— Я говорю, если верить вам, «Крестовый» простирает свой шантаж бог знает куда! Причем только и делает, что шантажирует.
— Добавьте к этому, ведет обработку высших политических кругов! Возомнили, раз их деяния осияны божественным словом, значит, им все дозволено. Ну а шантаж всего лишь средство к достижению цели.
— Но каково техническое оснащение! Ведь информация, которую они выслушивают, в большинстве своем пустой звук, если ее ни с чем не соотнести. Тут же требуется система перекрестного учета!
— А вы к Чарлзу Тодду загляните! Вот у кого вся техника.
— Это тот, вы говорили, что фонды выколачивает? Он работает на Билли Карстерса и организацию «Пробудись, Америка»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Да, — говорит Хезер; она слегка озадачена. Женщине на вид около тридцати: темные, коротко стриженные волосы, синяя плиссированная юбка, белая блузка. Хезер знает, что кое-какие секты не исключают ношение мирского платья. Интересно, эта женщина тоже монахиня? О чем Хезер и спрашивает незнакомку.
— Нет! — смеясь, отвечает та. — Не монахиня. Но я тоже служу Иисусу Христу. Я из местного филиала «Десятого крестового». Говорит неторопливо, спокойно, уверенно.
— Из «Десятого крестового»? — переспрашивает Хезер.
Вот как все это началось.
Ей во что бы то ни стало хотелось уехать из Бостона, который всегда будет напоминать о доме. О том, чтоб жить у отца в Вашингтоне, и речи быть не могло. И Хезер приняла предложение женщины съездить на выходные за город, на ферму, арендуемую «Десятым крестовым» в Лексингтоне, в штате Массачусетс.
Вернувшись, провела пару дней в Бостоне в состоянии какой-то полупрострации, в голове путано роились лексингтонские впечатления. Это сообщество провозглашает служение Господу, но не тупо, как тягловые лошади, а умно и разнообразно отдавая ему все свои таланты, почитая и любя Господа не менее ревностно. Годы, проведенные в монастыре Матери Терезы, стали меркнуть в ее сознании перед идеалами «Десятого крестового».
Филип проспал до вечера. Проснулся разом, рывком сел, напряженно прислушиваясь. Наконец сообразил, где находится, успокоился. Встал, подошел к окошку с видом на Телеграфный холм. Солнце садилось с противоположной стороны, но его лучи еще щедро заливали террасную панораму спускавшихся по склону вниз домиков, они яркими красками горели в закатном свете. На город у подножия холма уже надвинулись сумерки, от Койт-башни через весь Парк Первопроходцев пролегли темные тени. Между парком и башней раскинулся квартал Норт-бич; и Филипу даже показалось, что он ощущает на языке вкус свежевыпеченных канноли и панеттоне, сладких круглых булочек с изюмом и цукатом, к которым так пристрастился, готовя здесь репортаж о жизни итало-мексикано-бакских кварталов. И подумал — как давно все это было, кто мог знать тогда, что потом…
С сумрачным видом Филип отошел от окна. До него долетали какие-то приглушенные голоса. Он прошел через столовую, заглянул в крохотную выгородку-кухню. Сары нет, но на столике сумки с продуктами. Наверно, в магазин выходила.
Голоса доносились из дальней спальни, Филип прошел полутемным коридорчиком вглубь дома, остановился у двери комнаты, где оставил Хезер, прислушался. Услышал тихий, баюкающий голос Сары. Филип приоткрыл дверь, заглянул. Лампа не зажжена, только справа светлеет квадрат зашторенного окна. Сара сидит на кровати Хезер, в полумраке ярко горит индикатор кассетника. На скрип двери Сара подняла голову. Приложила палец к губам, давая Филипу знак молчать, тихонько поднялась, как будто от постели убаюканного дитя. На цыпочках пошла к двери. Филип отступил в коридор, она вышла за ним, плотно прикрыла за собой дверь, двинулась по коридорчику. Филип следом. Сара вошла в кухню, села на стул, вздохнула с облегчением. Нажала клавишу магнитофона, вынула и положила перед собой на стол маленькую черную кассету.
— Что ты там делала, откуда магнитофон? — шепотом спросил Филип — Примерно через час, как вы заснули, она начала приходить в себя, — спокойно сказала Сара, — выходить из беспамятства или шока… Я заглянула справиться, как она, смотрю — дышит совсем иначе, как в обычном сне. И вдруг стала что-то говорить…
— Она, случалось, разговаривала во сне…
— Нет, не то… Не бессвязно, она говорила складно. Произносила какие-то слова, называла имена. Не просто так… Я вышла, купила магнитофон в магазинчике, который заприметила на углу, ну и кстати всякой снеди.
Филипу стало не по себе, он заерзал на стуле: как это можно записывать на магнитофон сонный лепет Хезер…
— Не знаю, — наконец решился он. — Не думаю, что… Нехорошо как-то… Зачем это?
— У нас нет выбора! — ответила Сара. — Мы потеряли ориентир, вдобавок, мне кажется, теряем время. А то, что знает она, нам может помочь. Очень!
Филип покачал головой.
— Так не годится! Хезер всего лишь невинная жертва. Всему виной ее податливая психика. Они заманили ее, и у нее произошел какой-то сдвиг.
— А по-моему, все иначе! — сказала Сара. — Тут не обычная сектантская методика, тут другое. Во-первых, что-то не слыхала, чтоб секты умыкали людей силой. Вспомните, как Хезер выкрали у вас в Нью-Йорке и потом в каких условиях держали ее в НСС! Нет, Филип, ваша знакомая представляет для «Десятого крестового» какой-то особый интерес. Она им зачем-то нужна. Я не успела вам сказать, Фримен практически подтвердил, что моего отца шантажировали. Сказал, что отец… что мой отец…
Голос ее сорвался, Сара умолкла.
Филип мягко взял ее за руку.
— Не надо…
Сара тряхнула головой, еле сдерживая слезы.
— Нет, нет, ничего… — стараясь овладеть собой, она набрала в грудь побольше воздуха. — Фримен сказал, что мой отец гомосексуалист, извращенец. Я не верю ему! Я знаю, что отец ему мешал. Может, и с Хезер нечто подобное? Ведь вы говорили, ее отец генерал?
— Да, Объединенный комитет начальников штабов, — кивнул Филип. — Возглавляет финансовую комиссию министерства обороны.
— А мой был сенатор, член десятка различных комиссий, в частности, сенатской — по исследованию возможностей налогообложения всякой околоцерковной деятельности. Что, если «Десятый крестовый» намерен использовать Хезер как средство воздействия на ее собственного отца?
— Это бред, чистейший бред! — пробормотал Филип. Ему нестерпимо захотелось курить, похлопал себя по карману рубахи.
— Я купила, — сказала Сара. Встала, подошла к сумкам на столике, вынула пачку сигарет и спички. Кинула на стол Филипу, снова села. «Честерфильд»! Филип закурил, глубоко затягиваясь, выпустил густое облачко дыма. Сара поморщилась.
— Вы прелесть! — сказал Филип, делая очередную затяжку.
— Не прелесть, а самоубийца! — фыркнула Сара. — Так на чем мы остановились?
— Я говорю, если верить вам, «Крестовый» простирает свой шантаж бог знает куда! Причем только и делает, что шантажирует.
— Добавьте к этому, ведет обработку высших политических кругов! Возомнили, раз их деяния осияны божественным словом, значит, им все дозволено. Ну а шантаж всего лишь средство к достижению цели.
— Но каково техническое оснащение! Ведь информация, которую они выслушивают, в большинстве своем пустой звук, если ее ни с чем не соотнести. Тут же требуется система перекрестного учета!
— А вы к Чарлзу Тодду загляните! Вот у кого вся техника.
— Это тот, вы говорили, что фонды выколачивает? Он работает на Билли Карстерса и организацию «Пробудись, Америка»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69