— заметила Светлова, которой и в самом деле все это было очень любопытно.
— Вообще наша шестьсот тридцать девятая школа, в которой я раньше училась, чудо демократии по сравнению с этим Милфилдом. Кто бы в нашей шестьсот тридцать девятой стал терпеть такие издевательства?
— Интересно.., расскажи…
— Ну, вы только представьте! Джинсы носить — ни в коем случае. Только на занятиях спортом. Позанималась — сразу переоденься… Футболки большие навыпуск или свитера безразмерные — ни за что нельзя! Поясочки, ремешочки — и чтобы в юбку или брюки все было заправлено.
В самом Милфилде, это городок очень маленький, облавы по барам регулярные. Хорошо, официанты нас любят, предупреждают. Ну, правда, и у них тоже неприятности будут, если застукают, что учащимся спиртное отпускают.
— Да, действительно! И вправду, какие-то ты рассказываешь ужасы. Просто ужасы капитализма — не иначе! — поддакнула Светлова разгорячившемуся ребенку.
— Представьте! За то, что я надела туфли на платформе, миссис Дэвиде посадила меня за обедом отдельно — за отдельный стол… Притом я должна была быть во всем белом. Белая юбка, белая блузка, даже колготки белые, чтобы все видели, что я наказана.
Самое-то жесткое, что потом, куда бы ни решил пойти учиться, везде еще до того, как тебя увидят, нужны письменные предварительные оценки твоих успехов преподавателями. Как они тебя оценивают. И если испортил с ними отношения, то, сами понимаете… Все довольно жестко. У нас в школе можно выступать, и это, в общем, никак не перекрывает в дальнейшем жизни, а там… Вот вам и демократия!
— Да.., а что же, белые колготки — это и есть самое серьезное наказание?
— Самое серьезное отчисление.
— Ну, это, наверное, за наркотики или…
— Самое тяжелое преступление для них не наркотики… Да и наркотики-то в Милфилде редкость.
— Интересно, что же может быть хуже их?
— Анорексия! Вот если в этом заподозрят какую-нибудь девочку — все! Вылетает в два счета!
— И что, бывали случаи?
— А то! — Настя вздохнула. — Одну нашу чуть не отчислили за это. Но она вовремя поняла, что ее заподозрили и могут выгнать, и сама попросила отца ее забрать.
Светловой хотелось еще порасспрашивать общительного ребенка, но Настя уже побежала упаковываться.
* * *
Дорога в Москву была такой же нудной, как и из нее. Слякоть, пробки…
Светлова снова думала о Петиных вайн-турах.
И о том, что девочка Настя, наверное, уже на пути в Шереметьево и славный уютный Милфилд, жизнь в котором, хоть ее и наряжают там насильно в белые колготки, она уже не променяет ни на какую другую.
Невольно напрашивался вопрос: а почему, собственно, она, Анна, должна колесить по этой непроглядной осенней хляби?
Полностью сосредоточиться на этих завистливых мыслях Светловой мешала какая-то вишневая «девятка», прилепившаяся сзади.
Ну, в общем, мало ли кругом таких «девяток»?!
Правда, эта была приметная: с тонированными стеклами. Такие любят представители криминалитета и власти.
В общем, «непрозрачная» часть общества.
Наверное, не случайно любят.
Недаром, например, по словам Петра, который знал об автомобилях все, выходило: «Ягуары», которые всегда были символом респектабельности, вообще категорически возбранялось выпускать с такими стеклами. Чтобы не портить имидж автомобиля. Состоятельному, респектабельному и честному — а это входит в понятие «респектабельность» — человеку нечего скрываться от окружающих.
Аня размышляла о «Ягуарах», а «девятка» между тем все не отставала.
И она вдруг поняла, что не отстает она уже довольно давно.
Теперь разрозненные кусочки мозаики соединялись в картинку. И Анна ясно припомнила: когда она ехала к Козловым, эта самая «девятка» с темными стеклами тоже ехала за ней, как приклеенная!
Сомнений не было: это слежка.
У пересечения с проспектом Мира всегда пробки, и Светлова намеренно поехала по Сущевскому Валу.
Когда машины плотно встали, Аня решительно вышла из машины и, подойдя к вишневой «девятке», резко открыла дверь.
То, что она увидела, менее всего было похоже на то, что она ожидала. А ожидала она чего угодно, но, как говорится, только не этого!
Из салона на нее с любопытством смотрели три чем-то родственно похожих друг на друга существа: женщина с рыжими растрепанными локонами, такой же рыжий ребенок и не менее рыжая собака.
— Вы что-то хотите от меня? — поборов изумление, поинтересовалась Светлова.
— Почему вы так решили?! — сделав фальшиво изумленное лицо, вопросом на вопрос ответила женщина в машине.
— Ну, вы просто уже минут сорок висите у меня на хвосте.
— Вы ошибаетесь.
— Хотим! — завопил ребенок. — Мы от вас хотим!
— И что же, интересно узнать?
— Хотим знать, где наш папа!
— Папа?! — Светлова опешила.
— Да, папа! — прогнусавил ребенок…
— А кто ваш папа?
— Наш папа Гоша!
Это был нокаут!
Кажется, вместо помощи Анна получила одни проблемы и изрядную головную боль. Мало того, что у ее сотрудника Ладушкина был ненормальный аппетит. И даже все их профессиональные попытки выстроить версии — это были вечная готовка и кормление.
Он еще вдобавок и чадолюбив?!
Вся эта рыжекудрая орава, кажется, с сегодняшнего дня Анин крест, который ей нести и нести.
— Понимаете, Гоша стал скрытен в последнее время! У него какая-то новая работа! Он вдруг уехал, не объяснив куда! Я поняла, что это как-то связано с вами!
— Следили за ним, что ли?
— Ну, немножко!
Аня хмыкнула — жена детектива агентства «Неверные супруги» явно осведомлена была о том, что следует делать, когда поведение мужа вызывает подозрение. Девиз бдительных жен: «Лучше переусердствовать, чем недоусердствовать».
— Ну и чего вы хотите от меня? — вздохнула Светлова.
— Хотим, чтобы вы нам все рассказали! Когда Гоша вернется? Чем занимается?..
— Попробую.
Светлова размышляла, как бы поэлегантнее увернуться от ответа на все эти вопросы Гошиного семейства…
Между тем ребенок Ладушкина захотел пить, собака Ладушкина захотела пи-пи, Генриетта, жена Ладушкина, вообще, кажется, находилась в состоянии постоянной активности. Она производила впечатление женщины, которая все время что-то хочет, а главное — желает быть в курсе всего, что происходит на свете. И все это одновременно… В конце каждой произнесенной фразы у этой женщины стоял восклицательный знак.
После пятнадцати минут общения с «рыжими»
Светлова уже чувствовала, что безмерно устала, — кстати, получалось, что в этом рыжем семействе Ладушкин был единственным брюнетом!
В общем, Аня, кажется, начала понимать, почему Ладушкин с такой охотой уезжал к Полоцухину на Север, в «нашу Лапландию»…
Не пора ли и ей вслед за секретным агентом?
Интересно, что «рыжие» подтвердили некоторые Анины жизненные наблюдения…
У каждого сверхкрутого молодца — можно и к гадалке не ходить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Вообще наша шестьсот тридцать девятая школа, в которой я раньше училась, чудо демократии по сравнению с этим Милфилдом. Кто бы в нашей шестьсот тридцать девятой стал терпеть такие издевательства?
— Интересно.., расскажи…
— Ну, вы только представьте! Джинсы носить — ни в коем случае. Только на занятиях спортом. Позанималась — сразу переоденься… Футболки большие навыпуск или свитера безразмерные — ни за что нельзя! Поясочки, ремешочки — и чтобы в юбку или брюки все было заправлено.
В самом Милфилде, это городок очень маленький, облавы по барам регулярные. Хорошо, официанты нас любят, предупреждают. Ну, правда, и у них тоже неприятности будут, если застукают, что учащимся спиртное отпускают.
— Да, действительно! И вправду, какие-то ты рассказываешь ужасы. Просто ужасы капитализма — не иначе! — поддакнула Светлова разгорячившемуся ребенку.
— Представьте! За то, что я надела туфли на платформе, миссис Дэвиде посадила меня за обедом отдельно — за отдельный стол… Притом я должна была быть во всем белом. Белая юбка, белая блузка, даже колготки белые, чтобы все видели, что я наказана.
Самое-то жесткое, что потом, куда бы ни решил пойти учиться, везде еще до того, как тебя увидят, нужны письменные предварительные оценки твоих успехов преподавателями. Как они тебя оценивают. И если испортил с ними отношения, то, сами понимаете… Все довольно жестко. У нас в школе можно выступать, и это, в общем, никак не перекрывает в дальнейшем жизни, а там… Вот вам и демократия!
— Да.., а что же, белые колготки — это и есть самое серьезное наказание?
— Самое серьезное отчисление.
— Ну, это, наверное, за наркотики или…
— Самое тяжелое преступление для них не наркотики… Да и наркотики-то в Милфилде редкость.
— Интересно, что же может быть хуже их?
— Анорексия! Вот если в этом заподозрят какую-нибудь девочку — все! Вылетает в два счета!
— И что, бывали случаи?
— А то! — Настя вздохнула. — Одну нашу чуть не отчислили за это. Но она вовремя поняла, что ее заподозрили и могут выгнать, и сама попросила отца ее забрать.
Светловой хотелось еще порасспрашивать общительного ребенка, но Настя уже побежала упаковываться.
* * *
Дорога в Москву была такой же нудной, как и из нее. Слякоть, пробки…
Светлова снова думала о Петиных вайн-турах.
И о том, что девочка Настя, наверное, уже на пути в Шереметьево и славный уютный Милфилд, жизнь в котором, хоть ее и наряжают там насильно в белые колготки, она уже не променяет ни на какую другую.
Невольно напрашивался вопрос: а почему, собственно, она, Анна, должна колесить по этой непроглядной осенней хляби?
Полностью сосредоточиться на этих завистливых мыслях Светловой мешала какая-то вишневая «девятка», прилепившаяся сзади.
Ну, в общем, мало ли кругом таких «девяток»?!
Правда, эта была приметная: с тонированными стеклами. Такие любят представители криминалитета и власти.
В общем, «непрозрачная» часть общества.
Наверное, не случайно любят.
Недаром, например, по словам Петра, который знал об автомобилях все, выходило: «Ягуары», которые всегда были символом респектабельности, вообще категорически возбранялось выпускать с такими стеклами. Чтобы не портить имидж автомобиля. Состоятельному, респектабельному и честному — а это входит в понятие «респектабельность» — человеку нечего скрываться от окружающих.
Аня размышляла о «Ягуарах», а «девятка» между тем все не отставала.
И она вдруг поняла, что не отстает она уже довольно давно.
Теперь разрозненные кусочки мозаики соединялись в картинку. И Анна ясно припомнила: когда она ехала к Козловым, эта самая «девятка» с темными стеклами тоже ехала за ней, как приклеенная!
Сомнений не было: это слежка.
У пересечения с проспектом Мира всегда пробки, и Светлова намеренно поехала по Сущевскому Валу.
Когда машины плотно встали, Аня решительно вышла из машины и, подойдя к вишневой «девятке», резко открыла дверь.
То, что она увидела, менее всего было похоже на то, что она ожидала. А ожидала она чего угодно, но, как говорится, только не этого!
Из салона на нее с любопытством смотрели три чем-то родственно похожих друг на друга существа: женщина с рыжими растрепанными локонами, такой же рыжий ребенок и не менее рыжая собака.
— Вы что-то хотите от меня? — поборов изумление, поинтересовалась Светлова.
— Почему вы так решили?! — сделав фальшиво изумленное лицо, вопросом на вопрос ответила женщина в машине.
— Ну, вы просто уже минут сорок висите у меня на хвосте.
— Вы ошибаетесь.
— Хотим! — завопил ребенок. — Мы от вас хотим!
— И что же, интересно узнать?
— Хотим знать, где наш папа!
— Папа?! — Светлова опешила.
— Да, папа! — прогнусавил ребенок…
— А кто ваш папа?
— Наш папа Гоша!
Это был нокаут!
Кажется, вместо помощи Анна получила одни проблемы и изрядную головную боль. Мало того, что у ее сотрудника Ладушкина был ненормальный аппетит. И даже все их профессиональные попытки выстроить версии — это были вечная готовка и кормление.
Он еще вдобавок и чадолюбив?!
Вся эта рыжекудрая орава, кажется, с сегодняшнего дня Анин крест, который ей нести и нести.
— Понимаете, Гоша стал скрытен в последнее время! У него какая-то новая работа! Он вдруг уехал, не объяснив куда! Я поняла, что это как-то связано с вами!
— Следили за ним, что ли?
— Ну, немножко!
Аня хмыкнула — жена детектива агентства «Неверные супруги» явно осведомлена была о том, что следует делать, когда поведение мужа вызывает подозрение. Девиз бдительных жен: «Лучше переусердствовать, чем недоусердствовать».
— Ну и чего вы хотите от меня? — вздохнула Светлова.
— Хотим, чтобы вы нам все рассказали! Когда Гоша вернется? Чем занимается?..
— Попробую.
Светлова размышляла, как бы поэлегантнее увернуться от ответа на все эти вопросы Гошиного семейства…
Между тем ребенок Ладушкина захотел пить, собака Ладушкина захотела пи-пи, Генриетта, жена Ладушкина, вообще, кажется, находилась в состоянии постоянной активности. Она производила впечатление женщины, которая все время что-то хочет, а главное — желает быть в курсе всего, что происходит на свете. И все это одновременно… В конце каждой произнесенной фразы у этой женщины стоял восклицательный знак.
После пятнадцати минут общения с «рыжими»
Светлова уже чувствовала, что безмерно устала, — кстати, получалось, что в этом рыжем семействе Ладушкин был единственным брюнетом!
В общем, Аня, кажется, начала понимать, почему Ладушкин с такой охотой уезжал к Полоцухину на Север, в «нашу Лапландию»…
Не пора ли и ей вслед за секретным агентом?
Интересно, что «рыжие» подтвердили некоторые Анины жизненные наблюдения…
У каждого сверхкрутого молодца — можно и к гадалке не ходить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72