Должно быть, будет лучше, если она будет думать что вы двое действительно мертвы. Иначе она сможет принять дополнительные предосторожности к тому, чтобы Звездный Флот уж точно не смог найти ее.
– Ты хочешь, чтобы мы рапортовали лично? – спросила Ухура.
– Я даже предполагать не хочу, на что может быть способно клингонское оружие Судного Дня, – сказал Сулу. – Их стандартное вооружение и так достаточно серьезно.
Он дотронулся до другой кнопки на пульте.
– Капитан – мостику.
Ответила офицер по науке.
– Мостик, капитан.
– Ложитесь на курс к Земле. Максимальная скорость. И держите коммуникационный штиль. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что мы летим, пока не прибудем.
Офицер по науке подтвердила его распоряжения.
– Конец связи.
– Так серьезно? – спросила Ухура.
– Так серьезно, – подтвердил Сулу. – Мы должны будем доставить это непосредственно адмиралу Эндроверу Дрейку.
– Адмиралу Эндроверу Дрейку? – с недоверчивым отвращением Чехов впился взглядом в Сулу.
Голос Сулу выдал, что он не был готов к такой реакции Чехова.
– Звездный Флот нуждался в новом главнокомандующем, чтобы сменить действующего руководителя, Картрайта.
Чехов подошел к пульту транспортера и прислонился к нему, чтобы не упасть. Это меняло все.
Необходимость замены адмирала Картрайта была вчерашней новостью. Благодаря Капитану Кирку и его команде Картрайт был арестован в лагере Хитомер. Он был участником заговора, чтобы повторно начать военные действия между Федерацией и Клингонской Империей.
После этого ареста Звездный Флот был потрясен до основания. Картрайт считался одним из самых способных лидеров. Чтобы кто-то с его репутацией и достижениями, повышением в должности до абсолютных полномочий, в то же самое время работал против всего, на чем основывалась Федерация и Звездный Флот, – это был гнетущий пример того, как далеко все еще может зайти человеческая природа. Двадцать третье столетие явно не было столь совершенно, как некоторые желали верить.
– Что это все значит? – Сулу спросил осторожно, очевидно стараясь не провоцировать Чехова снова.
Чехов тщательно подбирал слова.
– Дрейк не… тот, кто подходит для главнокомандующего. – Вот все, что он смог сказать.
Сулу в замешательстве нахмурил брови.
– Что ты такого знаешь, чего не знает Совет Федерации?
Но Чехов не ответил. Он не мог ответить.
Он боялся, что, несмотря на годы, что они провели на «Энтерпрайзе», между ним и Сулу возникла пропасть.
Чехов не мог распространяться о Дрейке, потому что Кирк взял с него клятву держать это в тайне.
А лояльность Чехова к Кирку была абсолютна.
Но Сулу теперь был капитаном звездолета.
Он был готов рисковать жизнями своих друзей, чтобы следовать распоряжениям до последней буквы. Кирк никогда не сделал бы этого.
Для Чехова это означало, что Сулу потерял способность думать самостоятельно, сомневаться в авторитетах. Что сделало его просто типом офицера, который слепо следует распоряжениям преступников, подобных адмиралу Дрейку.
Чехов ушел из комнаты транспортера, ничего больше не сказав.
Насколько он понимал, Сулу доверять больше нельзя.
Глава 9
Едва выделившись из луча транспортера, Кирк осознал, что проиграл. Опять. Он не привык к этому слову, он всегда сопротивлялся проигрышам. Мысль о том, что это, может быть, единственная его черта, которая никогда не изменится, успокаивала его.
Он провел ботинком по раскаленной пыли. Он вдыхал жару, слышал окружающую его тишину, чувствовал ее давление. Он едва поборол в себе желание схватить коммуникатор и запросить немедленную транспортировку обратно.
В голографическом эмуляторе окружающей среды он понял, что прошлое – не выход для него.
Найдя пристанище в объятиях Кэрол Маркус, он понял, что уют и забытье также не для него.
Его обязанности в Звездном Флоте были не многим более чем рутина – они наполняли его дни мелочами, которые он, в конечном счете, ни во что не ставил.
Его друзья знали его достаточно, чтобы поддержать в трудную минуту, но ни один из них не мог дать ему цели.
Поэтому он пришел сюда. И это была последняя остановка на его бесплодном пути. И опять его ждала лишь пустота. Он мог бы с тем же успехом ступить на выжженную почву чужого безжизненного мира. Но он был в Айове. На ферме. Той самой ферме, где он родился. Где отец впервые протянул руку к летнему небу и указал ему на звезды, среди которых он найдет свое главное предназначение.
Жестокая интуиция подсказывала Кирку, что он не принадлежал и к этому месту. Уже много лет, как не принадлежал. Не принадлежал он и ни к одному из встреченных им за долгие путешествия миров. Не было места, куда можно было бы вернуться в конце всего. У него не было дома.
Кирк глубоко вдохнул, прогоняя прошлое если не из сердца, то из головы. Он часто думал, что мог бы научить Спока кое-чему о сдерживании эмоций.
Он отстегнул отворот униформы в тщетной попытке спастись от жары. Он пошел к дому, пытаясь не вспоминать, как когда-то бежал к нему босиком, по колено в пыли или грязи, в зависимости от погоды.
Его сапоги глухо стучали по затертым деревянным ступеням крыльца. Он пытался не вспоминать, как однажды сломя голову примчался к этому крыльцу, на четвереньках взобравшись по ступеням в головокружительном восторге, а рядом мчался его брат Сэм – их отец только что вернулся из космоса.
Он приложил руку к кварцевому экрану замка парадной двери. Сканирующий механизм был вековой давности, да и остальная техника в доме была не менее древней. Но она работала.
Щелкнул замок. Кирк вошел в прихожую. Его шаги отдавались эхом. Дом был пуст, всю мебель уже давно раздали родственникам. Кирк улыбнулся. Трехсотлетнее эмишево кресло-качалка его матери теперь стояло в доме племянника Питера на Деневе. Могли ли подумать мастера, изготовившие кресло, что в итоге их творение окажется в сотнях световых лет от места создания?
Кирк огляделся. В старом доме стояла неестественная тишина. Он думал о своей работе, своем деле. Если он оставит Звездный Флот, у него не будет и этого.
Лучи летнего солнца заливали комнату светом. Он опять попытался отмахнуться от воспоминаний о тех летних днях, когда дом жил надеждой и обещаниями. Он поднялся наверх, в свою комнату, которая оказалась гораздо меньше, чем он ее помнил. На двери сохранились зарубки, которые делал его старший брат, отмеряя рост маленького Кирка. Кирк провел по ним пальцами, вспоминая, как Сэм вырезал их перочинным ножом. Каждая новая отметка встречала протест со стороны родителей, но Джордж Кирк так никогда и не стер их. Его отец знал. Он знал, что воспоминания – это зарубки на жизненном пути. Надо знать откуда ты, только тогда можно понять, куда ты идешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73