И всегда будет мало, — тут же отрезал он.
— Ты хочешь сказать, что я должна бросить работу, бросить дом, забыть о своих корнях, и все это — ради тебя? Ты невыносимый эгоист! — с дрожью в голосе упрекнула она.
— Не заставляй меня прибегать к жестким мерам, Сара. — Он остановил на ней сердитый взгляд золотистых глаз, в которых не было и намека на теплоту. — Не заставляй меня делать шаги, о которых мы оба в будущем можем пожалеть. Я хочу, чтобы Бену и Джилли было хорошо. У меня нет ни малейшего желания лишать их матери или лишать тебя детей. То есть ты и я… мы должны найти компромисс.
Ей вдруг стало плохо.
— Я не люблю компромиссы.
Он внимательно на нее взглянул.
— Мне тоже еще никогда не приходилось идти на компромиссы. Мне бы и сейчас этого не хотелось, но другого выхода я не вижу.
— Ты хоть подумал о том, что ты делаешь!
В ее дрожащем голосе были слышны нотки отчаяния.
— Я знал… — возразил он очень мягко, — мне кажется, я знал, что я сделаю, уже в тот первый вечер, но я боролся с собой. Сегодня я уснул только под утро. Все вспоминал нашу прошлую жизнь. Мы были очень молоды, es verdad? Я хотел от тебя слишком многого, а дал тебе слишком мало. К тому же… — он протянул было к ней руки, но передумал, — я не могу любить человека, который не любит меня.
— Бога ради, перестань! — Сара потеряла терпение и уже больше собой не владела. — Какого черта, ты думаешь, я столько времени с тобой бы маялась, если бы не любила тебя? Чего ты хотел? Расписки кровью? Не спрашивай почему, но я с ума по тебе сходила! Когда ты ушел, мне казалось, что я потеряла все!
— Сара… — тяжело выдохнул он.
С трудом переведя дыханье, она взглянула на него снизу вверх. На его лице сверкала, как алмаз под лучами солнца, обворожительная улыбка, которая притягивала ее, словно магнит. Вздрогнув, Сара тут же постаралась взять себя в руки и показала иголки, как еж, чувствующий опасность:
— Тебе, пожалуй, пора. А то еще Сюзанна бросится тебя разыскивать с собаками!
— Ты все еще думаешь, будто я с ней сплю?
Она с удовольствием отметила, что улыбка исчезла с его лица.
— То, что я думаю, не имеет никакого отношения к совместному времяпровождению в постели, — сказала она кисло.
— Этим я тоже не занимаюсь, — спокойно ответил он.
— Никогда?
На его высоких скулах заиграл легкий румянец.
— Было… один раз, очень давно.
Она почувствовала себя так, словно в нее швырял ножи человек, совсем не умеющий это делать. Холодная сталь вряд ли причинила бы ей больше боли.
— Пока мы были вместе? — беспомощно спросила она.
Напряжение не покидало его.
— У меня нет желания говорить об этом, Сара.
— А я-то думала, что ты пойдешь резать правду-матку и взвалишь всю вину на черта! Не разочаровывай меня!
— De acuerdo, — резко сказал он. — Это случилось после того, как мы разошлись, после того, как я получил от твоего адвоката бумаги о разводе…
В душе у нее зарождалась ядовитая ненависть. И боль. Почему его не разразил гром? Почему на него не обрушилась кара Господня? Почему он не исчез навеки из ее памяти, чтобы больше никогда не причинять ей боли?
— Я был очень пьян и очень расстроен, — хрипло произнес он. — Мы скорее были друзьями, чем любовниками. Ты хотела развода, Сара. Не суди меня за это.
— Я осудила тебя пять лет назад и не вижу причин, почему я должна менять свое мнение.
Она храбро задрала подбородок вверх, хотя внутри у нее все оборвалось.
— Муж Сюзанны, Эдуарде, тоже живет у меня. Их ребенок лежит в одной из самых известных клиник Лондона. Он очень серьезно болен, ему сделали операцию, и сейчас он поправляется. Я предложил им пожить у меня, пока они в Лондоне.
Сара и глазом не моргнула, будто ее это вовсе не интересовало, — она все еще ненавидела его с такой силой, что не понимала, как это он не пал замертво у ее ног. Входная дверь мягко стукнула, и она с облегчением вздохнула, хотя и знала, что ей предстоит еще одна бессонная ночь.
На следующее утро она подала заявление об уходе с работы. Начальник отдела кадров нахмурился, но ничего не сказал. С ее уходом компания, естественно, не обанкротится. Но Сара ценила свою работу, и теперь ей было горько сознавать, что через несколько месяцев ей вряд ли удастся найти столь же хорошее место. Но что делать? Нельзя допустить, чтобы Рафаэль затеял дело в суде. Будет слишком много разговоров, особенно когда начнут всплывать новые факты. Нельзя позволить, чтобы ее имя трепали в суде. Благодаря отцу она провела почти два месяца в больнице для душевнобольных. Кто поверит, что ее упрятали туда без малейших на то оснований? Она все еще надеялась, что они смогут уладить свои разногласия и без суда. Отцовство может скоро наскучить Рафаэлю. Джилли и Бен временами очень надоедливы. Где они будут жить в Испании? В доме его бабушки? Это его сильно стеснит. Рафаэль не любит, чтобы его беспокоили, когда он рисует, а дети будут постоянно вертеться у него под ногами. Терпение же не числилось среди его добродетелей. Да и как он представлял себе их совместную жизнь после всего, что между ними произошло? Одно дело — высокопарно заявлять о желании быть все время с детьми, другое — воспитывать их изо дня в день, отказавшись от неограниченной свободы. Что ж, она готова пожертвовать несколькими неделями своей жизни, только бы он сам во всем убедился.
Когда она приехала в детский сад, Рафаэль был уже там и разговаривал, стоя на ступеньках, с воспитателем. Джилли цеплялась за одну его руку, Бен за другую.
— Джилли… Бен… — Сара нетерпеливо протянула к ним руки.
— Мы прощаемся с папой.
Бен не двинулся с места с озорным выражением лица. Джилли отвернулась, делая вид, что не замечает ее.
Рафаэль выпустил их руки и спустился по ступенькам.
— Маму надо слушать.
Бен посмотрел на него и упрямо пробормотал:
— Не буду.
Джилли тоже дернула головкой.
— И я не буду.
Сара, затаив дыханье, ожидала, что вот-вот раздастся львиный рык, но неожиданно для нее Рафаэль легко присел на корточки около детей и спросил:
— А почему?
Губки Джилли, воженные в розовый бутончик, дрогнули.
— Папа Пита Тейта улетел на самолете и больше не вернулся.
Бен чертил что-то на земле носком кроссовки, пытаясь скрыть страх за маской безразличия.
— Папы все время так делают… — пробормотал он.
— Обещаю, что я такого не сделаю. — Рафаэль небрежно снял золотые часы с руки. — Скоро вы прилетите ко мне в Испанию, и мы будем жить вместе. А пока присмотрите-ка за моими часами, ладно?
Глаза у него блестели. Сара отвернулась, пытаясь проглотить ком в горле. Рафаэль был sol у sombra — солнце и тень. Она полюбила его за теплоту и отзывчивость. Но по своей наивности не сразу сообразила, что в глубине души он был натурой сложной и неукротимой. А когда поняла, было слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Ты хочешь сказать, что я должна бросить работу, бросить дом, забыть о своих корнях, и все это — ради тебя? Ты невыносимый эгоист! — с дрожью в голосе упрекнула она.
— Не заставляй меня прибегать к жестким мерам, Сара. — Он остановил на ней сердитый взгляд золотистых глаз, в которых не было и намека на теплоту. — Не заставляй меня делать шаги, о которых мы оба в будущем можем пожалеть. Я хочу, чтобы Бену и Джилли было хорошо. У меня нет ни малейшего желания лишать их матери или лишать тебя детей. То есть ты и я… мы должны найти компромисс.
Ей вдруг стало плохо.
— Я не люблю компромиссы.
Он внимательно на нее взглянул.
— Мне тоже еще никогда не приходилось идти на компромиссы. Мне бы и сейчас этого не хотелось, но другого выхода я не вижу.
— Ты хоть подумал о том, что ты делаешь!
В ее дрожащем голосе были слышны нотки отчаяния.
— Я знал… — возразил он очень мягко, — мне кажется, я знал, что я сделаю, уже в тот первый вечер, но я боролся с собой. Сегодня я уснул только под утро. Все вспоминал нашу прошлую жизнь. Мы были очень молоды, es verdad? Я хотел от тебя слишком многого, а дал тебе слишком мало. К тому же… — он протянул было к ней руки, но передумал, — я не могу любить человека, который не любит меня.
— Бога ради, перестань! — Сара потеряла терпение и уже больше собой не владела. — Какого черта, ты думаешь, я столько времени с тобой бы маялась, если бы не любила тебя? Чего ты хотел? Расписки кровью? Не спрашивай почему, но я с ума по тебе сходила! Когда ты ушел, мне казалось, что я потеряла все!
— Сара… — тяжело выдохнул он.
С трудом переведя дыханье, она взглянула на него снизу вверх. На его лице сверкала, как алмаз под лучами солнца, обворожительная улыбка, которая притягивала ее, словно магнит. Вздрогнув, Сара тут же постаралась взять себя в руки и показала иголки, как еж, чувствующий опасность:
— Тебе, пожалуй, пора. А то еще Сюзанна бросится тебя разыскивать с собаками!
— Ты все еще думаешь, будто я с ней сплю?
Она с удовольствием отметила, что улыбка исчезла с его лица.
— То, что я думаю, не имеет никакого отношения к совместному времяпровождению в постели, — сказала она кисло.
— Этим я тоже не занимаюсь, — спокойно ответил он.
— Никогда?
На его высоких скулах заиграл легкий румянец.
— Было… один раз, очень давно.
Она почувствовала себя так, словно в нее швырял ножи человек, совсем не умеющий это делать. Холодная сталь вряд ли причинила бы ей больше боли.
— Пока мы были вместе? — беспомощно спросила она.
Напряжение не покидало его.
— У меня нет желания говорить об этом, Сара.
— А я-то думала, что ты пойдешь резать правду-матку и взвалишь всю вину на черта! Не разочаровывай меня!
— De acuerdo, — резко сказал он. — Это случилось после того, как мы разошлись, после того, как я получил от твоего адвоката бумаги о разводе…
В душе у нее зарождалась ядовитая ненависть. И боль. Почему его не разразил гром? Почему на него не обрушилась кара Господня? Почему он не исчез навеки из ее памяти, чтобы больше никогда не причинять ей боли?
— Я был очень пьян и очень расстроен, — хрипло произнес он. — Мы скорее были друзьями, чем любовниками. Ты хотела развода, Сара. Не суди меня за это.
— Я осудила тебя пять лет назад и не вижу причин, почему я должна менять свое мнение.
Она храбро задрала подбородок вверх, хотя внутри у нее все оборвалось.
— Муж Сюзанны, Эдуарде, тоже живет у меня. Их ребенок лежит в одной из самых известных клиник Лондона. Он очень серьезно болен, ему сделали операцию, и сейчас он поправляется. Я предложил им пожить у меня, пока они в Лондоне.
Сара и глазом не моргнула, будто ее это вовсе не интересовало, — она все еще ненавидела его с такой силой, что не понимала, как это он не пал замертво у ее ног. Входная дверь мягко стукнула, и она с облегчением вздохнула, хотя и знала, что ей предстоит еще одна бессонная ночь.
На следующее утро она подала заявление об уходе с работы. Начальник отдела кадров нахмурился, но ничего не сказал. С ее уходом компания, естественно, не обанкротится. Но Сара ценила свою работу, и теперь ей было горько сознавать, что через несколько месяцев ей вряд ли удастся найти столь же хорошее место. Но что делать? Нельзя допустить, чтобы Рафаэль затеял дело в суде. Будет слишком много разговоров, особенно когда начнут всплывать новые факты. Нельзя позволить, чтобы ее имя трепали в суде. Благодаря отцу она провела почти два месяца в больнице для душевнобольных. Кто поверит, что ее упрятали туда без малейших на то оснований? Она все еще надеялась, что они смогут уладить свои разногласия и без суда. Отцовство может скоро наскучить Рафаэлю. Джилли и Бен временами очень надоедливы. Где они будут жить в Испании? В доме его бабушки? Это его сильно стеснит. Рафаэль не любит, чтобы его беспокоили, когда он рисует, а дети будут постоянно вертеться у него под ногами. Терпение же не числилось среди его добродетелей. Да и как он представлял себе их совместную жизнь после всего, что между ними произошло? Одно дело — высокопарно заявлять о желании быть все время с детьми, другое — воспитывать их изо дня в день, отказавшись от неограниченной свободы. Что ж, она готова пожертвовать несколькими неделями своей жизни, только бы он сам во всем убедился.
Когда она приехала в детский сад, Рафаэль был уже там и разговаривал, стоя на ступеньках, с воспитателем. Джилли цеплялась за одну его руку, Бен за другую.
— Джилли… Бен… — Сара нетерпеливо протянула к ним руки.
— Мы прощаемся с папой.
Бен не двинулся с места с озорным выражением лица. Джилли отвернулась, делая вид, что не замечает ее.
Рафаэль выпустил их руки и спустился по ступенькам.
— Маму надо слушать.
Бен посмотрел на него и упрямо пробормотал:
— Не буду.
Джилли тоже дернула головкой.
— И я не буду.
Сара, затаив дыханье, ожидала, что вот-вот раздастся львиный рык, но неожиданно для нее Рафаэль легко присел на корточки около детей и спросил:
— А почему?
Губки Джилли, воженные в розовый бутончик, дрогнули.
— Папа Пита Тейта улетел на самолете и больше не вернулся.
Бен чертил что-то на земле носком кроссовки, пытаясь скрыть страх за маской безразличия.
— Папы все время так делают… — пробормотал он.
— Обещаю, что я такого не сделаю. — Рафаэль небрежно снял золотые часы с руки. — Скоро вы прилетите ко мне в Испанию, и мы будем жить вместе. А пока присмотрите-ка за моими часами, ладно?
Глаза у него блестели. Сара отвернулась, пытаясь проглотить ком в горле. Рафаэль был sol у sombra — солнце и тень. Она полюбила его за теплоту и отзывчивость. Но по своей наивности не сразу сообразила, что в глубине души он был натурой сложной и неукротимой. А когда поняла, было слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47