Нет, не стоит благодарности. У меня широкая натура, но такого тяжелого случая, как ваш, я давно не встречал. Ну да ладно. Как же отсюда выбраться? Кажется, вот эта стена слева, что еще держится, и есть дверь, да?
Он повернулся к ней спиной и нагнулся, чтобы выйти. Лучшего приглашения Мэгги не требовалось. Тщательно прицелившись сапогом в дюйме от мишени, она резко разогнула колено и выпихнула его из двери.
Сэм приземлился на корточки, упершись рукой в землю. Потом быстро выпрямился и гневно посмотрел на нее.
— Ваши родственнички-барыги…
— Бутлегеры!
— ..Видимо, не научили вас хорошим манерам. Вам следовало всего лишь попросить меня уйти.
Мэгги закрыла глаза, стиснула зубы, сжала кулаки, собрала всю решимость.
— Так уйдите. Я лично возмещу вам до цента арендную плату, чтобы вы только убрались отсюда в другое место до конца вашего отпуска.
Глава 5
Стало смеркаться, полил дождь, зависая над рекой серым атласным занавесом. Мэгги едва успела набросить на поленницу пленку и прижать ее камнями, чтобы не унесло ветром. Битый день она просидела в мастерской, корпя над чайкой, принуждая себя сосредоточиться на плавном изгибе дерева и не думать о том, что произошло утром, а теперь была готова запустить чертову деревяшку в огонь. Чем усердней она трудилась, тем сильнее птица смахивала на цыпленка-переростка с уродливо огромным клювом.
Измученная и раздраженная, Мэгги кинулась на кухню и принялась рыться в запасах продуктов в поисках чего-нибудь вкусного, желательно шоколада и желательно побольше. Прежде чем включить свет, она бросила взгляд в окно. Дождь унялся, и на горизонте обнажилась узкая блеклая полоска, заката, на фоне которой четко проступал силуэт Башни. Лишь в одном из окон горел свет, из трубы не выбивалось ни единого облачка.
— Спеси-то, спеси! — взорвалась она. — А у самого мозгов не хватает печку в дождь растопить. Или хоть спасти от дождя дрова. А вывеска-то! И тебе четырехцилиндровый «ровер», и гардероб из банановой республики, и бьющая в нос самцовость. Небось какой-нибудь клерк, у которого представления о шикарной жизни ограничиваются манерой эффектно пить пиво из банки.
Мэгги с размаху грохнула на плиту чугунную сковороду. Почему бы не побаловать себя соленой кефалью? Однажды она обмолвилась, что эта рыба ей нравится, и теперь старый покерный приятель деда при каждом удобном случае приносил ей столько, что хватило бы накормить полк. Запах рыбы приятным не назовешь, но весь дом и так уже благоухал кипящей на плите листовой капустой. Первый обед, предложенный ей в этом доме, состоял из соленой кефали, капусты и дедовского крепчайшего кофе — все это было сервировано в мятой-перемятой алюминиевой посуде. Капуста была от души сдобрена уксусом и жгучим перцем. К ней были поданы кукурузные клецки, клейкие и тяжелые, как сырой цемент.
Она тогда дочиста опустошила тарелку, а после не спала всю ночь, мучаясь животом. Зато дед сиял от гордости. Если бы мать была при ней, ничего подобного не произошло бы, но мать так никогда и не смирилась с Дунканским перешейком. В год замужества она посетила Джубала Дункана — его сын тогда только начинал финансовую карьеру — и, наверное, рисовала в воображении шикарный курорт типа Лонг-Айленда. Этого визита оказалось достаточно, чтобы одно упоминание о Перешейке повергало ее в дрожь, но — надо отдать ей должное — она не стала чинить препятствий, когда Макгаффи Дункан пожелал познакомить их единственное дитя с родной деревней.
Жир в сковороде дымился, и Мэгги, подхватив ее чапельником, отодвинула на более холодную часть плитки, а потом потянулась прикрыть заслонку. До чего же она стала рассеянной в последнее время. Это прискорбно, когда готовишь на дровяной печке и пользуешься электроинструментами. Но ее рассеянность была вполне понятна: не успела она уладить обычные для конца сезона проблемы с угоревшими постояльцами, как начались досадные телефонные звонки. А потом — развешанная по деревьям туалетная бумага и надпись на двери.
— А тут еще этот, — в сердцах буркнула она, швыряя филе в жир. Ведь уже было успокоилась, решила, что способна справиться с любой напастью, и — на тебе, явился. Не успела она уверить себя в том, что эмоции и инстинкт не заглушают в ней более голос разума, как обнаружилось, что владеть собой ей труднее, чем когда-либо.
Когда она была подростком, отец подтрунивал над ее сентиментальной привычкой плакать на парадах и прятаться под одеялом с фонариком и любовным романом. Позднее он подшучивал над ней, когда она, повинуясь интуиции, покупала акции, а после обосновывала свой выбор расчетами и исследованиями, несмотря на то что чутье почти никогда ее не подводило.
Но ни инстинкт, ни интеллект не уберегли ее от ужасной ошибки, которую она совершила, выйдя замуж за Карлайла.
И, черт побери, говорила она себе, тыча вилкой в шипящее филе, не нужно большого ума, чтобы понять: связываться с Сэмом Кенеди нельзя. Она не могла объяснить почему, так же как никогда не знала, что подсказывало ей решение, когда она, проводя пальцем по списку, останавливалась на каких-нибудь акциях и знала, что через год они удвоятся в цене. В нем было что-то такое, что задевало ее за живое, и, чем скорее он уедет, тем лучше для нее.
Мэгги погрузилась в задумчивость, и перед ее глазами возникали то седые кудри и искривленный рот, то серые перья и кривой клюв чайки; она и не заметила, как выросла целая гора перченых и обвалянных в муке кусков рыбного филе. Этого еще не хватало! Она собиралась поджарить пару кусочков, а теперь придется всю неделю питаться рыбой.
Рыбное филе напомнило о Джубале, что всегда поднимало ей настроение. Он любил повторять, что мотовство до добра не доводит. Что блестяще подтверждал собственным примером: Мэгги удивлялась, сколько можно прожить на фунте капустных листьев и пятидесятифунтовом мешке фасоли. При том, что лишних денег никогда не было, он умудрился отдать сыновей в колледж и выучиться сам — заслуга немалая.
Воспоминания о деде прогнали все прочие мысли, и Мэгги, уворачиваясь от брызг горячего жира, стреляющих из сковороды с рыбой, уже напевала себе под нос какой-то мотивчик. И в этот самый миг постучал Сэм. Не дожидаясь, пока она откроет, он просунул голову в дверь, и все теплые ностальгические думы моментально улетучились при виде его мокрой ухмыляющейся физиономии.
— Привет. Ужасно не хотелось вас беспокоить, но мои дрова, кажется, совсем промокли, — сказал он так, словно они расстались лучшими друзьями. — Можно призанять у вас поленце-другое, а то суп нечем разогреть?
Зря Мэгги надеялась, что сбросила Сэма Кенеди со счетов. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы повергнуть ее в полное смятение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Он повернулся к ней спиной и нагнулся, чтобы выйти. Лучшего приглашения Мэгги не требовалось. Тщательно прицелившись сапогом в дюйме от мишени, она резко разогнула колено и выпихнула его из двери.
Сэм приземлился на корточки, упершись рукой в землю. Потом быстро выпрямился и гневно посмотрел на нее.
— Ваши родственнички-барыги…
— Бутлегеры!
— ..Видимо, не научили вас хорошим манерам. Вам следовало всего лишь попросить меня уйти.
Мэгги закрыла глаза, стиснула зубы, сжала кулаки, собрала всю решимость.
— Так уйдите. Я лично возмещу вам до цента арендную плату, чтобы вы только убрались отсюда в другое место до конца вашего отпуска.
Глава 5
Стало смеркаться, полил дождь, зависая над рекой серым атласным занавесом. Мэгги едва успела набросить на поленницу пленку и прижать ее камнями, чтобы не унесло ветром. Битый день она просидела в мастерской, корпя над чайкой, принуждая себя сосредоточиться на плавном изгибе дерева и не думать о том, что произошло утром, а теперь была готова запустить чертову деревяшку в огонь. Чем усердней она трудилась, тем сильнее птица смахивала на цыпленка-переростка с уродливо огромным клювом.
Измученная и раздраженная, Мэгги кинулась на кухню и принялась рыться в запасах продуктов в поисках чего-нибудь вкусного, желательно шоколада и желательно побольше. Прежде чем включить свет, она бросила взгляд в окно. Дождь унялся, и на горизонте обнажилась узкая блеклая полоска, заката, на фоне которой четко проступал силуэт Башни. Лишь в одном из окон горел свет, из трубы не выбивалось ни единого облачка.
— Спеси-то, спеси! — взорвалась она. — А у самого мозгов не хватает печку в дождь растопить. Или хоть спасти от дождя дрова. А вывеска-то! И тебе четырехцилиндровый «ровер», и гардероб из банановой республики, и бьющая в нос самцовость. Небось какой-нибудь клерк, у которого представления о шикарной жизни ограничиваются манерой эффектно пить пиво из банки.
Мэгги с размаху грохнула на плиту чугунную сковороду. Почему бы не побаловать себя соленой кефалью? Однажды она обмолвилась, что эта рыба ей нравится, и теперь старый покерный приятель деда при каждом удобном случае приносил ей столько, что хватило бы накормить полк. Запах рыбы приятным не назовешь, но весь дом и так уже благоухал кипящей на плите листовой капустой. Первый обед, предложенный ей в этом доме, состоял из соленой кефали, капусты и дедовского крепчайшего кофе — все это было сервировано в мятой-перемятой алюминиевой посуде. Капуста была от души сдобрена уксусом и жгучим перцем. К ней были поданы кукурузные клецки, клейкие и тяжелые, как сырой цемент.
Она тогда дочиста опустошила тарелку, а после не спала всю ночь, мучаясь животом. Зато дед сиял от гордости. Если бы мать была при ней, ничего подобного не произошло бы, но мать так никогда и не смирилась с Дунканским перешейком. В год замужества она посетила Джубала Дункана — его сын тогда только начинал финансовую карьеру — и, наверное, рисовала в воображении шикарный курорт типа Лонг-Айленда. Этого визита оказалось достаточно, чтобы одно упоминание о Перешейке повергало ее в дрожь, но — надо отдать ей должное — она не стала чинить препятствий, когда Макгаффи Дункан пожелал познакомить их единственное дитя с родной деревней.
Жир в сковороде дымился, и Мэгги, подхватив ее чапельником, отодвинула на более холодную часть плитки, а потом потянулась прикрыть заслонку. До чего же она стала рассеянной в последнее время. Это прискорбно, когда готовишь на дровяной печке и пользуешься электроинструментами. Но ее рассеянность была вполне понятна: не успела она уладить обычные для конца сезона проблемы с угоревшими постояльцами, как начались досадные телефонные звонки. А потом — развешанная по деревьям туалетная бумага и надпись на двери.
— А тут еще этот, — в сердцах буркнула она, швыряя филе в жир. Ведь уже было успокоилась, решила, что способна справиться с любой напастью, и — на тебе, явился. Не успела она уверить себя в том, что эмоции и инстинкт не заглушают в ней более голос разума, как обнаружилось, что владеть собой ей труднее, чем когда-либо.
Когда она была подростком, отец подтрунивал над ее сентиментальной привычкой плакать на парадах и прятаться под одеялом с фонариком и любовным романом. Позднее он подшучивал над ней, когда она, повинуясь интуиции, покупала акции, а после обосновывала свой выбор расчетами и исследованиями, несмотря на то что чутье почти никогда ее не подводило.
Но ни инстинкт, ни интеллект не уберегли ее от ужасной ошибки, которую она совершила, выйдя замуж за Карлайла.
И, черт побери, говорила она себе, тыча вилкой в шипящее филе, не нужно большого ума, чтобы понять: связываться с Сэмом Кенеди нельзя. Она не могла объяснить почему, так же как никогда не знала, что подсказывало ей решение, когда она, проводя пальцем по списку, останавливалась на каких-нибудь акциях и знала, что через год они удвоятся в цене. В нем было что-то такое, что задевало ее за живое, и, чем скорее он уедет, тем лучше для нее.
Мэгги погрузилась в задумчивость, и перед ее глазами возникали то седые кудри и искривленный рот, то серые перья и кривой клюв чайки; она и не заметила, как выросла целая гора перченых и обвалянных в муке кусков рыбного филе. Этого еще не хватало! Она собиралась поджарить пару кусочков, а теперь придется всю неделю питаться рыбой.
Рыбное филе напомнило о Джубале, что всегда поднимало ей настроение. Он любил повторять, что мотовство до добра не доводит. Что блестяще подтверждал собственным примером: Мэгги удивлялась, сколько можно прожить на фунте капустных листьев и пятидесятифунтовом мешке фасоли. При том, что лишних денег никогда не было, он умудрился отдать сыновей в колледж и выучиться сам — заслуга немалая.
Воспоминания о деде прогнали все прочие мысли, и Мэгги, уворачиваясь от брызг горячего жира, стреляющих из сковороды с рыбой, уже напевала себе под нос какой-то мотивчик. И в этот самый миг постучал Сэм. Не дожидаясь, пока она откроет, он просунул голову в дверь, и все теплые ностальгические думы моментально улетучились при виде его мокрой ухмыляющейся физиономии.
— Привет. Ужасно не хотелось вас беспокоить, но мои дрова, кажется, совсем промокли, — сказал он так, словно они расстались лучшими друзьями. — Можно призанять у вас поленце-другое, а то суп нечем разогреть?
Зря Мэгги надеялась, что сбросила Сэма Кенеди со счетов. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы повергнуть ее в полное смятение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41