— Что ты собираешься жарить, бифштекс?
— Нет, не такое светское блюдо. — Она развернула четырехдюймового подлещика, которого поймала дядиной удочкой.
— Вижу, мне придется здорово поработать, если я захочу поесть. Неудивительно, что ты такая тощая. — Он окинул взглядом ее стройное тело. Маленькие бугорки ее спелой груди отчетливо вырисовывались под розовой тенниской, которую она сегодня надела к умопомрачительным гавайским шортам, найденным на гвоздике возле двери.
— Это называется «стройная», — сообщила она ему надменным тоном, приняв позу фотомодели, но глаза ее блестели от радости, что он снова здесь.
— Какая разница, — проворчал он, обхватывая ее за талию своими длинными натруженными руками. — Если бросить тебя за борт, даже круги не пойдут.
Она со смехом замолотила кулачками по его плечам, борясь со странным ощущением удушья, которое охватывало ее всякий раз, как он к ней прикасался.
— Помнится, ты всегда был кругленький, как и твои милашки, — сказала она, переводя дыхание. — Кстати, а что стало с той грудастой брюнеточкой, которая все время визжала: «Ой, Бенджи!»?
— Я женился на ней.
Челис безвольно уронила руки и со страдальческой гримасой умоляюще взглянула в глубокие карие глаза Бенджамина.
— О Боже, прости мне мой язык!
— Да брось. Теперь я хочу наловить себе ужин, а значит, сидеть сложа руки не придется. Кстати, мне сдается, что в это время дня не повредит и пропустить по маленькой, а?
Челис стерла цветочную пыльцу со стола во дворе и вынесла бумажные тарелки, салфетки и пластмассовые ножи. Она терпеть не могла пить вино из пластмассовых чашек, но ничего лучшего у нее сейчас не было. Когда пламя исчезло и пышущие жаром угли начали остывать, она спустилась к озеру, где Бенджамин удил рыбу нахлыстом, и увидела, что он уже вытащил трех окуней дюймов по двенадцать каждый.
— А жена не будет тебя ждать?
— Мы с Джин развелись несколько лет назад.
Взмахнув складным бамбуковым удилищем, он забросил мушку под нависшую над водой ветку и стал осторожно подергивать леску. Мгновенно вода на поверхности забурлила и началось сражение. Челис села на землю и стала восхищенно смотреть, с каким терпением и мастерством Бенджамин вываживает старого и сильного большеротого окуня. Иногда ей казалось, что тонкое, как прут, удилище вот-вот сломается под бешеным напором, но в конце концов Бенджамин сумел подхватить рыбину сачком и вытащил крючок из окостеневшей губы.
— Ты хорошо боролся, старина, и заслужил свободу. — Он швырнул окуня обратно в воду, и Челис в изумлении покачала головой.
— Столько хлопот — и ты его отпускаешь? Он отвязал леску и положил удилище на плечо.
— В рыбной ловле главное не результат, а процесс. Для меня удовольствие в том, чтобы перехитрить рыбу, предложив ей соблазнительную приманку в нужное время и в нужном месте. А после этого, — он пожал широкими плечами, — я всегда выбрасываю тех, кто мне не нужен… или не нравится. — Из-под густых бровей он бросил на нее загадочный взгляд, и Челис только усилием воли подавила ощущение, что они говорили не о рыбе.
Напряжение спало. Улыбнувшись, он показал ей кукан с тремя окунями поменьше, и Челис вновь охватило чувство, что Бенджамин По стал даже более привлекательным, чем был много лет назад. Волосы цвета красного дерева были по-прежнему густыми, хотя слегка подернулись сединой и потому особенно резко контрастировали с вечно загорелой кожей. Нос был все так же гордо вздернут, а полная нижняя губа под более строгой верхней вызывала у нее такие же сладострастные мысли, как в те дни, когда она подсматривала за ним и его подружками, а потом шла домой и мечтала о нем.
— А второй раз ты не женился? — Слова невольно сорвались с ее языка, и она поморщилась от своей бестактности. В обществе она обычно не допускала таких оплошностей, но мысль о том, что Бенджамин женат, почему-то пристала к ней как репей.
— Нет. Я стараюсь не повторять своих ошибок. В тот раз я усвоил, что не очень-то разбираюсь в женщинах. И с тех пор не иду дальше случайных встреч. — Он швырнул улов на доску, приколоченную к сосне, и потянулся за ножом для чистки. — А ты? Все еще без мужа? Я тогда думал, что тебе не терпится самой испробовать всех тех запретных удовольствий, ведь ты тратила столько сил, чтобы взглянуть на них хоть одним глазком. Хотя, — сдержанно добавил он, — сейчас для этого брак необязателен.
Она опустилась на нос стоявшего рядом ялика и стала смотреть, как он чистит рыбу, непроизвольно поглаживая свою атласную ногу, которой опиралась на планшир.
— Никаких сил я не тратила, и, можешь успокоиться, я ни разу не видела по-настоящему того, что ты называешь запретными удовольствиями!
Повернув к ней голову, он улыбнулся, но она едва заметила это, ибо не сводила глаз с его рук. Они были длинные, сильные, красивой формы и на удивление хорошо — для фермера — ухоженные.
— Я с удовольствием устроил бы для тебя персональный показ, — поддразнил он, кладя отдельно жирные молоки.
— Нет, спасибо, — уничтожающе ответила она. — Куда больше меня волнует ужин.
Как ни странно, это было правдой. Все-таки аппетит ее явно улучшился, хотя голова по-прежнему была в тумане, а когда он временами рассеивался, одолевали не особенно приятные мысли.
— Сама не знаешь, от чего ты отказываешься, — не отставал он.
— Охотно верю.
У нее заурчало в животе, и она засмеялась, разряжая накалившуюся было обстановку.
Рыба оказалась вкусной. Стемнело, и они вместе сидели за столом и ели жаркое руками, запивая теплым вином.
Челис вздохнула, облизывая свои липкие пальцы, в то время как мириады насекомых и лягушек начали свой оглушительный концерт.
— А я-то думала, что Нью-Йорк шумный.
— Шум бывает разный.
— Ты, конечно, предпочитаешь деревенский.
— А ты нет?
Концерт прекратился так же внезапно, как начался, и они вслушивались в ночь, затаив дыхание, пока наконец одинокая лягушка не завела снова свою песнь.
— Пожалуй, нет, — сухо пробормотала она. — В Нью-Йорке меня ждет моя работа.
Почти беззвучно (она уже привыкла к этому) Бенджамин встал, собрал тарелки с объедками и отнес их к помойной яме.
— Пойдем, пора сполоснуть… — мягко позвал он.
— Что?
У них не было даже сковороды.
— Себя сполоснуть, — донеслось до нее из-под стаскиваемой через голову рубашки.
— Ты шутишь!
— А ты что, собралась баламутить воду у самого берега? Не раздумывай, ныряй. Или, может, спрячешься в кустах и опять будешь за мной подглядывать?
— Ты чокнутый! — Она перекинула ногу через скамью и встала. Бенджамин уже стаскивал брюки, и она с облегчением увидела, что в этот раз он надел короткие темные плавки. — У меня нет купальника.
— По-твоему, это меня когда-нибудь смущало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37