— Ты заработал кучу неприятностей, парень. Вы со своей шатией вот уже где у меня сидите. Завалили тут все пивными банками и бутылками.
Мокрая нога мужчины была покрыта грубыми волосами, и Челис надеялась, что из-за этого он не ощутит нежности ее атласной кожи. Свои права она докажет как-нибудь в другой раз. Теперь ей хотелось только одного: закрыться в машине и на рекордной скорости пронестись семь миль до дома дяди Леонарда. Ведь он предупреждал ее о подобных посетителях, но она была уверена, что сумеет защитить себя сама. Извиваясь в безжалостных тисках, она прорычала как можно грубее:
— Да ухожу я, ухожу.
Слава Богу, в домике темно, хоть глаз выколи. Только бы нашарить сумочку с ключами, на остальное барахло плевать!
Она почувствовала жар его тела и быстро отскочила в сторону. Вот стул, где она оставила большую сумку. Однако вместо стула ее рука наткнулась на его твердое тело, и она отпрыгнула назад, при этом больно ударившись ногой об одну из скамеек.
Она вскрикнула от боли, и в тот же миг ее опять схватили мужские руки. Совсем рядом она ощутила его близость, свежий аромат чистой озерной воды смешивался с каким-то неприятным мускусным запахом.
— А ты, парень, худоват, — проворчал незнакомец, растягивая слова и с ноткой удивления в голосе. Скользнув по ее рукам, его пальцы легко обхватили тонкие кисти. Она всегда была стройной, и это считалось когда-то немалым достоинством. Но в последние месяцы она не могла толком ни есть, ни спать, так что теперь стала тощая, как пугало.
Она попыталась было освободиться, но он держал крепко.
— Ну уж нет. Сейчас зажжем свет и поглядим, что за птица угодила в наши силки, — растянул он слова.
— Не надо!
— Это еще почему? — Он разжал одну руку и, судя по шуму, стал обшаривать стол. Сколько она себя помнила, там всегда стояла жестянка со спичками, и мужчина, очевидно, это знал.
— Ну, пожалуйста, — взмолилась она. — Я не, сделаю ничего плохого, я сейчас уйду. Только вот найду сумочку.
Едва она успела произнести это слово, как он насторожился.
— Какую еще сумочку?
— Мои ключи! Я только…
Но было уже поздно. Щелкнула пластмассовая крышка старой банки из-под кофе, вспыхнула деревянная спичка, и в нос ей ударил серный запах. Прикрывая ладонью маленькое пламя, незнакомец установил свечу, и вскоре кружок желтоватого света увеличился настолько, что Челис смогла разглядеть мокрое мужское тело, на котором не было ни клочка одежды.
Она резко отвернулась и со стоном закрыла лицо руками, но перед этим успела заметить грозно сведенные черные брови под копной спутанных темных, с серебристыми нитями волос. Ей бросились в глаза грубые угловатые черты лица, плотно сжатые губы и широченная заросшая грудь.
Пламя замигало, потом снова разгорелось. Он вполголоса чертыхнулся, заглушая ее стон, развернул ее лицом к себе и отстранил, чтобы лучше видеть. Бешеные глаза в упор рассматривали глубокие впадины под выдающимися скулами, растрепанные волосы, спадавшие на плечи. Затем они спустились вниз по ее болезненно-щуплому телу в тонкой розовой тенниске и плавочках-бикини, в которых она спала.
— Кто ты, черт побери? — В его голосе снова послышалось раздражение. Даже в полутьме она чувствовала, что он не сводит с нее глаз. Повеяло чем-то старым, полузабытым.
Челис молча потрясла головой. Бояться она, как ни странно, почти перестала, хотя положение ее было не из приятных.
— Слушай, — выговорила она наконец. — Я ведь никакого вреда не делаю. Просто… просто дело в том, что эта земля — моя. — Это было недалеко от истины. — Так что тебе, наверное, лучше…
— Черта с два она твоя!
— А чья же еще, черт возьми! — не выдержали ее напряженные нервы. — А вот ты здесь по какому праву? — Она стала вырываться: его пальцы стиснули ей запястье, как наручники. — Эта земля давным-давно принадлежит моей семье, и если ты сию же минуту отсюда не уберешься, то я…
— Кто ты такая? — проскрежетал он. Ее глаза уже освоились с тусклым светом. Блеск его зрачков исчез, когда он прищурился, пристально всматриваясь в ее лицо. Она же узнала его сразу, как только перевела изумленный взгляд вниз, на стройное мускулистое тело, на широкую грудь, поросшую густыми волосами.
Он, очевидно, тоже ее узнал, потому что заговорил прежде, чем она успела открыть рот.
— Тебя… ты одна из ребятишек Кеньонов. Еще такая тощая была. Каролина? Шарлотта?
Она не смогла сдержать истеричного смеха: напряжение спало, и она вспомнила о том, как в последний раз видела этого человека. Одежды тогда на нем было не больше, чем теперь.
— Хотел бы я знать, какого черта ты так веселишься? — проворчал он. Ослабевшие пальцы выпустили ее руку, и она от хохота согнулась пополам.
— Это же ты, — задыхаясь, проговорила она, — ты, Бенджамин! Я бы узнала тебя из тысячи. — И, не в силах больше ничего сказать, она закатилась снова.
Сердито что-то бормоча, великан отвернулся и задул свечу.
— Видно, возраст тебя нисколько не исправил.
— Да, пожалуй, — согласилась она, кое-как успокаиваясь. Смех наконец перестал ее душить, и она начала осторожно отступать, пока ноги не коснулись края койки. Она опустилась на нее и сказала:
— Ты ведь Бенджамин По?
— Кажется, ты хвалилась, что узнала бы меня из тысячи.
Он говорил слегка недовольным тоном, но не стоило его за это судить. Если только он помнил те давние времена, когда долговязая проказница с тростниковой удочкой шныряла по лесам, чтобы подсмотреть, как подросток Бенджамин и его подружка плещутся в озере нагишом, то ясно, что она не могла внушить ему особой к себе симпатии.
— У тебя тут есть полотенце?
— Конечно. Подожди минутку, сейчас найду. — Голос еще звенел неугасшим смехом. В последнее время ее эмоции были как доска-качалка: смех и слезы помещались на разных ее концах и часто переходили друг в друга.
— Буду крайне признателен, — сказал Бенджамин с подчеркнутой учтивостью.
— Где твоя одежда?
— На улице, на скамейке. Мне казалось, я прошлым летом оставил здесь полотенце.
— В нем устроила гнездо мышь. На вот, будь моим гостем. — Она отдала ему одно из двух привезенных с собой полотенец.
— Честное слово, я понятия не имел, что здесь живешь ты, — сухо заметил он. — А то бы и близко не подошел.
Он стал вытираться; Челис чувствовала все его движения. Она словно отброшена в те времена, когда все было таким простым, и ей это нравилось.
— Ты ведь знаешь, что голым я тебя видела чаще, чем одетым? По меньшей мере раз в неделю вы с Эвери ходили сюда купаться нагишом. И не всегда одни.
— А вы, конечно, каждый раз шмыгали в кусты и подглядывали. На нас как бы лежала обязанность вас развлекать, а при случае и научить кое-чему. Ты вообще была молодая да ранняя.
— Вовсе я не подглядывала, — запротестовала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37