Иск был предъявлен фабриканту, завладевшему громадными массивами земли и ворочавшему миллионами. Наследники предъявили претензии, означавшие для него потерю почти всей недвижимости или по крайней мере трёх её четвертей. Фабрикант давно уже проиграл бы дело, если бы не сумел вовремя прибрать к рукам адвокатов, выступавших на стороне истцов, если бы ему не удавалось подкупать секретарей судов, умудрявшихся выкрасть из дела тот или иной документ, и если бы, опять-таки с помощью денег, ему не удавалось выставлять целую вереницу лжесвидетелей.
И вот теперь он столкнулся с Мазхаром. Прожжённый делец полагал, что сумеет приручить и этого адвоката, как было с его предшественниками. Он подослал к Мазхару своих людей. Но им ничего не удалось добиться.
Неподкупность адвоката озадачила фабриканта. Он впервые видел человека, который отвернулся от больших денег. Это было просто непостижимо!
Жале, знавшая обо всём этом, восхищалась благородством и честностью Мазхара, и, быть может, чувство гордости за него ещё более усилило её привязанность. Была и другая причина.
Однажды после обеда Жале заглянула в контору и увидела Халдуна. Мазхар ещё не вернулся из суда, а секретарь куда-то ненадолго вышел, и мальчик был один. Он с восхищением рассматривал красивую нарядную тётю. Потрепав по щеке смутившегося мальчугана, Жале спросила:
– Папы нет, дитя моё?
– Нет, ханым-эфенди, – серьёзно ответил Халдун.
– А ты не знаешь, куда он ушёл?
– Знаю. В суд.
– О, я вижу ты смышлёный мальчик.
Халдун покраснел от удовольствия и отвёл глаза. Жале сделала вид, будто не знает его имени:
– Как же тебя зовут?
Он поднял глаза и гордо сказал:
– Халдун!
– А сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Как же так?
– Мама знает. А я нет.
Жале вдруг почувствовала, как сострадание к мальчику обожгло её сердце. Стараясь подавить внезапное смятение, она непринуждённо сказала:
– Тогда спроси у неё. Каждый человек должен знать, сколько ему лет.
Лицо Халдуна вытянулось. Глядя на неё в упор своими светло-голубыми глазами, он проговорил:
– У меня больше нет мамы!
– Как это нет?
– Моя мама бросила меня и уехала. Она стала дурной женщиной.
«Так вот что внушает ему Хаджер-ханым», – с болью подумала Жале. Она подняла мальчика на руки и прижала его к себе. Халдун разрыдался.
– Это тебе бабушка сказала?
– Откуда вы знаете? – удивился он.
Жале не отвечала и только гладила его по голове.
В тот вечер она заговорила с Мазхаром о Халдуне. Как же можно так воспитывать ребёнка? Это ни на что не похоже! Если ей когда-нибудь доведётся жить в его доме, она сумеет поставить Хаджер-ханым на своё место!
14
Раннее морозное утро. Всё вокруг окутано фиолетовой дымкой. В половине седьмого послышался гудок табачной фабрики «Джибали».
Матушка Алие, сгорбленная старушка со сморщенным лицом и заострённым подбородком, на котором во все стороны смешно торчали седые волоски, торопливо собиралась на работу. Она готова была выйти из дому, но вдруг остановилась у постели спавшей племянницы и жадно уставилась на её белую руку. Она глядела и не могла оторвать глаз от этой руки, на которой, переливаясь, сверкал крупный бриллиант.
– Матушка Алие, мы опаздываем! – раздались с улицы голоса её товарок.
Старушка вздрогнула и, накинув на плечи ветхую шаль, тихо выскользнула за дверь.
Она жила в деревянном двухэтажном домике, который, казалось, вот-вот рухнет. Все балки давно сгнили, кровля совсем покосилась. В этом жалком домике, разделённом на клетушки – по четыре на каждом этаже, – ютилось немало рабочего люда: прядильщицы, чулочницы, трикотажницы.
На протяжении многих лет дом не ремонтировался ни разу. Никто не помнил, чтобы к нему прикасались руки плотников, штукатуров или маляров. Достаточно было небольшого подземного толчка или сильной бури, и судьба домика была бы решена.
Об этом хорошо знали все его обитатели, но им некуда было деться.
Матушка Алие шла в толпе работниц, спешивших на фабрику.
– С тех пор как приехала твоя племянница, ты совсем и не думаешь о работе, – сказала Фирдес.
Другие женщины были того же мнения.
– Может, племянница привезла тебе кучу денег? – ехидно спросила одна их них.
– Не иначе! Ведь она жена солидного человека, адвоката! – вставила другая.
– Матушка Алие! А почему же столько лет она о тебе не вспоминала?
Вопросы сыпались со всех сторон. Но матушка Алие была настолько поглощена своими мыслями, что даже не слыхала голосов товарок.
«Если, – думала старушка, – к весне адвокат не возьмёт племянницу назад, я уговорю её продать перстень. Ну что в нём проку? Болтается на пальце без всякой пользы! Вот если получить за него деньги да пустить их в дело… Разве плохо, например, скажу я ей, купить несколько чулочных машин?..»
Годы тяжёлого труда согнули матушку Алие почти пополам. Во рту у неё не осталось ни одного зуба. Жизнь обошлась с ней не слишком ласково. И она не собиралась давать племяннице поблажки. Кабы у Назан не было перстня, матушка Алие, видит аллах, сдержала бы клятву и не пустила бы её на порог своего дома. Многие годы все соседи слышали, как она проклинала племянницу. И как же они были поражены, когда Назан появилась в Сулеймание! Они могли бы поручиться, что незваной гостье покажут на дверь…
Однако всё вышло совсем не так, как они предполагали. Хотя старуха и встретила её очень холодно, но скоро лёд растаял. Она простила Назан.
Люди ломали голову, пытаясь объяснить причину такой перемены.
– Почему же столько лет она не вспоминала о тебе, матушка Алие? – в который раз спрашивала её Фирдес.
Матушка Алие продолжала отмалчиваться. Но женщины не унимались, и в конце концов она сказала:
– Да куда же ей было деваться? Бедняжка осталась совсем одна. Ведь я вам уже говорила, муж не дал ей ничего, кроме маленького чемоданчика…
– Пусть она не морочит тебе голову, – сказала чулочница Зелиха. – Как же так, ей дали развод от трёх до девяти лет, и вдруг она приехала с пустыми руками? Быть того не может!
– Ох-хо-хо! Издали и барабан – музыка…
– И то правда! От лихой родни и недобрых соседей и аллах не убережёт!
– Верно!
Женщины поднялись по булыжной мостовой к площади Бейязит. Теперь их путь лежал вдоль университетской стены. Неожиданный порыв ледяного ветра рванул платки и накидки. Женщины немного замешкались, но – дело было привычное – закутались поплотнее и двинулись дальше. Когда они пересекли площадь и вышли на шоссе, ведущее к Чаршыкапы, ветер немного стих.
– Я слыхала, что свекровь у неё была лютая, – возобновила разговор одна из женщин.
– Назан по-другому рассказывает. Свекровь будто очень её жалела, когда всё это случилось. Но я думаю, что дело было не так, – вздохнула матушка Алие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82