Она говорила, что еще в Петербурге я помогал вносить этот зонтик в вагон, но я абсолютно этого не помнил.
Какое-то время я отсыпался. Потом выполз за порог арендованной квартиры, выпил пива, прогулялся по ялтинскому бульвару.
Вон там мы десять лет назад сидели в уличном кафе. Вот тут на второй день по приезде познакомились с двумя смешливыми крымчанками. У девушек были крашеные шевелюрки и круглые сисечки…
Теперь все было иным: мне уже исполнилось двадцать девять, а Мыльник к этому времени уже умер.
8
Я жил своей жизнью. А он своей. Мне казалось, что наши жизни здорово отличаются.
Медленно, но верно я становился лучшим газетным репортером северной столицы. Из карьерных соображений иногда мне приходилось нацеплять галстук, но я знал: тылы прикрыты. В окраинных купчинских гетто живет мой друг, свободный настолько, что даже не слышал о такой штуке, как карьера.
Он был тем, кем я мог стать: live fast, die young. Но, к счастью, не стал. Я был уверен, что иду в гору, а он сползает вниз. Мне было приятно, что этот парень был стопроцентный панк, и еще приятнее — что панк все-таки он, а не я.
Мой друг жил как жилось. И в то время я думал, что, может быть, мне тоже стоит жить именно так. Если бы в то время мне рассказали, будто на свете бывает какая-то еще жизнь, то я рассмеялся бы и не поверил, что действительно бывает.
И все-таки его жизнь мне не нравилась. Жить как живется — в этом мне виделся какой-то подвох. Я пил не меньше, чем он. Может быть, даже больше. Но я пил дорогие напитки и делал это в компании светских львов. Я верил, что разница между нами существенна. Чем дальше, тем сильнее я боялся стать точно таким же, как мой друг. Виделись мы редко. Последний раз — месяца за два до того, как он умер.
9
Получилось так, что я заночевал в чужой квартире, которая располагалась всего за пару кварталов от мыльниковской, и, проснувшись с утра, подумал: почему бы не зайти к старому другу?
Как и положено, сперва я постучал в окно и только потом позвонил в дверь. Не открывал он долго. Я начал думать, что, может быть, мне отказано в посещении. Но оказалось, что Мыльник просто спал.
— О! Привет! Деньги есть?
Я прошел не разуваясь, дошагал до кресла и закурил. Кресла, как и десять лет назад, стояли друг против друга. Только «The Cure» Мыльник давно уже не слушал.
— Деньги, говорю, есть?
— Нет.
— Совсем нет?
У меня действительно не было денег. Накануне я напился за чужой счет и теперь даже до метро мне предстояло идти пешком.
— Совсем нет.
— Повторяю последний раз: совсем-совсем?
Может, все-таки есть?
Я порылся в карманах. В карманах брякала мелочь. В общей сложности меньше четверти доллара.
— Вот. Это все.
— Ха! А ты говоришь, нету! Ща все будет!
Отобрав у меня мелочь, Мыльник исчез. Я успел выкурить еще сигарету. Вернулся он с бутылкой из-под «Фанты» и парой молодых людей: юношей и девушкой.
Девушка была дико косоглазая. Чтобы понять, в какую именно сторону она смотрит, мне приходилось серьезно напрягаться. Девушка вымыла всем по стакану.
— Что это?
— Ты не в курсе? Это «Льдинка».
— Это пьют?
— Еще как пьют! Отличный напиток!
Тощий мыльниковский собутыльник рассказал, что вообще-то напиток предназначен для мытья то ли окон, то ли автомобилей. Но за два подъезда отсюда живет дядя Гурам, который в промышленных масштабах разбавляет «Льдинку» водой и фасует в такие вот бутылочки.
— Слушайте, вы серьезно? Станете это пить?
— А ты не станешь?
— Разумеется, нет.
— Хорошо. Не пей. А мы выпьем. Правда, Наташа?
Косоглазая Наташа кивнула. Она-то, конечно, выпьет. Дядя Гурам разбавляет жидкость в нужных пропорциях. Он заботится о клиентуре и никогда не забывает капнуть в бутылочку немного уксуса, снижающего риск ослепнуть от первого же глотка. Так что почему бы не выпить?
В качестве закуски тощий принес с собой сладкий болгарский перчик. Его разрубили на восемнадцать частей и вечеринка началась.
10
Раз в десять минут Наташа начинала вращать непослушными глазными яблоками и спрашивала у молодых людей, который час.
— Десять.
— Десять вечера?
— Десять утра.
— Понятно. Выпьем еще?
— Выпьем!
— А теперь сколько времени?
— А теперь семь минут одиннадцатого.
— Вечера?
— Утра.
— Понятно. Выпьем еще?
После первой бутылочки на столе возникло еще несколько. Наверное, мелочь завалялась не только в моих карманах.
К чему скрывать? Я тоже выпил немного «Льдинки». Я утешал себя тем, что настоящий репортер должен попробовать все на свете.
В комнате бубнил телевизор. На время рекламных пауз все замолкали и таращились в экран. Один раз Мыльник с ненавистью проговорил:
— Суки! Уже запрограммировали! Мне уже хочется купить этот порошок «Bi-Max»!
В бутылке плавали белые волокна. Мыльник сказал, что это вата. Дядя Гурам фильтрует напиток через ватные тампоны.
— Сколько времени?
— Пол-одиннадцатого.
— Вечера?
— Утра.
Я спросил у девушки, в чем причина? Почему она так интересуется временем?
— Боюсь пропустить.
— Пропустить что?
— Пропустить, когда будет восемь.
— Восемь чего?
— Восемь вечера.
— А что произойдет в восемь вечера?
— У меня важная встреча.
Тощего парня звали Гомер. Узнав об этом, я порадовался: какие все-таки образованные в Купчино панки! А оказалось, что в виду имелся не автор «Илиады», а персонаж мультфильма про Симпсонов.
У Гомера были длинные пальцы с красивыми ногтями. Под ногтями чернела жирная грязь. Он рассказывал, как недавно ходил на дискотеку в соседний микрорайон и там незнакомый пидор угостил его вкусной свининой.
— Пидор?
— Ну да. Гибкий такой. Как глиста. Говорит: хочешь, я тебе, дружище, мяса куплю?
— А ты?
— Поел. Чего не поесть?
Наташе Гомер приходился мужем. Они сидели на диване, плотно прижавшись друг к другу, и со стороны выглядели как большой и указательный пальцы на ноге. Насчет важной встречи Гомер все мне объяснил:
— В соседнем микрорайоне азербайджанцы открыли ларек. Наташка договорилась в восемь вечера подойти и сделать тамошним обезьянам оральный секс. Азербайджанцы обещали заплатить. Так что пока можно пить и не париться: вечером деньги будут.
— А вдруг они обманут? Не заплатят?
— Заплатят. Куда денутся? Если не заплатят, я им ларек сожгу.
Восьми вечера пара не дождалась: исчезла раньше. Не знаю, заплатили ли им азербайджанцы. Я в восемь вечера уже ехал куда-то на такси.
Я сидел впереди, рядом с водителем. Мыльник и еще один растатуированный купчинский орангутанг сидели сзади и громко (так, чтобы было слышно водителю) общались.
— Зря ты того таксиста зарезал.
— Думаешь, зря?
— Конечно! Отнял бы бабки, ткнул бы ножом… Ну, глаза бы вырезал. А убивать-то зачем?
— Ну, может, действительно зря.
— Сегодня-то топор взял?
— Конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Какое-то время я отсыпался. Потом выполз за порог арендованной квартиры, выпил пива, прогулялся по ялтинскому бульвару.
Вон там мы десять лет назад сидели в уличном кафе. Вот тут на второй день по приезде познакомились с двумя смешливыми крымчанками. У девушек были крашеные шевелюрки и круглые сисечки…
Теперь все было иным: мне уже исполнилось двадцать девять, а Мыльник к этому времени уже умер.
8
Я жил своей жизнью. А он своей. Мне казалось, что наши жизни здорово отличаются.
Медленно, но верно я становился лучшим газетным репортером северной столицы. Из карьерных соображений иногда мне приходилось нацеплять галстук, но я знал: тылы прикрыты. В окраинных купчинских гетто живет мой друг, свободный настолько, что даже не слышал о такой штуке, как карьера.
Он был тем, кем я мог стать: live fast, die young. Но, к счастью, не стал. Я был уверен, что иду в гору, а он сползает вниз. Мне было приятно, что этот парень был стопроцентный панк, и еще приятнее — что панк все-таки он, а не я.
Мой друг жил как жилось. И в то время я думал, что, может быть, мне тоже стоит жить именно так. Если бы в то время мне рассказали, будто на свете бывает какая-то еще жизнь, то я рассмеялся бы и не поверил, что действительно бывает.
И все-таки его жизнь мне не нравилась. Жить как живется — в этом мне виделся какой-то подвох. Я пил не меньше, чем он. Может быть, даже больше. Но я пил дорогие напитки и делал это в компании светских львов. Я верил, что разница между нами существенна. Чем дальше, тем сильнее я боялся стать точно таким же, как мой друг. Виделись мы редко. Последний раз — месяца за два до того, как он умер.
9
Получилось так, что я заночевал в чужой квартире, которая располагалась всего за пару кварталов от мыльниковской, и, проснувшись с утра, подумал: почему бы не зайти к старому другу?
Как и положено, сперва я постучал в окно и только потом позвонил в дверь. Не открывал он долго. Я начал думать, что, может быть, мне отказано в посещении. Но оказалось, что Мыльник просто спал.
— О! Привет! Деньги есть?
Я прошел не разуваясь, дошагал до кресла и закурил. Кресла, как и десять лет назад, стояли друг против друга. Только «The Cure» Мыльник давно уже не слушал.
— Деньги, говорю, есть?
— Нет.
— Совсем нет?
У меня действительно не было денег. Накануне я напился за чужой счет и теперь даже до метро мне предстояло идти пешком.
— Совсем нет.
— Повторяю последний раз: совсем-совсем?
Может, все-таки есть?
Я порылся в карманах. В карманах брякала мелочь. В общей сложности меньше четверти доллара.
— Вот. Это все.
— Ха! А ты говоришь, нету! Ща все будет!
Отобрав у меня мелочь, Мыльник исчез. Я успел выкурить еще сигарету. Вернулся он с бутылкой из-под «Фанты» и парой молодых людей: юношей и девушкой.
Девушка была дико косоглазая. Чтобы понять, в какую именно сторону она смотрит, мне приходилось серьезно напрягаться. Девушка вымыла всем по стакану.
— Что это?
— Ты не в курсе? Это «Льдинка».
— Это пьют?
— Еще как пьют! Отличный напиток!
Тощий мыльниковский собутыльник рассказал, что вообще-то напиток предназначен для мытья то ли окон, то ли автомобилей. Но за два подъезда отсюда живет дядя Гурам, который в промышленных масштабах разбавляет «Льдинку» водой и фасует в такие вот бутылочки.
— Слушайте, вы серьезно? Станете это пить?
— А ты не станешь?
— Разумеется, нет.
— Хорошо. Не пей. А мы выпьем. Правда, Наташа?
Косоглазая Наташа кивнула. Она-то, конечно, выпьет. Дядя Гурам разбавляет жидкость в нужных пропорциях. Он заботится о клиентуре и никогда не забывает капнуть в бутылочку немного уксуса, снижающего риск ослепнуть от первого же глотка. Так что почему бы не выпить?
В качестве закуски тощий принес с собой сладкий болгарский перчик. Его разрубили на восемнадцать частей и вечеринка началась.
10
Раз в десять минут Наташа начинала вращать непослушными глазными яблоками и спрашивала у молодых людей, который час.
— Десять.
— Десять вечера?
— Десять утра.
— Понятно. Выпьем еще?
— Выпьем!
— А теперь сколько времени?
— А теперь семь минут одиннадцатого.
— Вечера?
— Утра.
— Понятно. Выпьем еще?
После первой бутылочки на столе возникло еще несколько. Наверное, мелочь завалялась не только в моих карманах.
К чему скрывать? Я тоже выпил немного «Льдинки». Я утешал себя тем, что настоящий репортер должен попробовать все на свете.
В комнате бубнил телевизор. На время рекламных пауз все замолкали и таращились в экран. Один раз Мыльник с ненавистью проговорил:
— Суки! Уже запрограммировали! Мне уже хочется купить этот порошок «Bi-Max»!
В бутылке плавали белые волокна. Мыльник сказал, что это вата. Дядя Гурам фильтрует напиток через ватные тампоны.
— Сколько времени?
— Пол-одиннадцатого.
— Вечера?
— Утра.
Я спросил у девушки, в чем причина? Почему она так интересуется временем?
— Боюсь пропустить.
— Пропустить что?
— Пропустить, когда будет восемь.
— Восемь чего?
— Восемь вечера.
— А что произойдет в восемь вечера?
— У меня важная встреча.
Тощего парня звали Гомер. Узнав об этом, я порадовался: какие все-таки образованные в Купчино панки! А оказалось, что в виду имелся не автор «Илиады», а персонаж мультфильма про Симпсонов.
У Гомера были длинные пальцы с красивыми ногтями. Под ногтями чернела жирная грязь. Он рассказывал, как недавно ходил на дискотеку в соседний микрорайон и там незнакомый пидор угостил его вкусной свининой.
— Пидор?
— Ну да. Гибкий такой. Как глиста. Говорит: хочешь, я тебе, дружище, мяса куплю?
— А ты?
— Поел. Чего не поесть?
Наташе Гомер приходился мужем. Они сидели на диване, плотно прижавшись друг к другу, и со стороны выглядели как большой и указательный пальцы на ноге. Насчет важной встречи Гомер все мне объяснил:
— В соседнем микрорайоне азербайджанцы открыли ларек. Наташка договорилась в восемь вечера подойти и сделать тамошним обезьянам оральный секс. Азербайджанцы обещали заплатить. Так что пока можно пить и не париться: вечером деньги будут.
— А вдруг они обманут? Не заплатят?
— Заплатят. Куда денутся? Если не заплатят, я им ларек сожгу.
Восьми вечера пара не дождалась: исчезла раньше. Не знаю, заплатили ли им азербайджанцы. Я в восемь вечера уже ехал куда-то на такси.
Я сидел впереди, рядом с водителем. Мыльник и еще один растатуированный купчинский орангутанг сидели сзади и громко (так, чтобы было слышно водителю) общались.
— Зря ты того таксиста зарезал.
— Думаешь, зря?
— Конечно! Отнял бы бабки, ткнул бы ножом… Ну, глаза бы вырезал. А убивать-то зачем?
— Ну, может, действительно зря.
— Сегодня-то топор взял?
— Конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37