Жертв от удара штурмовиков у зенитчиков нет.
Итак, произошел недопустимый случай необдуманного и скоропалительного решения командира Смягчающим обстоятельством было то, что жертв все же не было. Предстояло всех летчиков везти к маршалу Жукову. Приказал к рассвету подготовить автобус, легковую машину и выехать в штаб фронта Дивизия штурмовиков находилась на крайнем правом фланге, а штаб фронта был в центре, до него часа четыре езды.
Перед отправлением я еще раз посмотрел на летчиков. Они явились все при орденах, в боевой форме, с пистолетами. Командир полка так распорядился. У меня мелькнула мысль: ведь мне приказано их арестовать, доставить в штаб, чтобы судить, а я их везу к командующему при всем параде, с оружием. Но туг же подумал, что не собираюсь отдавать их под суд. Я буду докладывать командующему фронтом, что они виновны, их наказать следует, но не судить. И решил привезти летчиков в полной боевой форме. А они в таком снаряжении еще внушительнее выглядели, один другому под стать.
Подъехали мы к дому, где находился маршал Жуков, уже часам к одиннадцати. Я пошел доложить ему и глянул из окна во двор: стоят там шестеро штурмовиков, четверо — сопровождавшие их истребители, командиры полка и дивизии — всего двенадцать человек. Как-то тяжело на душе стало. Но надо идти в приемную. Спросил у адъютанта:
— У себя ли маршал?
— Да, — ответил адъютант, — ждет вашего приезда. Значит, ему донесли, что я выехал с летчиками. Тут подошел ко мне начальник охраны и поинтересовался:
— Почему привезли офицеров с оружием?
— А как же летчикам на фронте без пистолетов? Ведь война еще не закончилась, — ответил я.
— Но ведь вы знаете, по какому поводу командующий фронтом вызвал их? — не успокаивался тот.
— Конечно, знаю.
— Значит, надо отобрать пистолеты.
— Я разоружать летчиков не буду. Если вы считаете нужным, отбирайте.
— Нет, вы дайте команду, — настаивал комендант.
Я повторил, что разоружать не буду. Они же не кисейные барышни, а боевые летчики. И идут к своему командующему.
Мне кажется, Жуков слышал этот разговор. Захожу к нему. Поздоровались.
— Садись. Докладывай, — сказал он. Я ему все подробно рассказал. Он выслушал, не мешая, изредка задавал вопросы для уточнения. Потом спросил:
— Что ты думаешь с ними делать?
— Товарищ маршал, я думаю, что их нужно строго наказать, а под суд не отдавать, пусть воюют.
— Как строго наказать?
— Пусть воюют. Пусть искупят свою вину в бою. Но не представлять их к наградам… Боевые ребята.
Он ответил, что это слабое наказание. Слабо наказать — значит поощрить безответственность.
— Это очень серьезное наказание для них, тем более что вы издадите приказ, чтобы не награждать, — не согласился я.
— А командира? — спросил Г. К. Жуков.
— И командира, который вел, так же наказать. Всех одинаково. Их ведь и сбивают всех одинаково.
— Нет, мы командиров награждаем выше, чем рядовых, с командиров и спрос больше, — сказал Жуков. — А ты как думал?
— Товарищ командующий! Такие прекрасные летчики, ведь у штурмовиков редко найдете людей, которые имеют пять — семь орденов. Они обычно погибают, а тут — у каждого по пять и более орденов, все орденом Ленина награждены. Мы им должны Героя уже присвоить, потому что у них такое количество боевых вылетов.
— Ладно, зови, — распорядился Георгий Константинович.
Я вышел и распорядился:
— Заходите!
Все зашли, стали в шеренгу: командир дивизии, командир полка, летчики-штурмовики, а дальше — истребители. Жуков посмотрел на них, как будто бы оценил сразу каждого. Я представил ему командира дивизии, командира полка, штурмана полка. Жуков спросил:
— Это тот, который вел?
— Так точно.
Летчики сами представлялись. Жуков заговорил с ними взволнованно и горячо:
— Ведь вы знаете, что мы воюем на немецкой земле, добиваем врага. Находимся на подступах к фашистскому логову, скоро разобьем его и кончим войну. И в это время вы бьете по своим… Как же вам не стыдно? Наш народ столько выстрадал, столько вынес и в тылу и на фронте… И вы все прошли огонь и воду, я же вижу!.. И тем более обидно, что вы такой позорный факт допустили!..
— Товарищ Руденко, — обратился он ко мне, — допустите всех воевать, чтобы они могли свой позор смыть кровью противника, потерями, которые будет нести враг от их ударов. — И опять повернулся к летчикам. — Я разрешаю, несмотря на этот безобразный проступок, чтобы вы дальше воевали, но приказываю никого из вас не награждать, об особо отличившихся докладывать мне, только я буду решать вопрос о награде. А вот командира группы все-таки судить, потому что он допустил такой просчет, который никто простить не может. Пусть суд и решит, учтя отягчающие и смягчающие вину обстоятельства. Я от имени Родины не могу это простить. Все. Можете идти.
Все, как по команде, повернулись и вышли. Кстати говоря штурману суд дал условное наказание, принял во внимание обстрел с земли. Очевидно, не без влияния командующего Все это было объявлено у нас, проработано с личным составом. Летчики-штурмовики смыли с себя позорное пятно славными ратными делами. Только один из них погиб, остальные доблестно воевали в Берлинской операции.
В тот день я приехал в штаб под большим впечатлением от встречи с командующим фронтом. Петр Игнатьевич встретил меня вопросом: «Ну, как?» Я ему кратко расска?ал о всем происшедшем. Он помолчал и со вздохом облегчения произнес:
— Вы спасли летчиков…
— Откуда вы это взяли?
— Все было решено еще вчера. Вы только улетели, звонит на КП Жуков и строго спрашивает: «Где Руденко?» Я докладываю, что улетел на аэродром, в дивизию, расследовать ошибочный удар. «Так ведь уже темнота наступает, а аэродромы не оборудованы для посадки ночью!» Отвечаю: «Должен долететь». А он мне: «Примите все меры, чтобы не заблудился и не попал куда не надо». После этого совершенно другой голос у Жукова стал. И тут он начал расспрашивать, какие задачи решаем, как дела идут. Поговорили, можно сказать, по душам, и тут я понял, как правы вы были, что сразу же полетели в часть и сами стали расследовать, придав этому случаю должное значение. Его подкупило то, что, несмотря на сложную обстановку, командующий армией немедленно отправился на место. — Он помолчал. — Да, — продолжал П. И. Брайко, — после того как я узнал, что в результате ошибочной штурмовки не было людских потерь, кроме одного легко раненного солдата — батарейца, то подумал, что летчиков судить не будут. Вот так и закончился этот печальный эпизод Для всех нас он был уроком.
С выходом войск фронта на побережье Балтийского моря летчикам вменили в обязанность следить с воздуха за появлением вражеских кораблей и попытками их высадить десант. Но главные усилия и все наши мысли были направлены на подготовку Берлинской операции, на перебазирование полков как можно ближе к переднему краю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Итак, произошел недопустимый случай необдуманного и скоропалительного решения командира Смягчающим обстоятельством было то, что жертв все же не было. Предстояло всех летчиков везти к маршалу Жукову. Приказал к рассвету подготовить автобус, легковую машину и выехать в штаб фронта Дивизия штурмовиков находилась на крайнем правом фланге, а штаб фронта был в центре, до него часа четыре езды.
Перед отправлением я еще раз посмотрел на летчиков. Они явились все при орденах, в боевой форме, с пистолетами. Командир полка так распорядился. У меня мелькнула мысль: ведь мне приказано их арестовать, доставить в штаб, чтобы судить, а я их везу к командующему при всем параде, с оружием. Но туг же подумал, что не собираюсь отдавать их под суд. Я буду докладывать командующему фронтом, что они виновны, их наказать следует, но не судить. И решил привезти летчиков в полной боевой форме. А они в таком снаряжении еще внушительнее выглядели, один другому под стать.
Подъехали мы к дому, где находился маршал Жуков, уже часам к одиннадцати. Я пошел доложить ему и глянул из окна во двор: стоят там шестеро штурмовиков, четверо — сопровождавшие их истребители, командиры полка и дивизии — всего двенадцать человек. Как-то тяжело на душе стало. Но надо идти в приемную. Спросил у адъютанта:
— У себя ли маршал?
— Да, — ответил адъютант, — ждет вашего приезда. Значит, ему донесли, что я выехал с летчиками. Тут подошел ко мне начальник охраны и поинтересовался:
— Почему привезли офицеров с оружием?
— А как же летчикам на фронте без пистолетов? Ведь война еще не закончилась, — ответил я.
— Но ведь вы знаете, по какому поводу командующий фронтом вызвал их? — не успокаивался тот.
— Конечно, знаю.
— Значит, надо отобрать пистолеты.
— Я разоружать летчиков не буду. Если вы считаете нужным, отбирайте.
— Нет, вы дайте команду, — настаивал комендант.
Я повторил, что разоружать не буду. Они же не кисейные барышни, а боевые летчики. И идут к своему командующему.
Мне кажется, Жуков слышал этот разговор. Захожу к нему. Поздоровались.
— Садись. Докладывай, — сказал он. Я ему все подробно рассказал. Он выслушал, не мешая, изредка задавал вопросы для уточнения. Потом спросил:
— Что ты думаешь с ними делать?
— Товарищ маршал, я думаю, что их нужно строго наказать, а под суд не отдавать, пусть воюют.
— Как строго наказать?
— Пусть воюют. Пусть искупят свою вину в бою. Но не представлять их к наградам… Боевые ребята.
Он ответил, что это слабое наказание. Слабо наказать — значит поощрить безответственность.
— Это очень серьезное наказание для них, тем более что вы издадите приказ, чтобы не награждать, — не согласился я.
— А командира? — спросил Г. К. Жуков.
— И командира, который вел, так же наказать. Всех одинаково. Их ведь и сбивают всех одинаково.
— Нет, мы командиров награждаем выше, чем рядовых, с командиров и спрос больше, — сказал Жуков. — А ты как думал?
— Товарищ командующий! Такие прекрасные летчики, ведь у штурмовиков редко найдете людей, которые имеют пять — семь орденов. Они обычно погибают, а тут — у каждого по пять и более орденов, все орденом Ленина награждены. Мы им должны Героя уже присвоить, потому что у них такое количество боевых вылетов.
— Ладно, зови, — распорядился Георгий Константинович.
Я вышел и распорядился:
— Заходите!
Все зашли, стали в шеренгу: командир дивизии, командир полка, летчики-штурмовики, а дальше — истребители. Жуков посмотрел на них, как будто бы оценил сразу каждого. Я представил ему командира дивизии, командира полка, штурмана полка. Жуков спросил:
— Это тот, который вел?
— Так точно.
Летчики сами представлялись. Жуков заговорил с ними взволнованно и горячо:
— Ведь вы знаете, что мы воюем на немецкой земле, добиваем врага. Находимся на подступах к фашистскому логову, скоро разобьем его и кончим войну. И в это время вы бьете по своим… Как же вам не стыдно? Наш народ столько выстрадал, столько вынес и в тылу и на фронте… И вы все прошли огонь и воду, я же вижу!.. И тем более обидно, что вы такой позорный факт допустили!..
— Товарищ Руденко, — обратился он ко мне, — допустите всех воевать, чтобы они могли свой позор смыть кровью противника, потерями, которые будет нести враг от их ударов. — И опять повернулся к летчикам. — Я разрешаю, несмотря на этот безобразный проступок, чтобы вы дальше воевали, но приказываю никого из вас не награждать, об особо отличившихся докладывать мне, только я буду решать вопрос о награде. А вот командира группы все-таки судить, потому что он допустил такой просчет, который никто простить не может. Пусть суд и решит, учтя отягчающие и смягчающие вину обстоятельства. Я от имени Родины не могу это простить. Все. Можете идти.
Все, как по команде, повернулись и вышли. Кстати говоря штурману суд дал условное наказание, принял во внимание обстрел с земли. Очевидно, не без влияния командующего Все это было объявлено у нас, проработано с личным составом. Летчики-штурмовики смыли с себя позорное пятно славными ратными делами. Только один из них погиб, остальные доблестно воевали в Берлинской операции.
В тот день я приехал в штаб под большим впечатлением от встречи с командующим фронтом. Петр Игнатьевич встретил меня вопросом: «Ну, как?» Я ему кратко расска?ал о всем происшедшем. Он помолчал и со вздохом облегчения произнес:
— Вы спасли летчиков…
— Откуда вы это взяли?
— Все было решено еще вчера. Вы только улетели, звонит на КП Жуков и строго спрашивает: «Где Руденко?» Я докладываю, что улетел на аэродром, в дивизию, расследовать ошибочный удар. «Так ведь уже темнота наступает, а аэродромы не оборудованы для посадки ночью!» Отвечаю: «Должен долететь». А он мне: «Примите все меры, чтобы не заблудился и не попал куда не надо». После этого совершенно другой голос у Жукова стал. И тут он начал расспрашивать, какие задачи решаем, как дела идут. Поговорили, можно сказать, по душам, и тут я понял, как правы вы были, что сразу же полетели в часть и сами стали расследовать, придав этому случаю должное значение. Его подкупило то, что, несмотря на сложную обстановку, командующий армией немедленно отправился на место. — Он помолчал. — Да, — продолжал П. И. Брайко, — после того как я узнал, что в результате ошибочной штурмовки не было людских потерь, кроме одного легко раненного солдата — батарейца, то подумал, что летчиков судить не будут. Вот так и закончился этот печальный эпизод Для всех нас он был уроком.
С выходом войск фронта на побережье Балтийского моря летчикам вменили в обязанность следить с воздуха за появлением вражеских кораблей и попытками их высадить десант. Но главные усилия и все наши мысли были направлены на подготовку Берлинской операции, на перебазирование полков как можно ближе к переднему краю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128