не лучше обстояли дела со специалистами со средним специальным образованием.
Между прочим, низкий средний культурный и профессиональный уровень в немалой степени определял разгул массовых репрессий 1937—1938 годов. С одной стороны, «врагов народа», «вредителей» находили там, где их не было, а с другой — подлинные враги народа пользовались некомпетентностью или неграмотностью немалой части трудящихся для искусственного раскручивания маховика репрессий.
Массовым репрессиям, размах которых обычно чрезмерно преувеличивается, благоприятствовал карьеризм ряда крупных работников партии, НКВД, в частности Ежова и Хрущева.
Ежов поднялся к самым вершинам партийного руководства, став кандидатом в члены Политбюро. Столица Карачаево-Черкессии была переименована в Ежово-Черкесск (несмотря на некоторую комичность такого сочетания слов).
Однако в январе 1938 года его стремительное восхождение было остановлено, когда пленум ЦК осудил перегибы в репрессиях. Против Ежова все более открыто интриговал Маленков.
После мартовского 1938 года процесса над рядом крупнейших деятелей партии и государства, аресты и расстрелы широко захватили руководящие кадры во всех сферах советского общества. Это было, можно сказать, «лебединой песней» Ежова.
На январском пленуме 1938 года произошло, как показало дальнейшее, важное событие: в состав Политбюро был избран Н.С. Хрущев, пока еще в качестве кандидата в члены. Меньшевик в 1917-м, троцкист в 1923—1924-х, участник троцкистской оппозиции, вовремя «раскаявшийся», выдвиженец Л.М. Кагановича. Он вошел в доверие к Сталину через его жену, свою однокурсницу по промышленной академии Н.С. Аллилуеву. Он умел приспосабливаться к меняющимся условиям и под видом простачка умел нравиться начальству, а также быть энергичным, а то и ретивым исполнителем (и умелым интриганом).
Хрущев сумел показать себя свирепым борцом против правой оппозиции, которая имела сильные позиции в Московской партийной организации. Хрущев— в 1935—1937 годах первый секретарь МК — без удержу осуществлял террор. Он без устали звонил в Московское управление НКВД, требуя ужесточения и ускорения репрессий (это управление возглавлял муж сестры жены Сталина С.Ф. Реденс). Никита Сергеевич настаивал на том, чтобы по масштабам борьбы с оппортунистами столица опережала периферию.
Иными словами, он проводил ту самую линию, которую осудил январский пленум 1938 года. Но снят с понижением был не Хрущев, а Реденс, отправленный в Казахстан в качестве наркома внутренних дел этой союзной республики, а в ноябре того же года и сам угодивший в маховик репрессий.
А вот Хрущев ухитрился пойти на повышение, став первым секретарем ЦК ВКП(б) Украины и сменив члена Политбюро ЦК ВКП(б) СВ. Косиора, истребившего все партийные кадры Постышева на Украине и переведенного в Москву. На своем новом месте Никита Сергеевич припомнил, как украинские коммунисты дружно выступили против него в 1936 году, когда Хрущеву не помогло даже покровительство Кагановича и Молотова.
Теперь на Украине к косиоровским жертвам прибавились хрущевские. Обильной была кровавая жатва, собранная будущим «борцом с культом личности» в Киевском военном округе, членом которого он являлся.
В апреле 1938-го для Ежова прозвучал «первый звонок»: его назначили по совместительству наркомом водного транспорта. Значит, ему подыскивали замену. Ежов все чаще пускался в запой. Замену ему— первого секретаря ЦК КП(б) Грузии Л.П. Берию — предложил Маленков.
В мае 1938 года покончил жизнь самоубийством начальник управления НКВД по Московской области Каруцкий. Для Ежова это был нелегкий удар. Еще более сильный удар ждал его через месяц, когда, нелегально перейдя границу, бежал к японцам начальник Дальневосточного управления НКВД Г.С. Люшков. Переведенный из центрального аппарата, где он занимался троцкистами, в Ростов, а затем на Дальний Восток, он ожидал вызова в Москву и догадывался, что это может означать.
Понятно, что бежал он к новым хозяевам не с пустыми руками. Он выдал японцам, в частности, всю дислокацию советских войск на Дальнем Востоке, серьезно осложнив положение маршала Блюхера. Маршал и без того переживал трудные времена. Проведенная проверка показала крайне слабую подготовку войск Дальневосточного фронта, доходившую порой до небоеспособности. Чрезвычайно некомпетентное, заставляющее подозревать вредительство, руководство Блюхером войсками во время боев у озера Хасан летом 1938 года ударило не только по нему, но и по Ежову.
Репрессии обрушились теперь на ежовское окружение. Осенью 1938 года был снят с должности начальник Московского управления НКВД Цесарский. Тогда же, катаясь в лодке на Москве-реке, застрелился секретарь Ежова Илицкий. 5 ноября был арестован руководящий работник НКВД Дагин, отвечавший за охрану членов правительства. На следующий день застрелился комендант Московского Кремля Рогов и был арестован начальник контрразведывательного отдела НКВД Минаев-Цихановский. 12 ноября грянул выстрел в Ленинграде: покончил с собой близкий сотрудник и выдвиженец Ежова, бывший начальник секретно-политического отдела НКВД М.И. Литвин.
15 ноября произошло загадочное событие. Утром не явился на работу нарком внутренних дел Украины Александр Успенский. Он тоже был выдвиженцем Ежова и соратником тогдашнего первого секретаря ЦК ВКП(б) Украины Н.С. Хрущева, вместе с которым они проводили жесточайшие репрессии в этой республике.
В предыдущий день он поздно вечером неожиданно вернулся в наркомат в штатском, с чемоданом. Работал всю ночь, утром ушел пешком и… пропал. Дома его не оказалось, на работу он не вернулся.
В его кабинете лежала записка: «Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки». Содержание странное, если учесть его совет искать труп в определенном районе.
На берегу Днепра действительно обнаружили… нет. не тело утопленника, а одежду Успенского. По непонятной прихоти самоубийца решил отправиться на тот свет раздетым. Уже одно это заставило предположить, что он постарался уйти не из жизни, а от карательных органов. Догадка подтвердилась, ибо поиски тела в реке и на ее берегах были безрезультатными. Имея оружие, Успенский мог бы застрелиться.
Начались поиски несостоявшегося утопленника. Он метался по стране с поддельными документами. Арестовали его жену, и она вспомнила, что видела дома паспорт на имя Шмаковского с фотографией мужа. Его задержали в апреле 1939 года на Южном Урале. По его словам, предупреждение об аресте он получил от Ежова. Хотя, по другой версии, он подслушал разговор, в котором Хрущев предлагал Сталину арестовать Успенского.
Настал конец «ежовщине», унесшей десятки тысяч жизней и сломавшей сотни тысяч судеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Между прочим, низкий средний культурный и профессиональный уровень в немалой степени определял разгул массовых репрессий 1937—1938 годов. С одной стороны, «врагов народа», «вредителей» находили там, где их не было, а с другой — подлинные враги народа пользовались некомпетентностью или неграмотностью немалой части трудящихся для искусственного раскручивания маховика репрессий.
Массовым репрессиям, размах которых обычно чрезмерно преувеличивается, благоприятствовал карьеризм ряда крупных работников партии, НКВД, в частности Ежова и Хрущева.
Ежов поднялся к самым вершинам партийного руководства, став кандидатом в члены Политбюро. Столица Карачаево-Черкессии была переименована в Ежово-Черкесск (несмотря на некоторую комичность такого сочетания слов).
Однако в январе 1938 года его стремительное восхождение было остановлено, когда пленум ЦК осудил перегибы в репрессиях. Против Ежова все более открыто интриговал Маленков.
После мартовского 1938 года процесса над рядом крупнейших деятелей партии и государства, аресты и расстрелы широко захватили руководящие кадры во всех сферах советского общества. Это было, можно сказать, «лебединой песней» Ежова.
На январском пленуме 1938 года произошло, как показало дальнейшее, важное событие: в состав Политбюро был избран Н.С. Хрущев, пока еще в качестве кандидата в члены. Меньшевик в 1917-м, троцкист в 1923—1924-х, участник троцкистской оппозиции, вовремя «раскаявшийся», выдвиженец Л.М. Кагановича. Он вошел в доверие к Сталину через его жену, свою однокурсницу по промышленной академии Н.С. Аллилуеву. Он умел приспосабливаться к меняющимся условиям и под видом простачка умел нравиться начальству, а также быть энергичным, а то и ретивым исполнителем (и умелым интриганом).
Хрущев сумел показать себя свирепым борцом против правой оппозиции, которая имела сильные позиции в Московской партийной организации. Хрущев— в 1935—1937 годах первый секретарь МК — без удержу осуществлял террор. Он без устали звонил в Московское управление НКВД, требуя ужесточения и ускорения репрессий (это управление возглавлял муж сестры жены Сталина С.Ф. Реденс). Никита Сергеевич настаивал на том, чтобы по масштабам борьбы с оппортунистами столица опережала периферию.
Иными словами, он проводил ту самую линию, которую осудил январский пленум 1938 года. Но снят с понижением был не Хрущев, а Реденс, отправленный в Казахстан в качестве наркома внутренних дел этой союзной республики, а в ноябре того же года и сам угодивший в маховик репрессий.
А вот Хрущев ухитрился пойти на повышение, став первым секретарем ЦК ВКП(б) Украины и сменив члена Политбюро ЦК ВКП(б) СВ. Косиора, истребившего все партийные кадры Постышева на Украине и переведенного в Москву. На своем новом месте Никита Сергеевич припомнил, как украинские коммунисты дружно выступили против него в 1936 году, когда Хрущеву не помогло даже покровительство Кагановича и Молотова.
Теперь на Украине к косиоровским жертвам прибавились хрущевские. Обильной была кровавая жатва, собранная будущим «борцом с культом личности» в Киевском военном округе, членом которого он являлся.
В апреле 1938-го для Ежова прозвучал «первый звонок»: его назначили по совместительству наркомом водного транспорта. Значит, ему подыскивали замену. Ежов все чаще пускался в запой. Замену ему— первого секретаря ЦК КП(б) Грузии Л.П. Берию — предложил Маленков.
В мае 1938 года покончил жизнь самоубийством начальник управления НКВД по Московской области Каруцкий. Для Ежова это был нелегкий удар. Еще более сильный удар ждал его через месяц, когда, нелегально перейдя границу, бежал к японцам начальник Дальневосточного управления НКВД Г.С. Люшков. Переведенный из центрального аппарата, где он занимался троцкистами, в Ростов, а затем на Дальний Восток, он ожидал вызова в Москву и догадывался, что это может означать.
Понятно, что бежал он к новым хозяевам не с пустыми руками. Он выдал японцам, в частности, всю дислокацию советских войск на Дальнем Востоке, серьезно осложнив положение маршала Блюхера. Маршал и без того переживал трудные времена. Проведенная проверка показала крайне слабую подготовку войск Дальневосточного фронта, доходившую порой до небоеспособности. Чрезвычайно некомпетентное, заставляющее подозревать вредительство, руководство Блюхером войсками во время боев у озера Хасан летом 1938 года ударило не только по нему, но и по Ежову.
Репрессии обрушились теперь на ежовское окружение. Осенью 1938 года был снят с должности начальник Московского управления НКВД Цесарский. Тогда же, катаясь в лодке на Москве-реке, застрелился секретарь Ежова Илицкий. 5 ноября был арестован руководящий работник НКВД Дагин, отвечавший за охрану членов правительства. На следующий день застрелился комендант Московского Кремля Рогов и был арестован начальник контрразведывательного отдела НКВД Минаев-Цихановский. 12 ноября грянул выстрел в Ленинграде: покончил с собой близкий сотрудник и выдвиженец Ежова, бывший начальник секретно-политического отдела НКВД М.И. Литвин.
15 ноября произошло загадочное событие. Утром не явился на работу нарком внутренних дел Украины Александр Успенский. Он тоже был выдвиженцем Ежова и соратником тогдашнего первого секретаря ЦК ВКП(б) Украины Н.С. Хрущева, вместе с которым они проводили жесточайшие репрессии в этой республике.
В предыдущий день он поздно вечером неожиданно вернулся в наркомат в штатском, с чемоданом. Работал всю ночь, утром ушел пешком и… пропал. Дома его не оказалось, на работу он не вернулся.
В его кабинете лежала записка: «Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки». Содержание странное, если учесть его совет искать труп в определенном районе.
На берегу Днепра действительно обнаружили… нет. не тело утопленника, а одежду Успенского. По непонятной прихоти самоубийца решил отправиться на тот свет раздетым. Уже одно это заставило предположить, что он постарался уйти не из жизни, а от карательных органов. Догадка подтвердилась, ибо поиски тела в реке и на ее берегах были безрезультатными. Имея оружие, Успенский мог бы застрелиться.
Начались поиски несостоявшегося утопленника. Он метался по стране с поддельными документами. Арестовали его жену, и она вспомнила, что видела дома паспорт на имя Шмаковского с фотографией мужа. Его задержали в апреле 1939 года на Южном Урале. По его словам, предупреждение об аресте он получил от Ежова. Хотя, по другой версии, он подслушал разговор, в котором Хрущев предлагал Сталину арестовать Успенского.
Настал конец «ежовщине», унесшей десятки тысяч жизней и сломавшей сотни тысяч судеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116