Например, в Совете Народных комиссаров из 20 членов их было 14, а русских всего двое.
А при этом Ленин более всего опасался и чаще всего подвергал критике именно русских за национализм, который для них едва ли можно считать характерным (скорее, это проявляется у малых народов). Он при создании СССР более всего опасался: приняты ли достаточные меры, как он писал, «чтобы действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды? Я думаю, что мы этих мер не приняли. хотя и должны были принять. Я думаю, что тут сыграли роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого „социал-национализма“.
Чуть позже он высказался еще определеннее: «Политически ответственным за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского…» Надо заметить, что после этого Ф.Э. Дзержинский стал кандидатом в члены Политбюро, а с 1924 года еще и председателем ВСНХ СССР; на этой должности он пробыл недолго, неожиданно и, пожалуй, загадочно умерев на июльском 1926 года Пленуме ЦК после резкого выступления против оппозиции.
Странно, конечно, что грузин Сталин-Джугашвили и поляк Дзержинский оказались, по Ленину, руководителями «великорусско-националистической кампании». По сути дела, они выступили в защиту демократических прав русских, составляющих цементирующее большинство советского народа.
По отношению к русскому народу Ленин и Троцкий находились примерно на одних позициях, почти прямо противоположных сталинской. И в этом, пожалуй, состояло одно из важнейших преимуществ Сталина перед оппозиционерами в глазах партийных и беспартийных масс. Все-таки русский народ не был тем «быдлом», за который его принимал Троцкий и целый ряд крупных партийных деятелей.
Кстати сказать, ленинское указание на «администраторские увлечения Сталина» следует, по-видимому, толковать как излишнее внимание к государственным, а не партийным делам, отчуждение от идеи мировой революции (в чем упрекал Сталина и Троцкий). Но при всех несправедливых и справедливых нападках на Сталина, Ленин обратился именно к нему с просьбой дать ему яду, чтобы избавить от мучительной болезни. Сталин просил Ильича успокоиться и верить, что при необходимости он (Сталин) исполнит это его желание. Выходит, из всех своих соратников Ленин в личном плане больше всех доверял Сталину, рассчитывая на его честность и порядочность.
И все-таки удивительно, что Ленин обвинил в великорусском национализме не кого-то из русских, а грузина и поляка. Получается, что сами-то русские таким пороком не страдают, а за них заступаются представители двух национальных меньшинств. Судя по всему, отстранение Сталина от руководства явилось бы катастрофой для русского, да и многих других народов СССР.
После смерти Ленина и во время его похорон Троцкий находился в Сухуми. Свои ощущения он достаточно аляповато, но «красиво» отразил в своей биографии: «Вместе с дыханием моря я всем существом своим ассимилировал уверенность в своей исторической правоте». Ассимиляция эта, как показала история, его жестоко обманула. По-видимому, он полагал, что в результате смятения, вызванного смертью вождя, партийное руководство осознает, что только Троцкий способен занять место Ленина. Его будут вызывать, умолять, восхвалять и призывать «на власть», как некогда новгородцы Рюрика, или как беспринципного, но незаурядного человека и полководца Алкивиада изгнавшие его жители Афин. Ничего подобного не произошло. Партия верила Сталину больше, чем Троцкому.
В 1927 году противник большевиков (добавим, умный и порядочный) эмигрант Марк Алданов (настоящая фамилия Ландау) писал о Сталине: «Мне крайне трудно „объективно“ писать о большевиках. Скажу, однако, тут же: это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся во всей ленинской гвардии. Сталин залит кровью так густо, как никто другой из ныне живущих людей, за исключением Троцкого и Зиновьева. Но свойств редкой силы воли, бесстрашия, по совести, отрицать в нем не могу. Для Сталина не только чужая жизнь копейка, но и его собственная, — этим он резко отличается от многих других большевиков».
Отмечая, что Сталин был террористом, грабившим банки для денег на революционные цели, Алданов уточнил: «Ни Сталин, ни Камо (Тер-Петросян), в отличие от многих других экспроприаторов, не пользовались „эксами“ для личного обогащения».
Добавим, что и за всю свою жизнь Сталин никогда не опускался до обогащения своих родных и близких, а тем более самого себя. Тем, кто подозревает, будто Сталин удовлетворялся властью и славой, как маньяк, должен принять к сведению, что он совершенно не стремился постоянно выступать при большом скоплении народа, совершать всяческие торжественные визиты, красоваться перед публикой, подобно таким руководителям, как Хрущев, Горбачев, Ельцин (опять приходится называть эти фамилии антиподов Сталина).
Что же касается Троцкого, то можно вновь обратиться к свидетельству и мнению его современника Алданова: «У Троцкого идей никогда не было и не будет. В 1905 году взаймы у Парвуса, в 1917 году— у Ленина… Но в большом актерском искусстве, как в уме и хитрости, Троцкому, конечно, отказать нельзя. Великий артист — для невзыскательной публики. Иванов-Козельский русской революции».
Алданов привел «красивые» высказывания Троцкого после покушения Каплан: «Мы и прежде знали, что у товарища Ленина в груди металл!» Где-то он в порыве энтузиазма прокричал «глухим голосом»: «Если буржуазия хочет взять для себя все место под солнцем, мы потушим солнце!» Галерка ревела от восторга, как некогда на спектаклях Иванова-Козельского… Троцкий вдобавок «блестящий писатель» — по твердому убеждению людей, не имеющих ничего общего с литературой… В последние годы Троцкий, видимо, ослабел и вел себя значительно ниже своей репутации ловкого человека. За самыми горделивыми его позами следовали самые унизительные покаяния…»
Напомним, что все это было написано в 1927 году. И если Алданов сумел верно — хотя бы в общих чертах — оценить личные достоинства Троцкого и Сталина из своего парижского «Зазеркалья», то в СССР очень многие неглупые люди умели не менее проницательно судить о том, кого предпочесть на вершине власти. Выходит, нет ничего удивительного в том, что объединенная оппозиция Троцкого—Зиновьева—Каменева, тщательно подготовившая свое открытое выступление предварительными встречами и тайными сговорами, скрытной работой в первичных ячейках и среди партийного руководства, несмотря на поддержку нескольких тысяч человек (предполагались цифры от 4 до 8 тысяч), получила сокрушительный отпор со стороны основной массы партийцев, которых было больше миллиона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
А при этом Ленин более всего опасался и чаще всего подвергал критике именно русских за национализм, который для них едва ли можно считать характерным (скорее, это проявляется у малых народов). Он при создании СССР более всего опасался: приняты ли достаточные меры, как он писал, «чтобы действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды? Я думаю, что мы этих мер не приняли. хотя и должны были принять. Я думаю, что тут сыграли роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого „социал-национализма“.
Чуть позже он высказался еще определеннее: «Политически ответственным за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского…» Надо заметить, что после этого Ф.Э. Дзержинский стал кандидатом в члены Политбюро, а с 1924 года еще и председателем ВСНХ СССР; на этой должности он пробыл недолго, неожиданно и, пожалуй, загадочно умерев на июльском 1926 года Пленуме ЦК после резкого выступления против оппозиции.
Странно, конечно, что грузин Сталин-Джугашвили и поляк Дзержинский оказались, по Ленину, руководителями «великорусско-националистической кампании». По сути дела, они выступили в защиту демократических прав русских, составляющих цементирующее большинство советского народа.
По отношению к русскому народу Ленин и Троцкий находились примерно на одних позициях, почти прямо противоположных сталинской. И в этом, пожалуй, состояло одно из важнейших преимуществ Сталина перед оппозиционерами в глазах партийных и беспартийных масс. Все-таки русский народ не был тем «быдлом», за который его принимал Троцкий и целый ряд крупных партийных деятелей.
Кстати сказать, ленинское указание на «администраторские увлечения Сталина» следует, по-видимому, толковать как излишнее внимание к государственным, а не партийным делам, отчуждение от идеи мировой революции (в чем упрекал Сталина и Троцкий). Но при всех несправедливых и справедливых нападках на Сталина, Ленин обратился именно к нему с просьбой дать ему яду, чтобы избавить от мучительной болезни. Сталин просил Ильича успокоиться и верить, что при необходимости он (Сталин) исполнит это его желание. Выходит, из всех своих соратников Ленин в личном плане больше всех доверял Сталину, рассчитывая на его честность и порядочность.
И все-таки удивительно, что Ленин обвинил в великорусском национализме не кого-то из русских, а грузина и поляка. Получается, что сами-то русские таким пороком не страдают, а за них заступаются представители двух национальных меньшинств. Судя по всему, отстранение Сталина от руководства явилось бы катастрофой для русского, да и многих других народов СССР.
После смерти Ленина и во время его похорон Троцкий находился в Сухуми. Свои ощущения он достаточно аляповато, но «красиво» отразил в своей биографии: «Вместе с дыханием моря я всем существом своим ассимилировал уверенность в своей исторической правоте». Ассимиляция эта, как показала история, его жестоко обманула. По-видимому, он полагал, что в результате смятения, вызванного смертью вождя, партийное руководство осознает, что только Троцкий способен занять место Ленина. Его будут вызывать, умолять, восхвалять и призывать «на власть», как некогда новгородцы Рюрика, или как беспринципного, но незаурядного человека и полководца Алкивиада изгнавшие его жители Афин. Ничего подобного не произошло. Партия верила Сталину больше, чем Троцкому.
В 1927 году противник большевиков (добавим, умный и порядочный) эмигрант Марк Алданов (настоящая фамилия Ландау) писал о Сталине: «Мне крайне трудно „объективно“ писать о большевиках. Скажу, однако, тут же: это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся во всей ленинской гвардии. Сталин залит кровью так густо, как никто другой из ныне живущих людей, за исключением Троцкого и Зиновьева. Но свойств редкой силы воли, бесстрашия, по совести, отрицать в нем не могу. Для Сталина не только чужая жизнь копейка, но и его собственная, — этим он резко отличается от многих других большевиков».
Отмечая, что Сталин был террористом, грабившим банки для денег на революционные цели, Алданов уточнил: «Ни Сталин, ни Камо (Тер-Петросян), в отличие от многих других экспроприаторов, не пользовались „эксами“ для личного обогащения».
Добавим, что и за всю свою жизнь Сталин никогда не опускался до обогащения своих родных и близких, а тем более самого себя. Тем, кто подозревает, будто Сталин удовлетворялся властью и славой, как маньяк, должен принять к сведению, что он совершенно не стремился постоянно выступать при большом скоплении народа, совершать всяческие торжественные визиты, красоваться перед публикой, подобно таким руководителям, как Хрущев, Горбачев, Ельцин (опять приходится называть эти фамилии антиподов Сталина).
Что же касается Троцкого, то можно вновь обратиться к свидетельству и мнению его современника Алданова: «У Троцкого идей никогда не было и не будет. В 1905 году взаймы у Парвуса, в 1917 году— у Ленина… Но в большом актерском искусстве, как в уме и хитрости, Троцкому, конечно, отказать нельзя. Великий артист — для невзыскательной публики. Иванов-Козельский русской революции».
Алданов привел «красивые» высказывания Троцкого после покушения Каплан: «Мы и прежде знали, что у товарища Ленина в груди металл!» Где-то он в порыве энтузиазма прокричал «глухим голосом»: «Если буржуазия хочет взять для себя все место под солнцем, мы потушим солнце!» Галерка ревела от восторга, как некогда на спектаклях Иванова-Козельского… Троцкий вдобавок «блестящий писатель» — по твердому убеждению людей, не имеющих ничего общего с литературой… В последние годы Троцкий, видимо, ослабел и вел себя значительно ниже своей репутации ловкого человека. За самыми горделивыми его позами следовали самые унизительные покаяния…»
Напомним, что все это было написано в 1927 году. И если Алданов сумел верно — хотя бы в общих чертах — оценить личные достоинства Троцкого и Сталина из своего парижского «Зазеркалья», то в СССР очень многие неглупые люди умели не менее проницательно судить о том, кого предпочесть на вершине власти. Выходит, нет ничего удивительного в том, что объединенная оппозиция Троцкого—Зиновьева—Каменева, тщательно подготовившая свое открытое выступление предварительными встречами и тайными сговорами, скрытной работой в первичных ячейках и среди партийного руководства, несмотря на поддержку нескольких тысяч человек (предполагались цифры от 4 до 8 тысяч), получила сокрушительный отпор со стороны основной массы партийцев, которых было больше миллиона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116