Обстановку избрания 28 января 1725 года Екатерины I (1725–1727) преемницей власти и политики своего мужа подробно описал архиепископ Феофан Прокопович:
«…Вчера ввечеру Синод и Сенат приговорили, что ежели Божиим изволением толико отца лишитися случится, тотчас бы на едино место в палатах царских собратися и всё, что ни надобе к безопаству и тишине народной, первое бы усмотреть и устроить, нежели народу о смерти государевой извещено будет. Так и сделалось: тотчас после оной печальной ведомости сенаторы вси, и от Синода четыре персоны, сколько на тот час во дворце ночевало, а кроме тех и генералитет и нецыи (некоторые, – Авт .) из знатнейшего шляхетства в едину комнату в палатах собрались, и прежде всего о наследнице произошло слово. Многие говорили, что скипетр никому иному не надлежит, кроме её величеству государыне, как и самою вещию её есть, по силе совершившейся недавно её величества коронации (в 1724 году, – Авт.). Нецыи же рассуждать почали, подаёт ли право такое коронация, когда и в прочих народах царицы коронуются, а для того наследницами не бывают? Но тогда некто воспомянул, с каким намерением государь супругу свою короновал… Открыл он (Пётр I, – Авт .) мысль свою четырём из министров, двоим из Синода персонам, здесь присутствующим, и говорил, что тая нужда короновать ему супругу свою (которого обычая прежде в России не бывало), что аще бы каким случаем его не стало, праздный престол тако без наследника не остался бы, и всякая вина (угроза, – Авт .) мятежей и смущений благовременно пресечена быть могла бы.
О таком намерении покойного… императора оный некто (сам Феофан Прокопович, – Авт .)… сослался на свидетельство слышавших оное государево слово, и зде присутствующих; что един первое ясно подтвердил, тоже и прочие засвидетельствовали. И тако без всякого сумнительства явно показалося, что государыня императрица державу российскую наследовала, и что не елекция (не выбор, провозглашение, – Авт .) делается, понеже прежде уже наследница толь чинно и славно поставлена; чего для, дабы и конгресс тот не елекциею, но декларациею назван был, согласно все приговорили. Тотчас и декларация, которую бы всенародно публиковать и по провинциям разсылать, написана и всего конгресса руками закреплена, в которой, известив о смерти государевой, от Сената и от Синода, такожде и от генералитета объявляется, что Екатерина императрица владеет, и что вси её величеству верность и всякое послушание чинити должны. И тако вси к поздравлению её величества, в комнату телу умершего государя близкую пришли: куды когда такожде и государыня изволила выйтить; просили её величество дабы бремя государственного владения, которое Бог и супруг ей вручили, действительно принять изволила. Но государыня сокрушённа печалию, и неутомимо плачущая, не могла почти словесно ответствовать; только не возбраняя руки целующим, соизволение своё показала. И так всё дело великого и всещедрого Бога милостию в едином часе совершилось. Скоро и день настал. Полки, сколько их ни было в Санкт-Петербурге, от своих командиров, по разным в городе местам, известие о смерти государевой с великим воплем и плачем получили; и тогож дня указом императрицы государыни заслуженное жалование им выдано…»
(См Прокопович Ф. Краткая повесть о смерти Петра Великого. СПб., 1831, стр. 15–19).
Екатерина, ставшая императрицей благодаря сомнительным свидетельствам и поддержке гвардии, первым делом заявила, что малолетний внук усопшего императора (будущий Пётр II) получит власть после её смерти. Этим она сняла проблему прямого столкновения с родовой аристократией. Одновременно императрица не препятствовала сосредоточению реальной власти в руках А. Д. Меншикова, согласившись даже на брак его дочери с царевичем Петром.
И дальше всеми делами заправлял Меншиков, а с ним те вельможи, которые старались ему угождать, – поэтому правление Екатерины I было только по имени её правлением. Однако нужно заметить, что Меншиков был всё-таки незаурядным политическим деятелем, сделавшим много полезного для страны, – хоть и воровал безбожно. Он пожелал сделаться курляндским герцогом с тем, чтобы Курляндия, находившаяся в отношениях ленной зависимости от польской короны, попав ему во власть, перешла бы в ленную зависимость от России. Он, правда, потерпел неудачу, но этот факт, как и некоторые другие факты последних лет его жизни, показывает, что петровская политика подбора кадров всё-таки работала. (Для справки: Курляндское, или Земгальское герцогство образовалось на юго-западе современной территории Латвии после распада Ливонского ордена. С 1617 года – зависимая от Польши дворянская республика, с 1710 под протекторатом России. Герцога избирал сейм Курляндии, а утверждал польский король, с учётом мнения России. Столица – Митава, ныне Елгава в Латвии.)
Не исключено, что светлейший князь всерьёз задумывался над судьбой Бориса Годунова, сумевшего стать царём.
1725 , март . – Екатерина даёт аудиенцию французскому посланнику Кампредону, предлагая заключить союз России и Франции, который был бы скреплён браком её дочери Елизаветы Петровны и короля Людовика XV. Этого не сбылось. Июнь . – Брак между старшей дочерью императрицы Анной Петровной и Карлом Фридрихом, герцогом Голштейн-Готторпским.
Помимо проблем династических и внешних, правительство Екатерины плотно занималось и делами внутреннего устройства.
В 1725 году отношения с многочисленными сибирскими народами были, в целом, мирными. Однако приходилось держать воинские контингенты между собственно Россией и Сибирью. Это была Закамская оборонительная линия крепостей: Ставрополь (ныне Тольятти) – Мензелинск; по реке Каме до устья Чусовой (Пермь); далее линия шла чуть южнее Чусовой (Кунгурские городки) до Исети. Затем по Исети вниз (Екатеринбург, Колчедан, Катайск, Шадринск, Исетск, Ялуторовск) до Тобола. Несколько крепостей на реке Тоболе (Тобольск, Царёво Городище = Курган), также по Ишиму (Петропавловск), Иртышу (Омск) и Таре. Имелась ещё военная база в Уфе.
Правительство было озабочено тем, чтобы привести башкиров в истинное подданство. Но для этого на границах с Башкирией нужны дополнительные войска. А вот и подтверждение остроты вопроса, – фрагменты доношения В. Геннина императрице Екатерине I от 15 марта 1725 года:
«Всемилостивейшей нашей государыне императрице нижайшее доношение. Понеже моё, нижайшего, мнение о опасности от башкиров, ежели совокупятся вместе с Казачьей ордой и с каракалпаками, и с контаишиными людми, и с другими ордами, то они могут великой вред России учинить, и в то время, ежели когда с других сторон, а наипаче от турок, воина будет, то чего храни Боже, то великая опасность быть имеет от оных домашних мятежников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125