Боевые подруги требовали к себе большего внимания и, естественно, были правы. Тут неоценимую помощь оказывала мне Клавдия Ивановна, постоянно встречавшаяся с женами наших коллег. Мы подружились с семьями многих сотрудников, работавших в Австрии в тот период. Эта дружба продолжалась и после нашего воз вращения домой.
Работая в Вене, я стремился выдвигать на ответственную работу наиболее способных сотрудников. Так, обязанности руководителя группы политической разведки временно исполнял Иван Алексеевич Ерофеев. Приглядевшись к нему, я внес предложение назначить его на этот пост. Центр не соглашался и хотел направить на эту должность другого человека. Я продолжал настаивать, аргументируя конкретными доводами. Только моя настойчивость и, вероятно, мой авторитет бывшего заместителя начальника разведки помогли решить этот вопрос положительно. Иван Алексеевич быстро доказал, что обладает не только высокими профессиональными качествами, но и организаторскими способностями. После возвращения в Центр он в короткое время продвинулся по службе: его направили в Бонн резидентом, присвоили звание генерал-майора. Жаль, что в начале 80-х годов он тяжело заболел и скончался. Из моих помощников в Вене помимо И.А.Ерофеева стали руководителями и получили генеральские звания еще четыре человека, что дает мне основание быть довольным тем выбором, какой я сделал в свое время.
История с Ерофеевым навела меня на многие мысли о существе связи «резидентура — Центр». Воспринимая Центр как некий коллективный штаб, «снизу» я все же явственно видел в его работе известные слабости. Серьезным недостатком мне представлялся тот парадокс, что большинство решений по предложениям резидентуры Центр принимает на основе «прошлой» информации. То есть поступающая из резидентур информация, какой бы оперативной ни была связь с Центром, неизбежно запаздывает, устаревает, так как часто непомерно большое время затрачивается на ее сбор и обработку в аналитических структурах.
Это запоздание часто, особенно в случае подготовки важных вербовок, может привести к тому, что пока, как говорится, «дойдет до дела», произойдут кардинальные изменения в положении кандидатуры потенциального агента или ситуации вокруг него. Вот почему чем больше полномочия резидента, особенно при проведении острых операций, тем готовящееся мероприятие более адекватно условиям, действительно существующим в данный момент.
Мое положение недавнего члена руководства внешней разведки делало меня более независимым по сравнению с коллегами в других странах. Я чаще мог брать на себя ответственность за проведение мер, требовавших, как правило, санкции Центра. Из этого, разумеется, не следует, что резидентами должны быть лишь люди из высшего руководства, но рамки полномочий и компетенции резидента должны быть максимально расширены. Это важно не только для успешного решения специфически профессиональных задач, но и для изучения политики и деятелей страны пребывания. Такое расширение представляется мне особо важным и для опытных разведчиков-нелегалов, связь с которыми неизбежно требует большего времени. Напротив, связывание рук разведчикам и резидентам чрезмерными ограничениями часто ведет к потере мобильности и эффективности, в том числе и в таком важном деле, как привлечение иностранной агентуры к сотрудничеству.
Другой реально существующий и особенно ощутимый «внизу» недостаток в работе Центра — подмена конкретной помощи общими директивами, в которых просматривается лишь желание переложить на резидентуры ответственность, особенно при возможных неудачах. Вместо того чтобы формулировать конкретные позиции, там часто прикрываются замечаниями вроде «мы вас предупреждали», « на вашу ответственность», «примите меры к повышению надежности» или «прекратите все сомнительные дела» (при этом остается неясным, какие именно дела Центр считает «сомнительными). И над всеми этими „страховочными“ директивами постоянное требование: „не снижайте активности“.
Придерживаясь на протяжении всех пятидесяти лет работы в разведке принципа «Быть активным!» и охотно работая с инициативными людьми, я всегда искренне удивлялся сотрудникам, пассивно относившимся к своим обязанностям, не желавшим прилагать дополнительные усилия. Замечу при этом, что люди такого сорта буквально на глазах как-то сдавали, старились не по годам. Правы, по-моему, те психологи, которые видят прямую зависимость между деловой активностью человека и состоянием его здоровья и утверждают, что лучше испытывать неприятные переживания, стимулирующие поиск, чем находиться в расслабленном состоянии пассивного довольства собой и всем миром.
Канадский ученый Селье не без оснований считал, что стресс — это «острая приправа к повседневной пище жизни». Он необходим, потому что «активизирует возможности организма приспосабливаться к меняющемуся миру», а «полная свобода от стресса равносильна смерти».
Относясь требовательно к себе, я стремился заражать таким же отношением к жизни моих коллег и подчиненных. Конечно, это далеко не всегда удавалось. С несколькими дремучими лентяями мне довелось встретиться и в Вене. Должен сказать, что больше всего мне несимпатичны две категории работников — лентяи и подхалимы. Как-то после длительных попыток заставить одного из сотрудников активизировать работу я поставил перед Центром вопрос о его досрочном откомандировании. Но, как оказалось, легко просить об откомандировании и трудно добиться этого, если за человеком нет никакого другого «криминала» кроме патологического безделья.
В таких случаях от нас требовали «воспитывать молодых сотрудников», «проявлять к ним внимание» и тому подобное, намекали на «пренебрежение» воспитательной работой. Выйти из этого заколдованного круга могла помочь только твердость позиции. Так я и поступил. Раз подразделение не пожелало взять на себя ответственность за досрочный отзыв оказавшегося не годным своего сотрудника, я, направив его в отпуск, категорически попросил Центр больше его в Вену не посылать. И хотя с мнением резидента посчитались, в Центре на совещаниях этот случай использовался как пример «недооценки» воспитательной работы. А о том, что бездельник отнимал у руководителя больше времени, чем десяток добросовестно работающих сотрудников, предпочитали при этом умалчивать.
Размышляя о резервах повышения конспиративности и эффективности в нашей разведывательной точке, я предложил Центру сократить штат резидентуры минимум на 10 процентов, отозвав малоспособных людей. Намерение у меня было благое, но я, видимо, упустил при этом из виду, как глубоко сидит в умах у многих знаменитый закон Паркинсона об аппарате, который сам себя создает, сохраняет и приумножает, независимо от воли отдельных лиц, его составляющих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Работая в Вене, я стремился выдвигать на ответственную работу наиболее способных сотрудников. Так, обязанности руководителя группы политической разведки временно исполнял Иван Алексеевич Ерофеев. Приглядевшись к нему, я внес предложение назначить его на этот пост. Центр не соглашался и хотел направить на эту должность другого человека. Я продолжал настаивать, аргументируя конкретными доводами. Только моя настойчивость и, вероятно, мой авторитет бывшего заместителя начальника разведки помогли решить этот вопрос положительно. Иван Алексеевич быстро доказал, что обладает не только высокими профессиональными качествами, но и организаторскими способностями. После возвращения в Центр он в короткое время продвинулся по службе: его направили в Бонн резидентом, присвоили звание генерал-майора. Жаль, что в начале 80-х годов он тяжело заболел и скончался. Из моих помощников в Вене помимо И.А.Ерофеева стали руководителями и получили генеральские звания еще четыре человека, что дает мне основание быть довольным тем выбором, какой я сделал в свое время.
История с Ерофеевым навела меня на многие мысли о существе связи «резидентура — Центр». Воспринимая Центр как некий коллективный штаб, «снизу» я все же явственно видел в его работе известные слабости. Серьезным недостатком мне представлялся тот парадокс, что большинство решений по предложениям резидентуры Центр принимает на основе «прошлой» информации. То есть поступающая из резидентур информация, какой бы оперативной ни была связь с Центром, неизбежно запаздывает, устаревает, так как часто непомерно большое время затрачивается на ее сбор и обработку в аналитических структурах.
Это запоздание часто, особенно в случае подготовки важных вербовок, может привести к тому, что пока, как говорится, «дойдет до дела», произойдут кардинальные изменения в положении кандидатуры потенциального агента или ситуации вокруг него. Вот почему чем больше полномочия резидента, особенно при проведении острых операций, тем готовящееся мероприятие более адекватно условиям, действительно существующим в данный момент.
Мое положение недавнего члена руководства внешней разведки делало меня более независимым по сравнению с коллегами в других странах. Я чаще мог брать на себя ответственность за проведение мер, требовавших, как правило, санкции Центра. Из этого, разумеется, не следует, что резидентами должны быть лишь люди из высшего руководства, но рамки полномочий и компетенции резидента должны быть максимально расширены. Это важно не только для успешного решения специфически профессиональных задач, но и для изучения политики и деятелей страны пребывания. Такое расширение представляется мне особо важным и для опытных разведчиков-нелегалов, связь с которыми неизбежно требует большего времени. Напротив, связывание рук разведчикам и резидентам чрезмерными ограничениями часто ведет к потере мобильности и эффективности, в том числе и в таком важном деле, как привлечение иностранной агентуры к сотрудничеству.
Другой реально существующий и особенно ощутимый «внизу» недостаток в работе Центра — подмена конкретной помощи общими директивами, в которых просматривается лишь желание переложить на резидентуры ответственность, особенно при возможных неудачах. Вместо того чтобы формулировать конкретные позиции, там часто прикрываются замечаниями вроде «мы вас предупреждали», « на вашу ответственность», «примите меры к повышению надежности» или «прекратите все сомнительные дела» (при этом остается неясным, какие именно дела Центр считает «сомнительными). И над всеми этими „страховочными“ директивами постоянное требование: „не снижайте активности“.
Придерживаясь на протяжении всех пятидесяти лет работы в разведке принципа «Быть активным!» и охотно работая с инициативными людьми, я всегда искренне удивлялся сотрудникам, пассивно относившимся к своим обязанностям, не желавшим прилагать дополнительные усилия. Замечу при этом, что люди такого сорта буквально на глазах как-то сдавали, старились не по годам. Правы, по-моему, те психологи, которые видят прямую зависимость между деловой активностью человека и состоянием его здоровья и утверждают, что лучше испытывать неприятные переживания, стимулирующие поиск, чем находиться в расслабленном состоянии пассивного довольства собой и всем миром.
Канадский ученый Селье не без оснований считал, что стресс — это «острая приправа к повседневной пище жизни». Он необходим, потому что «активизирует возможности организма приспосабливаться к меняющемуся миру», а «полная свобода от стресса равносильна смерти».
Относясь требовательно к себе, я стремился заражать таким же отношением к жизни моих коллег и подчиненных. Конечно, это далеко не всегда удавалось. С несколькими дремучими лентяями мне довелось встретиться и в Вене. Должен сказать, что больше всего мне несимпатичны две категории работников — лентяи и подхалимы. Как-то после длительных попыток заставить одного из сотрудников активизировать работу я поставил перед Центром вопрос о его досрочном откомандировании. Но, как оказалось, легко просить об откомандировании и трудно добиться этого, если за человеком нет никакого другого «криминала» кроме патологического безделья.
В таких случаях от нас требовали «воспитывать молодых сотрудников», «проявлять к ним внимание» и тому подобное, намекали на «пренебрежение» воспитательной работой. Выйти из этого заколдованного круга могла помочь только твердость позиции. Так я и поступил. Раз подразделение не пожелало взять на себя ответственность за досрочный отзыв оказавшегося не годным своего сотрудника, я, направив его в отпуск, категорически попросил Центр больше его в Вену не посылать. И хотя с мнением резидента посчитались, в Центре на совещаниях этот случай использовался как пример «недооценки» воспитательной работы. А о том, что бездельник отнимал у руководителя больше времени, чем десяток добросовестно работающих сотрудников, предпочитали при этом умалчивать.
Размышляя о резервах повышения конспиративности и эффективности в нашей разведывательной точке, я предложил Центру сократить штат резидентуры минимум на 10 процентов, отозвав малоспособных людей. Намерение у меня было благое, но я, видимо, упустил при этом из виду, как глубоко сидит в умах у многих знаменитый закон Паркинсона об аппарате, который сам себя создает, сохраняет и приумножает, независимо от воли отдельных лиц, его составляющих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82