- Может быть, - не возражал он.
Я взял фонарь и повернулся к выходу, двинувшись в направлении, в
котором уже жутко давно не двигался. Я обнаружил, что все еще могу
мысленно измерять расстояние по эху от моих шагов.
В скором времени я приблизился к стене, высмотрел нужный коридор и
вошел в него. Затем дело просто заключалось в подсчете шагов. Мои ноги
дорогу знали.
Дверь в мою камеру была частично приоткрыта. Я поставил фонарь на пол
и использовал обе руки, чтобы открыть ее полностью.
Она поддалась неохотно, со стоном.
Затем я поднял фонарь и вошел.
Мускулы мои затрепетали, а желудок сжался. Я начал дрожать. Мне
пришлось побороть сильный импульс рвануться и убежать.
Я не предвидел такой реакции. Я не хотел уходить от тяжелой, обитой
медью двери из страха, что ее захлопнут за мной и задвинут на засов.
Это был миг, близкий к чистому ужасу, пробужденному во мне маленькой
грязной камерой. Я заставил себя сосредоточиться на мелочах, на дыре,
служившей мне туалетом, на черном пятне, где я развел костер в тот
последний день.
Я провел левой рукой по внутренней поверхности двери, находя и
прослеживая пальцами борозды, выдолбленные моей ложкой.
Я вспомнил, какую работу проделали мои руки, и нагнулся изучать
выдолбленные канавки.
Они были совсем не такие глубокие, как показалось в то время, если
сравнить с толщиной двери. Я понял, как сильно я преувеличивал воздействие
этих слабых усилий вырваться на свободу. Я прошел мимо нее и осмотрел
стену.
Нечетко. Время и влажность поработали над уничтожением рисунка.
Но я еще мог различить контуры маяка Кабры, ограниченного четырьмя
чертами моей старой ручкой ложки. Магия рисунка все еще присутствовала
тут, та сила, которая наконец, перенесла меня на свободу. Я почувствовал
ее, не взывая к ней.
Я повернулся и встал лицом к другой стене.
Рисунок, который я сейчас рассматривал, поживал менее хорошо, чем
рисунок маяка, но, впрочем, он был выполнен в крайней спешке при свете
моих последних нескольких спичек. Я даже не мог разобрать всех деталей,
хотя моя память снабдила меня некоторыми из тех, что были скрыты. Это был
вид кабинета или библиотеки, с выстроившимися вдоль стен книжными полками,
письменным столом на переднем плане и глобусом рядом с ним. Хотел бы я
знать, следует ли мне рискнуть и почистить его?
Я поставил фонарь на пол и возвратился к рисунку на другой стене.
Уголком одеяла я мягко стер пыль с точки неподалеку от основания
маяка. Линия стала четче. Я снова протер ее, прикладывая немного больше
давления. Неудачно. Я уничтожил дюйм с чем-то рисунка.
Я отступил и оторвал широкую полосу от края одеяла. Оставшееся я
свернул и уселся на него. Затем медленно и осторожно я приступил к работе
над маяком. Я должен был добиться точного ощущения, как надо работать,
прежде чем попробовать очистить другой рисунок.
Полчаса спустя я встал и потянулся, после чего нагнулся и оживил ноги
массажем.
То, что осталось от маяка, было чистым.
К несчастью, я уничтожил примерно 20% рисунка, прежде чем обрел
ощущение текстуры стены и правильного поглаживания по ней. Я сомневался,
что в дальнейшем улучшу его.
Фонарь зашипел, когда я передвинул его. Я развернул одеяло и оторвал
свежую полосу. Я опустился на колени перед другим рисунком и принялся за
работу.
Спустя некоторое время я освободил то, что осталось от него. Я забыл
про череп на столе, пока осторожное движение тряпкой не обнаружило его
вновь, и угол противоположной стены, и высокий подсвечник.
Я отодвинулся. Протирать дальше было рискованно и к тому же,
вероятно, и не нужно. Он казался почти целиком таким же, каким был.
Пламя фонаря вновь затрепетало. Проклиная Роджера за то, что он не
проверил уровня керосина, я встал и держал свет на уровне плеча слева от
меня. И выбросил из головы все, кроме сцены передо мной.
Когда я пристально посмотрел на рисунок, он приобрел некоторую
перспективу. Миг спустя он стал совершенно трехмерным и расширился,
заполнив все мое поле зрения. Я шагнул вперед и поставил фонарь на край
стола.
Я обвел взглядом помещение. Вдоль всех четырех стен шли книжные
полки. Не было никаких окон. Две двери в противоположном конце комнаты
справа и слева напротив друг друга были одна закрыта, а другая частично
приоткрыта. Рядом с открытой дверью был длинный низкий стол, заваленный
книгами и бумагами. Открытые места на полках, ниши и выемки занимали
экстравагантные диковины - кости, камни, керамика, покрытые письменами
таблички, линзы, жезлы и инструменты неизвестного назначения. Огромный
ковер напоминал ордебильский. Я сделал шаг к тому концу комнаты, и фонарь
вновь зашипел. Я обернулся и протянул к нему руку. И в этот момент он
погас.
Прорычав ругательство, я опустил руку. Затем я медленно повернулся,
проверяя, нет ли каких-нибудь возможных источников света. С полки напротив
слабо светилось что-то напоминающее ветку коралла, и из-под закрытой двери
выбивалась бледная линия света. Я плюнул на фонарь и пересек комнату.
Дверь я открыл как можно тише. Комната, в которую она вела, была
пустой, маленькой безоконной гостиной, слабо освещенной все еще тлеющими
углями в ее единственном очаге. Стены комнаты были из камня и смыкались
надо мной в сводчатый потолок.
Камин был, вероятно, природной нишей слева от меня. В противоположной
стороне была устроена большая бронированная дверь, и в замке ее был
частично повернут большой ключ.
Я вошел, взял свечу с ближайшего стола, и двинулся к камину зажечь
ее. Когда я опустился на колени и стал искать среди углей пламя, то
услышал поблизости от двери тихие шаги.
Повернувшись, я увидел его сразу за порогом. Он был, примерно,
полутора метров ростом, горбатый. Волосы и борода у него были даже
длиннее, чем я помнил. Дворкин был одет в ночную рубашку, доходящую ему до
лодыжек.
Он держал в руке масляную лампу и его темные глаза вглядывались в
меня над ее покрытым сажей выходным отверстием.
- Оберон, - произнес он. - Пришло, наконец, время?
- Какое именно время? - переспросил я мягко.
Он засмеялся:
- Какое же еще? Время уничтожить мир, конечно!
Я держал свет подальше от лица, а голос на октаву ниже.
- Не совсем, - возразил я.
Он вздохнул:
- Ты все еще не убежден?
Он посмотрел вперед и вскинул голову, приглядываясь ко мне.
- Почему ты должен все портить? - спросил он.
- Я ничего не испортил.
Он опустил лампу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49