У нас должно хватить горючего отразить удар этих двух групп. С третьей расправятся свежие силы наших истребителей. Если они почему-либо задержатся, тогда только мы с Суламом можем броситься на третью стаю бомбардировщиков. Только у нас с ним останется бензин, потому что горючее у ведущей пары расходуется меньше, чем у остальных истребителей. Мы должны действовать как можно быстрее. И я, не медля ни секунды, устремляюсь в атаку, одновременно поторапливаю землю:
— Скорее высылайте помощь!
Земля не отвечает. Я снова передаю и запрашиваю, как она меня поняла.
— Мы не видим и не слышим никаких самолетов, — раздался ответ.
Не верится, что это идет с нашего командного пункта.
Запрашиваю пароль — все правильно, связь держу со своими. Значит, земля меня не поняла. И прежде чем атаковать «юнкерсов», снова информирую командира о противнике и прошу помощи.
— Ворожейкин, Ворожейкин! — открытым текстом отвечают мне. — Вас поняли. Действуйте!
«Действуйте!» Мы уже действуем, и действуем, рискуя где-нибудь приземлиться без горючего. Даже, может быть, на вражеской территории, ведь мы находимся не меньше чем километрах в пятидесяти от линии фронта.
Туманные слова земли тревожат, но нет больше времени на разговоры, и я ловлю в прицел заднего «юнкерса», летящего в правом крыле строя бомбардировщиков. Как всегда, подбираюсь снизу. В другом крыле у фашистов началось оживление. «Юнкерсы» спускаются вниз и приближаются ко мне. Понимаю, они хотят защищаться. Переговариваясь с землей, долго занимал исходное положение для атаки, этим дал бомбардировщикам возможность разгадать свой маневр. Нужно торопиться, пока они еще не стреляют. Надо хоть одного «юнкерса» завалить и расстроить правое крыло, а потом переключиться на левое.
Спешу. Уже вижу на крыльях опознавательные знаки. Еще чуть поближе. Сейчас… Я уже был готов полоснуть .»юнкерса», как перед глазами заструились нити вражеских трассирующих пуль. Они хлестнули по моему «яку». Что-то щелкнуло и вспыхнуло в моторе. Подбили? Этого еще не хватало!
Круто ухожу из огня. К счастью, «як» послушен управлению. Все в порядке! Сулам зорко стоит на страже, охраняя меня. Не теряя ни мгновения, подхожу под левое крыло бомбардировщиков. Враг хорош и быстро вписался в прицел. Нажимаю на кнопки оружия. Но оно молчит. Я жму еще. Молчит. В это время слышу, кто-то из летчиков отрывисто сообщает:
— Ухожу домой! Нет бензина.
— Я тоже, — откликнулся другой.
Вот оно, началось! Сейчас и у остальных кончится горючее.
А первая группа бомбардировщиков по-прежнему идет стройно и грозно. Меня душит злость. «Юнкере» сидит в прицеле, а я бессилен его уничтожить. Такого на «яках» со мной еще не случалось. Таранить? Но что это даст? Отрубишь хвост одному, а остальные отбомбятся.
Скорее наладить оружие! И я, опасаясь снова попасть под огонь вражеских стрелков, отскакиваю от них подальше и перезаряжаю пушку и оба пулемета. Пробую. Но огня нет. Очевидно, оружие повредили «юнкерсы».
— Судам, бей «лапотников», а я тебя прикрою! — приказываю Априданидзе.
Тот, словно только и ждал команды, мгновенно ринулся в атаку. Он нетерпелив и стреляет с большой дистанции.
— Судам! Подходи ближе!
Какое великое дело радио! Ты, как на земле, командуешь строем.
— Есть ближе!
Первую группу непременно нужно разбить. Это повлияет на остальных. Получив от меня команду, Кустов с Лазаревым, прекратив бой со второй группой, которую они уже разбили, спешат к нам на помощь. Вот загорелся один «юнкере», другой… Откуда-то сверху на защиту их опустилась пара «фоккеров». Значит, вышла из боя четверка Сачкова. Теперь над головами фашистских истребителей никто не висит, поэтому они и начали активничать. Я тут же атакую эту пару. Ведь врагу неизвестно, что у меня не стреляет оружие.
«Фоккеры», боясь попасть под огонь, крутятся возле меня, не беспокоя тройку «яков», расправлявшуюся с флагманской стаей бомбардировщиков. Я вижу, что она уже потеряла компактность строя и, сбросив бомбы, разворачивается на запад. Затлела слабая надежда отразить налет третьей группы. Ю-87 очень уязвимы и робки. Их стоит только тряхнуть — и они наутек.
— Пошли, Игорь, разгоним последнюю армаду, — говорю Кустову.
— Не могу! Всё!..
Через какую-то, минуту-две из боя без горючего уходят еще несколько самолетов. Мы остаемся вдвоем с Суламом. На нас сверху наваливается целая свора «фоккеров». Вести с ними бой бессмысленно, а к бомбардировщикам они не дают даже повернуться. Теперь на их стороне все преимущества. У нас же вот-вот кончится бензин. Последняя надежда на свежие силы.
Взглянул на часы. Тринадцать минут идет бон. По расчету, помощь должна уже подоспеть. Я и мысли не допускал, что она не придет. Жду. Наши истребители могут появиться где-нибудь в стороне. На поиск противника они не должны тратить ни секунды. Я обязан навести их на бомбардировщиков. Только при атаке с ходу наши истребители не позволят отбомбиться врагу. Вдвоем вертимся с «фоккерами». Мы теперь для них — единственный объект «развлечения». Солнце уже скрылось. Хотя наверху еще и светло, но на землю уже легла ночь. Как в темноте сядет Судам? У него сейчас остановится мотор, а он все еще продолжает драться. Больше его задерживать нельзя.
— Судам, иди домой! — говорю ему, досадуя на себя, что в азарте боя не отослал его раньше.
— Есть домой! — отвечает он.
Его «як» вываливается из окружения «фоккеров» и погружается в пучину уже потемневших облаков.
Увертываясь от фейерверка огня вражеских истребителей, я продолжаю метеором носиться в зоне прикрытия, ожидая помощи. Но где же она? Сколько можно ждать!
Третья стая «юнкерсов», никем не атакованная, уже подплывает к линии, за которой кончаются облака. Дальше открытая земля. На ней войска 38-й армии.
— Скоро ли придет помощь? — запрашиваю тревожно землю.
Все тот же голос спокойно отвечает:
— Мы не видим самолетов противника.
Словно от этих слов, мой «як» взревел и, будто захлебнувшись от злости, стих. Слух резанул чужой вой, вой «фоккеров». Остановка мотора не удивила. Меня взорвало поведение наземного командного пункта.
— Ах, вы не видите? Так полюбуйтесь! А я — на отдых!
«На отдых». Зачем сказал так? Сорвался. Гнев ослепляет, но, к сожалению, не лишает дара речи.
Заглохший мотор целиком захватил меня. Сейчас придется садиться в темноте. На пути до дома Днепр и Десна, леса и болота, поля, изрытые окопами и блиндажами. Встреча с такой землей ночью крайне опасна. Нужно обязательно долететь до аэродрома. А хватит ли высоты? Самолет безудержно падает вниз, и не в моей власти затормозить его снижение.
«Фоккеры», видимо, поняли, что у меня остановился мотор, и на какие-то секунды отступились. Для решительного и последнего удара им нужен разгон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Скорее высылайте помощь!
Земля не отвечает. Я снова передаю и запрашиваю, как она меня поняла.
— Мы не видим и не слышим никаких самолетов, — раздался ответ.
Не верится, что это идет с нашего командного пункта.
Запрашиваю пароль — все правильно, связь держу со своими. Значит, земля меня не поняла. И прежде чем атаковать «юнкерсов», снова информирую командира о противнике и прошу помощи.
— Ворожейкин, Ворожейкин! — открытым текстом отвечают мне. — Вас поняли. Действуйте!
«Действуйте!» Мы уже действуем, и действуем, рискуя где-нибудь приземлиться без горючего. Даже, может быть, на вражеской территории, ведь мы находимся не меньше чем километрах в пятидесяти от линии фронта.
Туманные слова земли тревожат, но нет больше времени на разговоры, и я ловлю в прицел заднего «юнкерса», летящего в правом крыле строя бомбардировщиков. Как всегда, подбираюсь снизу. В другом крыле у фашистов началось оживление. «Юнкерсы» спускаются вниз и приближаются ко мне. Понимаю, они хотят защищаться. Переговариваясь с землей, долго занимал исходное положение для атаки, этим дал бомбардировщикам возможность разгадать свой маневр. Нужно торопиться, пока они еще не стреляют. Надо хоть одного «юнкерса» завалить и расстроить правое крыло, а потом переключиться на левое.
Спешу. Уже вижу на крыльях опознавательные знаки. Еще чуть поближе. Сейчас… Я уже был готов полоснуть .»юнкерса», как перед глазами заструились нити вражеских трассирующих пуль. Они хлестнули по моему «яку». Что-то щелкнуло и вспыхнуло в моторе. Подбили? Этого еще не хватало!
Круто ухожу из огня. К счастью, «як» послушен управлению. Все в порядке! Сулам зорко стоит на страже, охраняя меня. Не теряя ни мгновения, подхожу под левое крыло бомбардировщиков. Враг хорош и быстро вписался в прицел. Нажимаю на кнопки оружия. Но оно молчит. Я жму еще. Молчит. В это время слышу, кто-то из летчиков отрывисто сообщает:
— Ухожу домой! Нет бензина.
— Я тоже, — откликнулся другой.
Вот оно, началось! Сейчас и у остальных кончится горючее.
А первая группа бомбардировщиков по-прежнему идет стройно и грозно. Меня душит злость. «Юнкере» сидит в прицеле, а я бессилен его уничтожить. Такого на «яках» со мной еще не случалось. Таранить? Но что это даст? Отрубишь хвост одному, а остальные отбомбятся.
Скорее наладить оружие! И я, опасаясь снова попасть под огонь вражеских стрелков, отскакиваю от них подальше и перезаряжаю пушку и оба пулемета. Пробую. Но огня нет. Очевидно, оружие повредили «юнкерсы».
— Судам, бей «лапотников», а я тебя прикрою! — приказываю Априданидзе.
Тот, словно только и ждал команды, мгновенно ринулся в атаку. Он нетерпелив и стреляет с большой дистанции.
— Судам! Подходи ближе!
Какое великое дело радио! Ты, как на земле, командуешь строем.
— Есть ближе!
Первую группу непременно нужно разбить. Это повлияет на остальных. Получив от меня команду, Кустов с Лазаревым, прекратив бой со второй группой, которую они уже разбили, спешат к нам на помощь. Вот загорелся один «юнкере», другой… Откуда-то сверху на защиту их опустилась пара «фоккеров». Значит, вышла из боя четверка Сачкова. Теперь над головами фашистских истребителей никто не висит, поэтому они и начали активничать. Я тут же атакую эту пару. Ведь врагу неизвестно, что у меня не стреляет оружие.
«Фоккеры», боясь попасть под огонь, крутятся возле меня, не беспокоя тройку «яков», расправлявшуюся с флагманской стаей бомбардировщиков. Я вижу, что она уже потеряла компактность строя и, сбросив бомбы, разворачивается на запад. Затлела слабая надежда отразить налет третьей группы. Ю-87 очень уязвимы и робки. Их стоит только тряхнуть — и они наутек.
— Пошли, Игорь, разгоним последнюю армаду, — говорю Кустову.
— Не могу! Всё!..
Через какую-то, минуту-две из боя без горючего уходят еще несколько самолетов. Мы остаемся вдвоем с Суламом. На нас сверху наваливается целая свора «фоккеров». Вести с ними бой бессмысленно, а к бомбардировщикам они не дают даже повернуться. Теперь на их стороне все преимущества. У нас же вот-вот кончится бензин. Последняя надежда на свежие силы.
Взглянул на часы. Тринадцать минут идет бон. По расчету, помощь должна уже подоспеть. Я и мысли не допускал, что она не придет. Жду. Наши истребители могут появиться где-нибудь в стороне. На поиск противника они не должны тратить ни секунды. Я обязан навести их на бомбардировщиков. Только при атаке с ходу наши истребители не позволят отбомбиться врагу. Вдвоем вертимся с «фоккерами». Мы теперь для них — единственный объект «развлечения». Солнце уже скрылось. Хотя наверху еще и светло, но на землю уже легла ночь. Как в темноте сядет Судам? У него сейчас остановится мотор, а он все еще продолжает драться. Больше его задерживать нельзя.
— Судам, иди домой! — говорю ему, досадуя на себя, что в азарте боя не отослал его раньше.
— Есть домой! — отвечает он.
Его «як» вываливается из окружения «фоккеров» и погружается в пучину уже потемневших облаков.
Увертываясь от фейерверка огня вражеских истребителей, я продолжаю метеором носиться в зоне прикрытия, ожидая помощи. Но где же она? Сколько можно ждать!
Третья стая «юнкерсов», никем не атакованная, уже подплывает к линии, за которой кончаются облака. Дальше открытая земля. На ней войска 38-й армии.
— Скоро ли придет помощь? — запрашиваю тревожно землю.
Все тот же голос спокойно отвечает:
— Мы не видим самолетов противника.
Словно от этих слов, мой «як» взревел и, будто захлебнувшись от злости, стих. Слух резанул чужой вой, вой «фоккеров». Остановка мотора не удивила. Меня взорвало поведение наземного командного пункта.
— Ах, вы не видите? Так полюбуйтесь! А я — на отдых!
«На отдых». Зачем сказал так? Сорвался. Гнев ослепляет, но, к сожалению, не лишает дара речи.
Заглохший мотор целиком захватил меня. Сейчас придется садиться в темноте. На пути до дома Днепр и Десна, леса и болота, поля, изрытые окопами и блиндажами. Встреча с такой землей ночью крайне опасна. Нужно обязательно долететь до аэродрома. А хватит ли высоты? Самолет безудержно падает вниз, и не в моей власти затормозить его снижение.
«Фоккеры», видимо, поняли, что у меня остановился мотор, и на какие-то секунды отступились. Для решительного и последнего удара им нужен разгон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103