Минута полета. Пять… Семь… Вечность…
Мой спаситель — мотор, с жалобным стоном, плача гарью и маслом, тянул и тянул, пока внизу не показалась равнина, не появился родной аэродром.
Твердо стою на земле и смотрю на багрово-красную зарю.
Хорошо бы завтра ненастье — отдохну!
Ура, товарищи!..
К началу августа наша авиация значительно усилилась количественно и качественно. Все устаревшие машины были заменены. Появились истребители новой марки — «Чайки». В нашу эскадрилью прилетела пятерка «И-16» с реактивным вооружением которого не было в то время ни в одной зарубежной армии. Активно начала действовать ночная группа тяжелых бомбардировщиков «ТБ-3».
Войска сосредоточенные в районе Халхин-Гола, были сведены в армейскую группу под командованием комкора Г. К. Жукова.
Для более тщательного наблюдения за действиями противника формировалась отдельная разведывательная истребительная эскадрилья. У нас в Союзе это была первая истребительная авиационно-разведывательная часть. Я был назначен в нее комиссаром.
Ясным августовским утром лечу к новому месту службы на новеньком «И-16» с четырьмя пулеметами. Пушечный истребитель не подходит для разведки: тяжеловат.
Вот и аэродром. Посадка разрешена. Горючего в запасе еще много. Надо ознакомиться с районом нового пристанища.
Беру курс в сторону линии фронта. Не успел отлететь, а уже заметна темная полоса Халхин-Гола и желтые песчаные барханы противоположного берега. До фронта так близко, что сюда может достать и артиллерия японцев.
В такой близости к переднему краю сидят только истребители-перехватчики. Что ж, будем, значит, летать и наперехват! Какой же истребитель усидит на земле, когда виден враг! Возвращаюсь.
На аэродроме только один «И-16». Приземляюсь и подруливаю к нему. Меня встречает длинный, худой лейтенант в выгоревшем шлеме и в изрядно поношенном реглане. Кожанка ему явно коротка, отчего лейтенант кажется еще более нескладным, долговязым. Губы большие и от сухости потрескались. Я представился.
— А-а! Значит комиссар ко мне? — с приветливой и по-детски непосредственной веселостью отозвался он, подавая руку; — Гринев Николай Васильевич.
Знакомясь, я уточнил, что назначен, собственно, комиссаром эскадрильи… Чернущие глаза Гринева настороженно скользнули по моему новому реглану. Сухое, костлявое лицо потускнело. Я заметил, что у него при этом нервно, как бы обнюхивая, подергивается верхняя губа и ноздри.
— Что, только прибыл в Монголию? Еще не воевал?
После моего ответа он успокоился и не без гордости заявил:
— А я здесь с первых стычек с самураями. Сбивать — сбивали, но судьба миловала — ни разу не был ранен.
Мы перешли к деловому разговору. Выяснилось, что назначенный начальником штаба эскадрильи капитан Василий Николаевич Борзяк уже вызван в штаб группы за получением задания. К обеду должны прилететь все летчики. С завтрашнего дня начинается работа по плану.
К середине дня все встало на свои места. Аэродром принял обычный вид. Самолеты, расположившись полукругом на расстоянии ста — двухсот метров друг от друга, находились в боевой готовности. Посередине стоянки — палатка командного пункта эскадрильи. Летчики, собравшиеся из трех истребительных полков, в ожидании совещания сидели возле палатки и вели между собой разговор, словно давнишние знакомые.
Женя Шинкаренко, кряжистый, низкорослый крепыш, «держал банчок», как в авиации называют такие вольные беседы. Его крупное смуглое лицо с темной синевой от чисто выбритой бороды, с густыми, сросшимися бровями на первый взгляд могло показаться угрюмым и злым. Но стоило ему открыть белозубый рот и произнести хотя бы два слова, как оно становилось на редкость симпатичным.
— Я говорю своему командиру полка, — продолжал Шинкаренко, — сжальтесь надо мной, не посылайте в разведчики. Я хочу драться с самураями в небе. А он; «Разведчики сталкиваются с противником еще больше, чем мы!..»
До нас донеслась суховатая, точно разрыв крепкого полотна, стрельба авиационных пулеметов Послышался отдаленный рокот моторов. В стороне фронта словно пчелиный рой, клубились самолеты. Гринев вскочил и, застегивая шлем, крикнул в палатку:
— Капитан Борзяк! Связь со штабом группы установлена?
— Штаб группы на проводе!
— Передайте: вылетаем!
Начальник штаба поспешно выскочил из палатки:
— Товарищ командир! Отставить вылет! Сегодня нам дан день на организацию…
— Какая там организация?! — гневно перебил его Гринев. — А если нас будут сейчас штурмовать, мы тоже организацией будем заниматься?
— Товарищ командир, — продолжал невозмутимо-спокойно Василий Николаевич, — нам приказано с завтрашнего дня, как только заметим самолеты противника, подниматься в воздух, не дожидаясь разрешения.
— Это другое дело! — Гринев расплылся в довольной улыбке и, сняв с головы шлемофон, приказал Борзяку: — А теперь доложи план нашей работы.
Весь район разведки — 200 километров по фронту и до 100 — 150 километров в глубину — делился на участки. Каждый участок предназначался для звена, которое должно изучить его до последнего кустика, до самой маленькой ямки, и держать под постоянным наблюдением, просматривая ежедневно не менее трех раз. Все дороги брались под особый контроль. Такая организация воздушной разведки, совместно с другими средствами, позволит нашему командованию с большей точностью знать расположение противника.
* * *
Никто не мог себе представить, что нам придется так много работать. Мы вылетали не только как разведчики, но и как перехватчики, и как постоянный резерв командования. Воздушные бои часто происходили над нашим аэродромом.
Но эскадрилья имела существенное преимущество в сравнении со всеми другими. Ожидая вылета, мы не дежурили в кабинах самолетов. Это помогало сохранять силы. У меня даже спина стала заживать. Во всяком случае, я уже мог переносить в полете порядочные перегрузки, не испытывая острых болей.
Ведя постоянные наблюдения за противником, мы видели, как с каждым днем прибывают его силы Сосредоточение наших войск тоже не могло ускользнуть от взора разведчиков. Мы понимали, что назревают большие события.
В воскресенье 20 августа нас разбудили раньше обычного.
— Наверно, японцы перешли в наступление, — проворчал кто-то.
— Нет, — раздался в двери юрты ровный голос Борзяка. — Получен приказ о нашем наступлении. Сегодня…
Василий Николаевич не договорил. Радостные возгласы заглушили его. Первыми из эскадрильи взлетели Шинкаренко и я. Нам было приказано с появлением нашей авиации над фронтом просмотреть, какие изменения произошли у противника за ночь. При этом нас строго-настрого предупредили, чтобы мы ни в коем случае не появлялись над передовой прежде, чем к ней подойдут первые эшелоны нашей авиации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19