– Это первое издание Карамзина. Я, кстати, видел его в реставрационных мастерских Центральной государственной библиотеки… Года три назад. Вот, собственно, и все…
Наступила пауза. Немец испытующе смотрел на Варфоломеева все тем же немигающим взглядом.
– Зачем вам эта книга? – не выдержал старик Гестаповец усмехнулся:
– Она нам очень нужна, господин Шпеер. Поэтому вы вскоре и отправитесь в Москву.
У Варфоломеев перехватило горло, и он сильно закашлялся.
– Вы шутите? – отдышавшись, прохрипел он. – Я больной человек и нуждаюсь в серьезном лечении. Кстати, что это за лекарство мне дали?
– Я отвечу вам, но после того, как мы закончим разговор.
Варфоломеев задумался. Гестаповец развернул карту Москвы:
– Итак, начнем по порядку… Герман Степанович замотал головой.
– Это невозможно. Да и чем я могу помочь? Упрямство Варфоломеева стало раздражать немца.
– Барон… Можно вас так величать? Герман Степанович кивнул.
– Вы думаете, я зря проделал такой длинный путь от Берлина до Витебска? Меня не интересует, «возможно» или «невозможно».
Гестаповец придвинулся ближе, улыбка исчезла с его лица, и оно стало каменным.
– Как это говорят в России: «Вперед и с песней» или… Варфоломеев понял, что спорить бесполезно. Он еще раз прокашлялся и неожиданно спросил:
– Хорошо. Допустим, я найду эту книгу. Но почему вы думаете, что я обязательно вернусь к вам?
– Вернетесь, – ласково произнес гестаповец. – Вы спрашивали про лекарство, которое вам дали? Что ж, это и есть гарантия вашего возвращения. Эта маленькая пилюлька уже разошлась по вашему организму. Шестьдесят дней ее частички будут дремать в вашей крови. Но через два месяца она начнет пожирать вас, и за несколько часов от ваших внутренностей ничего не останется. Но у этой плохой таблетки есть хорошая сестричка, которая может все вернуть назад…
Немец достал из кармана коробочку с пилюлями и потряс ею.
– У вас есть шестьдесят дней плюс-минус четверо суток, вы меня хорошо поняли?
Испарина покрыла лоб старика. Он облизнул пересохшие губы и тихо спросил:
– А поточнее нельзя?
Немец отрицательно качнул головой.
– Поточнее – нельзя.
Глава 9
Дома было темно и тихо. Только на кухне горел свет. Таня сидела за столом, уткнувшись взглядом в одну точку. Алексей снял в прихожей сапоги, вошел, расстегивая портупею, на кухню, поцеловал Таню в макушку, пододвинул табурет и сел напротив.
– Ты чего-нибудь сегодня ела? – спросил он. Она молчала.
– Танюш, так нельзя.
Алексей положил свою руку поверх Таниной ладони, но она резко отдернула ее.
– Аи, оставь. «Можно-нельзя». Таня встала и ушла в комнату.
За окном шел дождь. В такт дождинкам, бьющимся о карниз, Казарин отбарабанил пальцами по плите какой-то марш и тоже пошел в комнату. Таня лежала на диване, уткнувшись лицом в стену.
– Ну что ты за мной ходишь по пятам? – Танин голос был совсем чужим. – Оставь меня.
Алексей собрал всю свою волю в кулак и, присев на диван, заговорил:
– Танюш, так не может дальше продолжаться. Очнись…
Она неожиданно вскочила и села рядом.
– Я очнулась. Я давно очнулась! И что? Что я увидела? Я увидела полную бессмысленность своего существования.
– Не понимаю, – соврал Алексей.
– Не понимаешь? – разозлилась Таня. – Да уж куда тебе! Ты вообще ничего не хочешь понимать!!!
Алексей знал, что возражать бессмысленно. Он лишь подпер подбородок рукой, отвернулся и стал покорно в очередной раз слушать обвинения жены.
– Ты не понимаешь, что я одна. Одна с утра до ночи. У меня была дочь, но я ее потеряла. У меня есть муж, но я его не вижу… Да! У меня есть отец, который боится со мной говорить, потому что, кажется, влюбился.
– Ну а Петр Саввич тут при чем? – не выдержал Алексей. – У Верки погибли родители, он ей помогает, как может. Ведь они были его близкими друзьями.
Таня зло расхохоталась.
– Ха!!! «Помогает»! Того и гляди, скоро предложение сделает. Вот уж она удивится!
Начиналась очередная истерика. Казарин схватил жену за плечи и с силой привлек к себе.
– Танюш, по-моему, тебе надо успокоиться. И к тому • же… к тому же у тебя есть я.
Против Лешкиной улыбки Таня не смогла устоять. Она затихла в его объятиях, затем подняла к нему заплаканное лицо.
– Эх, Лешенька, ничегошеньки ты не понимаешь.
– Так ты мне объясни. Я, конечно, как все мужики, туповат, но…
Таня смотрела на него пустыми безжизненными глазами.
– Такое не объяснить… Даже тебе… Кушать будешь?
Над весенней Москвой поднималось яркое солнце. На чердаке старого дома бродил человек. Летная форма с капитанскими погонами ладно сидела на его крепкой, коренастой фигуре. Подойдя к окну, выходящему во двор университета, из которого также хорошо просматривался Александровский сад и Кремль, незнакомец поднял с пола ящик от комода, поставил возле заколоченного окна и сел. Закурив, он стал наблюдать сквозь щель между досками за тем, что происходило на улице.
В это же время Алексей Казарин стоял в сквере между Арсеналом и Первым корпусом, обдумывая ситуацию, сложившуюся за последние дни между ним и Таней. Хлопнула дверь подъезда, и на крыльце появилась Светлана с портфелем в руках.
– Алешка, ты что, заснул?
Прозевавший появление подопечной, Казарин привычным жестом поправил гимнастерку и сухо поздоровался:
– Здравствуйте, Светлана Иосифовна.
– Слушай, ты что – обиделся? Так это ты зря. Кстати, Вася звонил, передавал привет. Очень удивился твоему новому высокому назначению.
По Светкиному голосу было трудно понять – издевается она или говорит всерьез.
– Светлана Иосифовна, вы опоздаете, – на всякий случай так же сухо произнес Алексей.
Света прищурила глаза, внимательно посмотрела на Казарина снизу вверх, отвернулась и быстро пошла к Троицким воротам. Потом вдруг резко остановилась, и Лешка чуть не сбил ее с ног.
– Слушай, Казарин, если ты будешь вот так себя вести, я пойду к Власику или сразу к отцу.
– Слушай, Свет, пугай этим кого-нибудь другого, – спокойно ответил Алексей.
Они молча вышли из Троицких ворот, дошли до Кутафьей башни и свернули в Александровский сад. Казарин шел чуть позади, старательно вглядываясь в каждого прохожего. От всего этого он испытывал дикое раздражение. Сад, знакомый с детства, вдруг превратился в джунгли – за любым деревом могла подстерегать опасность.
И когда неожиданно из-за угла Манежа выскочил человек, что-то несущий за пазухой, Казарин схватился за кобуру. В руках появилась предательская дрожь, ноги одеревенели, и он замер, ожидая нападения. Но в следующее мгновение Алексею стало стыдно за свой испуг: предполагаемый террорист оказался всего-навсего худощавым пареньком, а за пазухой он нес завернутую в газету буханку хлеба.
– Казарин, – окликнула его Светлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Наступила пауза. Немец испытующе смотрел на Варфоломеева все тем же немигающим взглядом.
– Зачем вам эта книга? – не выдержал старик Гестаповец усмехнулся:
– Она нам очень нужна, господин Шпеер. Поэтому вы вскоре и отправитесь в Москву.
У Варфоломеев перехватило горло, и он сильно закашлялся.
– Вы шутите? – отдышавшись, прохрипел он. – Я больной человек и нуждаюсь в серьезном лечении. Кстати, что это за лекарство мне дали?
– Я отвечу вам, но после того, как мы закончим разговор.
Варфоломеев задумался. Гестаповец развернул карту Москвы:
– Итак, начнем по порядку… Герман Степанович замотал головой.
– Это невозможно. Да и чем я могу помочь? Упрямство Варфоломеева стало раздражать немца.
– Барон… Можно вас так величать? Герман Степанович кивнул.
– Вы думаете, я зря проделал такой длинный путь от Берлина до Витебска? Меня не интересует, «возможно» или «невозможно».
Гестаповец придвинулся ближе, улыбка исчезла с его лица, и оно стало каменным.
– Как это говорят в России: «Вперед и с песней» или… Варфоломеев понял, что спорить бесполезно. Он еще раз прокашлялся и неожиданно спросил:
– Хорошо. Допустим, я найду эту книгу. Но почему вы думаете, что я обязательно вернусь к вам?
– Вернетесь, – ласково произнес гестаповец. – Вы спрашивали про лекарство, которое вам дали? Что ж, это и есть гарантия вашего возвращения. Эта маленькая пилюлька уже разошлась по вашему организму. Шестьдесят дней ее частички будут дремать в вашей крови. Но через два месяца она начнет пожирать вас, и за несколько часов от ваших внутренностей ничего не останется. Но у этой плохой таблетки есть хорошая сестричка, которая может все вернуть назад…
Немец достал из кармана коробочку с пилюлями и потряс ею.
– У вас есть шестьдесят дней плюс-минус четверо суток, вы меня хорошо поняли?
Испарина покрыла лоб старика. Он облизнул пересохшие губы и тихо спросил:
– А поточнее нельзя?
Немец отрицательно качнул головой.
– Поточнее – нельзя.
Глава 9
Дома было темно и тихо. Только на кухне горел свет. Таня сидела за столом, уткнувшись взглядом в одну точку. Алексей снял в прихожей сапоги, вошел, расстегивая портупею, на кухню, поцеловал Таню в макушку, пододвинул табурет и сел напротив.
– Ты чего-нибудь сегодня ела? – спросил он. Она молчала.
– Танюш, так нельзя.
Алексей положил свою руку поверх Таниной ладони, но она резко отдернула ее.
– Аи, оставь. «Можно-нельзя». Таня встала и ушла в комнату.
За окном шел дождь. В такт дождинкам, бьющимся о карниз, Казарин отбарабанил пальцами по плите какой-то марш и тоже пошел в комнату. Таня лежала на диване, уткнувшись лицом в стену.
– Ну что ты за мной ходишь по пятам? – Танин голос был совсем чужим. – Оставь меня.
Алексей собрал всю свою волю в кулак и, присев на диван, заговорил:
– Танюш, так не может дальше продолжаться. Очнись…
Она неожиданно вскочила и села рядом.
– Я очнулась. Я давно очнулась! И что? Что я увидела? Я увидела полную бессмысленность своего существования.
– Не понимаю, – соврал Алексей.
– Не понимаешь? – разозлилась Таня. – Да уж куда тебе! Ты вообще ничего не хочешь понимать!!!
Алексей знал, что возражать бессмысленно. Он лишь подпер подбородок рукой, отвернулся и стал покорно в очередной раз слушать обвинения жены.
– Ты не понимаешь, что я одна. Одна с утра до ночи. У меня была дочь, но я ее потеряла. У меня есть муж, но я его не вижу… Да! У меня есть отец, который боится со мной говорить, потому что, кажется, влюбился.
– Ну а Петр Саввич тут при чем? – не выдержал Алексей. – У Верки погибли родители, он ей помогает, как может. Ведь они были его близкими друзьями.
Таня зло расхохоталась.
– Ха!!! «Помогает»! Того и гляди, скоро предложение сделает. Вот уж она удивится!
Начиналась очередная истерика. Казарин схватил жену за плечи и с силой привлек к себе.
– Танюш, по-моему, тебе надо успокоиться. И к тому • же… к тому же у тебя есть я.
Против Лешкиной улыбки Таня не смогла устоять. Она затихла в его объятиях, затем подняла к нему заплаканное лицо.
– Эх, Лешенька, ничегошеньки ты не понимаешь.
– Так ты мне объясни. Я, конечно, как все мужики, туповат, но…
Таня смотрела на него пустыми безжизненными глазами.
– Такое не объяснить… Даже тебе… Кушать будешь?
Над весенней Москвой поднималось яркое солнце. На чердаке старого дома бродил человек. Летная форма с капитанскими погонами ладно сидела на его крепкой, коренастой фигуре. Подойдя к окну, выходящему во двор университета, из которого также хорошо просматривался Александровский сад и Кремль, незнакомец поднял с пола ящик от комода, поставил возле заколоченного окна и сел. Закурив, он стал наблюдать сквозь щель между досками за тем, что происходило на улице.
В это же время Алексей Казарин стоял в сквере между Арсеналом и Первым корпусом, обдумывая ситуацию, сложившуюся за последние дни между ним и Таней. Хлопнула дверь подъезда, и на крыльце появилась Светлана с портфелем в руках.
– Алешка, ты что, заснул?
Прозевавший появление подопечной, Казарин привычным жестом поправил гимнастерку и сухо поздоровался:
– Здравствуйте, Светлана Иосифовна.
– Слушай, ты что – обиделся? Так это ты зря. Кстати, Вася звонил, передавал привет. Очень удивился твоему новому высокому назначению.
По Светкиному голосу было трудно понять – издевается она или говорит всерьез.
– Светлана Иосифовна, вы опоздаете, – на всякий случай так же сухо произнес Алексей.
Света прищурила глаза, внимательно посмотрела на Казарина снизу вверх, отвернулась и быстро пошла к Троицким воротам. Потом вдруг резко остановилась, и Лешка чуть не сбил ее с ног.
– Слушай, Казарин, если ты будешь вот так себя вести, я пойду к Власику или сразу к отцу.
– Слушай, Свет, пугай этим кого-нибудь другого, – спокойно ответил Алексей.
Они молча вышли из Троицких ворот, дошли до Кутафьей башни и свернули в Александровский сад. Казарин шел чуть позади, старательно вглядываясь в каждого прохожего. От всего этого он испытывал дикое раздражение. Сад, знакомый с детства, вдруг превратился в джунгли – за любым деревом могла подстерегать опасность.
И когда неожиданно из-за угла Манежа выскочил человек, что-то несущий за пазухой, Казарин схватился за кобуру. В руках появилась предательская дрожь, ноги одеревенели, и он замер, ожидая нападения. Но в следующее мгновение Алексею стало стыдно за свой испуг: предполагаемый террорист оказался всего-навсего худощавым пареньком, а за пазухой он нес завернутую в газету буханку хлеба.
– Казарин, – окликнула его Светлана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85